В глубине Великого Кристалла-2

– Все-таки ты ужасно большая. Ну, то есть взрослая. Ничему не веришь... И что я на почту ходил сегодня, не поверила.

– Про почту поверила, - смутилась Юля.

– Не сразу... Все изводишься из-за письма от своего Юрочки...

– Фаддей!

– Что "Фаддей"? Я же сказал, что будет письмо, только потерпи, а ты опять не веришь.

Юля печально сказала:

– Если бы знать, когда тебе верить...

– Всегда, - решительно ответил Фаддейка.

– Ага! И насчет монеты?
– не удержалась Юля.

"Ой, кто меня за язык дергает? Ведь он же подарил, не пожалел, а я..."

Фаддейка неторопливо подошел к Юле. Еще раз вытер о курточку руки. Взял Юлины ладони, раскрыл их. На левой лежала монета, его подарок. Фаддейка запустил пальцы в нагрудный карман, вытащил другую монету, положил на правую ладонь. И молчал.

Монеты были очень похожи. Только вторая, Фаддейкина, - гораздо чище. Фаддейка колупнул ногтем грязную.

– Сравни. Не видишь разве: эта только что из земли.

Юля посидела, глядя на могучие медные гривенники. Прижала их ладонями к щекам, - тяжелые и холодные. Жалобно попросила:

– Фаддейка, ты меня прости.

Он засопел, отобрал у нее монету - свою, чистую - и приставил к правому глазу, как монокль. А левый глаз прищурил, стрельнул искоркой и показал Юле язык. Потом вдруг спросил, подбросив монету:

– А похожа она на таргу, верно? КТО Я ТАКОЙ?

Все-таки Фаддейка уговорил Юлю переправиться через Талью вброд. Вечером, когда шли из библиотеки. И они переправились - где прямо по твердому песчаному дну, где по камням, где по плоским островкам, вылизанным волнами. Лишь раз Юля соскользнула с валуна и макнула в реку подол. А Фаддейка ускакал вперед, оглядывался, постреливал золотой искоркой и подавал советы.

– Сам не бултыхнись, - отозвалась Юля.

– Со мной ничего не будет, - хвастливо заявил он. И судьба наказала его. На берегу, на деревянном тротуаре, он зацепился ногой за щепку, и острый конец воткнулся ему в большой палец.

Фаддейка зашипел и сел на корточки. Зажал ногу.

– Ну-ка, покажи. Допрыгался, - морщась, проговорила Юля.
– Покажи, говорю... убери лапы!
– Она выдернула занозу, выдавила побольше крови. Фаддейка страдальчески сопел.
– Нечего пыхтеть, сам виноват... Перевязать надо.

– У меня платок есть...
– Он выдернул из кармана мятую пятнистую тряпицу.

– Убери эту заразу...
– Юля раскрыла сумку. По давней походной привычке она всегда носила с собой моток стерильного бинта.
– Ну-ка, дай... Не дергайся...

Через минуту на месте пальца красовалась ярко-белая култышка. Фаддейка с удовольствием пошевелил ею и сказал:

– Годится...
– И пошел впереди Юли, ступая на пятку. Снятыми морковными гольфами стегал по верхушкам сорняков.

– Прививку бы сделать, - нерешительно сказала Юля.
– Щепка грязнущая.

Фаддейка пренебрежительно шевельнул спиной:

– В меня знаешь, сколько уже всяких уколов навтыкано? И от столбняка, и от заражения. А в прошлом году даже от бешенства. Меня какая-то незнакомая псина тяпнула на рынке... Почему-то меня собаки не любят...

– Собаки, они знают, кого любить, а кого нет, - сумрачно объяснила Юля. Иди осторожней, а то опять напорешься.

– Собаки не такие уж умные. Если хочешь знать, лошади в сто раз умнее. Вот смотри...

У кривых ворот стояла гнедая брюхатая кобылка - она привезла телегу с сеном. Фаддейка бросил в траву обувь, нашарил в кармане серый от пыли кусок сахара, подошел к лошади и протянул ей угощение. Та нагнула голову, взяла губами сахар с ладони, захрумкала. Фаддейка бесстрашно обнял ее за шею, прижался веснушчатой щекой к лошадиной морде. Кобылка ласково косила глазом. Фаддейка сказал Юле:

– Видишь? Меня здесь каждая лошадь знает.
– И погладил на кобылкиной морде белое пятнышко...

Когда пришли домой, Фаддейка без приглашения просочился в пристройку, сел на чурбак и глянул на Юлю внимательно.

– А ты чего надутая? Из-за пальца моего? Или потому, что опять письма нет?

– Потому что письма, - призналась Юля.
– Каждый день хожу на почту как дура. Даже стыдно.
– Она с ногами села на постель и обняла колени.

– Будет письмо, вот увидишь...

– Откуда ты знаешь?
– грустно усмехнулась Юля.
– Ничего уже не будет.

– А ты откуда знаешь, что не будет?

Юля шмыгнула носом и сказала Фаддейке просто и честно то, что думала:

– Я далеко, а там красивых девушек много. А я некрасивая.

Фаддейка прошелся по ней деловитым взглядом, будто с кем-то сравнивал.

– Нет, ты это зря. Кто тебе сказал, что ты некрасивая?

– Эх ты, Фаддейка...
– вздохнула Юля.

– Нет, в самом деле...
– Он опять глянул деловито и оценивающе.
– Конечно, ты не такая красавица, как в кино. Но у тебя глаза красивые. И рот...

– Я жердина...

– Не жердина, а просто большая. У таких крупных женщин бывают красивые дети.

– Чего-чего?
– Юля спустила с постели ноги и заморгала.
– Слушай, Фаддей, я тебя сейчас выдеру.

– Вот тебе и на!..
– Он блеснул золотистым глазом.
– Я-то при чем? Это мама говорила. Не про тебя, а про нашу знакомую, про тетю Соню...

– Тете Соне и рассказывай такие вещи!

– А она и так знает... Она сама знаешь какая? Великанша кривоногая, а дочка у нее красавица. В музыкальной школе учится и на концертах выступает... Только ну ее...

– Почему?

– А она такая...
– Фаддейка взял пальчиками края выпущенной майки, как подол платьица, и повертел талией.
– Вся из себя модная. Я таких не люблю.

Юля загнала внутрь усмешку.

– А каких любишь?

Фаддейка опять глянул на нее, будто с кем-то сравнивая, но тут же отвел глаза и сказал серьезно:

– Ну... таких, как мама. Она у меня по правде красавица...
– Он снова пустил глазом насмешливую искорку и сморщил нос.
– А я вот уродился такое чучело.

Юля засмеялась:

– Ты не чучело, ты хороший...

– Конечно, хороший, - согласился он без лишней скромности.
– Хорошее чучело.

– Просто ты Фаддейка, - сказала Юля уже без смеха.
– Такой, какой есть. Единственный и неповторимый.

– Да...
– Он кивнул, сел рядом с Юлей, покачал ногой с забинтованным пальцем. Повернул к Юле лицо, и оба глаза были теперь темные и беспокойные. А почему я Фаддейка?

Юля удивилась его неожиданной тревоге.

– А что здесь плохого? Ты же сам говорил, что это имя тебе нравится.