В глубине Великого Кристалла-2

– Завтра после восхода...

– Фа-Тамир... Как зовут сотника песчаных волков? Он такой... глаза как у жабы.

– У кого, сет?

– А, вы не знаете... Ну, такие нахальные глаза. И круглое лицо.

– Наверное, это Уна-Тур... А что случилось?

– Ничего. Он мне не нравится, ведет себя нагло.

– Да. Но он храбр...

– Подумаешь, заслуга, - усмехнулся Фа-Дейк.
– Кто из иттов не храбр? Надо еще быть... человеком. Даже если называешься "волк".

– Сейчас жестокое время, Огонек, - вздохнул Фа-Тамир.

Фа-Дейк вздрогнул от неожиданной ласки, поднял глаза:

– Фа-Тамир, они поймали разведчика...

– Да, я слышал уже...

– Я подумал вот что. Когда печаль и погребение, обычай велит делать добрые дела... Может, отпустим его к своим?

– Доброе дело для врага - разве доброе дело?
– хмуро сказал маршал.

– Он же еще не взрослый, - виновато проговорил Фа-Дейк.
– Разве итты воюют с ребятами?

– Он разведчик. Значит, воин. Законы войны одинаковы для всех.

"У войны нет законов", - вспомнил Фа-Дейк. И тихо спросил:

– Правда, что его будут пытать?

Фа-Тамир отвел глаза. Пожал плечами:

– Если он сразу не скажет то, что знает. Но он ведь не скажет... пока не заставят.

– А что он знает-то? Ну, покажет стоянку и ход, который ему известен. А этих ходов десятки. Что толку?

– И все-таки... Еще одну ниточку перережем.

Фа-Дейк угрюмо молчал. Потом спросил, глядя в землю:

– А если бы я попался тауринам, меня тоже пытали бы?

– Едва ли! За сета запросили бы выкуп. Обошлись бы с почетом.

– А если бы я знал тайну, которая важнее выкупа?

Маршал подумал и сказал неохотно:

– Итты не позволят, чтобы вы стали пленником тауринов. Не бойтесь, сет.

– Разве я боюсь? Я не об этом...

Фа-Тамир положил руку на шлем Фа-Дейка:

– Огонек... Волки все равно не отпустят его. Это их добыча, а добычу по закону не может отнять никто. Даже король.

Фа-Дейк вскинул глаза:

– Даже король?

– Да... Кстати, сет, что говорил вам король в последние минуты? Итты ждут, что вы передадите его слова всем.

– Что?.. Я передам, да. Чуть позже, Фа-Тамир.

Он мягко убрал голову из-под ладони маршала и пошел не оглядываясь. Через пять минут он опять был у крайнего шатра. Воины-волки всё еще стояли там. Снова подтянулись, глянули на сета выжидательно и вроде бы почтительно.

Фа-Дейк лениво сказал:

– Я хочу посмотреть на пленника, Уна-Тур...

Сотник осклабился: любимец короля удостоил его обращения по имени.

– Как будет угодно сету. Идемте, сет...

Разведчика держали в хижине, сложенной из каменных плит. Уна-Тур отодвинул на щелястой двери бронзовый засов. Пропустил Фа-Дейка вперед.

В хижине было светло, колючее солнце било в широкие щели. Тощий темноволосый мальчишка, ровесник Фа-Дейка, сидел скорчившись в углу на камне. Он был босой, в узких кожаных штанах, стянутых на щиколотках ремешками, в мохнатой безрукавке. Тонкие голые руки в локтях и у кистей были перемотаны за спиной сыромятным ремнем.

Когда вошли, мальчик быстро повернул острое лицо с высохшими подтеками слез. В темных глазах мелькнули по очереди надежда на чудо, испуг, отчаяние. Он опять отвернулся, прижался плечом к стене. Но Фа-Дейк успел разглядеть его лицо. Мальчишка был, кажется, похож... Или показалось?

Или правда он похож на Вовку Зайцева из Фаддейкиного класса? На щуплого Вовку Зайцева, который боялся уколов, и над ним за это смеялись (и, было время, Фаддейка смеялся. Сначала. А потом не стал... А потом Вовка уехал). Этот Зайцев боялся уколов и плакал от обид, но обидчиков никогда не называл, если его спрашивали взрослые...

Фа-Дейк оглянулся на Уна-Тура. Сказал, пряча свои мысли под насмешкой:

– Волки стали так осторожны, что одного мальчишку держат связанным...

– Просто забыли развязать, - буркнул сотник. Шагнул к мальчику, чиркнул кривым кинжалом по ремню у локтей. Ремень ослаб, опал. Мальчик пошевелил локтями, освободил кисти. Но на Фа-Дейка и Уна-Тура не смотрел. Коротко, со всхлипом, вздохнул.

– Оставьте нас, - приказал Фа-Дейк сотнику.
– Может, я договорюсь с ним быстрее, чем вы... И закройте дверь.

Уна-Тур вышел. Дверь за ним бухнула излишне сердито.

Мальчик не двигался.

Фа-Дейк встал в двух шагах от него. Помолчал, томясь от неловкости, негромко спросил:

– Как тебя зовут?

Мальчик опять не шевельнулся, но ответил сразу:

– Кота...

Или Хота? У тауринов такой же язык, как у иттов, но говорят они мягче, с придыханием. Ладно, пусть Хота...

– Хота, ты проводник караванов?

Он медленно поднял лицо. Ну, в самом деле, так похож на Зайцева... Он сказал сипловато:

– Не проводник я... Просто ходил в песках, смотрел, где силки поставить на кротов. Мяса в крепости нет...

– Неправда, ты проводник и разведчик, - тихо сказал Фа-Дейк.
– Ты ставил знаки для каравана. И ты знаешь, где подземный ход...

Хота опять опустил голову. Грязными худыми пальцами тер кисти со следами от ремня. Зябко шевелил плечами.

"Тебя будут мучить", - хотел сказать Фа-Дейк, но не посмел. К тому же мальчишка это знал сам. Он вдруг проговорил еле слышно:

– Я знаю только один ход. А будут выпытывать про многие...

– Не будут. Всем известно, что каждый разведчик знает лишь один ход, свой... Если покажешь, тебя не будут... я попрошу, чтобы тебя отпустили.

Хота посмотрел прямо в лицо Фа-Дейку мокрыми блестящими глазами:

– Вы же понимаете, сет, что я не могу сказать...

– Ты меня знаешь?

– Да... Я видел вас со стены. Вы ехали на конях вместе с вашим королем...
– Он со всхлипом переглотнул и сказал почти! умоляюще: - Вы же понимаете, что я не могу сказать, где ход...

Фа-Дейк это понимал. Но понимал и другое: заставят.