В годы большой войны

Однажды они сидели втроем в отеле «Адлон» — Харро, Хорст и Герберт — в ресторане на первом этаже, который давно стал пристанищем эсэсовских офицеров, гестапо, абвера, здесь они засиживались до глубокой ночи.

— Я тебе вот что скажу, — говорил Харро Герберту Гольнову, — выброси ты из головы все эти мысли о фронтовых наградах. Сиди на месте! Если хочешь знать, для твоей карьеры нужно только знание английского языка. С ним не пропадешь. Вот тебе пример — Хорст Хайльман. Что бы он делал без языка со своими радиоперехватами? А у тебя все впереди. Зная языки, ты мог бы стать военным атташе в тех же Соединенных Штатах. Я тебе смогу в этом помочь, но ты без языка… — Харро развел руками.

— Я уже думал об этом, — над переносицей Герберта пролегла глубокая складка, — я занимаюсь сам, но у меня нет практики.

— Тогда найди преподавателя, дай объявление в газете… Это окупится.

Лейтенант Гольнов послушал совета Харро и дал объявление. Но предложений оказалось не много. Звонили студенты, желающие подзаработать. Это не устраивало Герберта. Потом позвонил профессор-языковед. Гольнов к нему поехал, но профессор заломил цену, которая была совсем не по карману.

— Не торопись, подожди, — успокаивал Шульце-Бойзен, — подвернется что-нибудь подходящее.

Через несколько дней раздался еще один звонок. Вежливый женский голос. Опытная преподавательница, просила заехать. Лейтенант растерялся, очутившись в роскошной квартире элегантной женщины Милдрид Харнак. Она помогла Герберту преодолеть смущение, рассказала, что преподает английскую литературу в университете и охотно поможет господину лейтенанту. Герберт запинаясь спросил о финансовой стороне дела, Милдрид отмахнулась:

— Это не главное, господин лейтенант! Мне самой будет приятно поболтать на родном языке… Если вас это устраивает, приезжайте завтра вечером. Я буду вас ждать…

— Ну, Герберт, тебе чертовски повезло! — воскликнул Харро, когда лейтенант Гольнов позвонил ему по телефону. — Поезжай. Никаких сомнений… Это как раз то, что и требовалось. Поздравляю!

С тех пор лейтенант Герберт Гольнов регулярно, два-три раза в неделю, с учебником английского языка приезжал на квартиру к Харнакам.

В гостиной старшего экономического советника Аренда Харнака всему этому предшествовал такой разговор:

— В моей голове возникла вдруг неплохая идея, господа, — говорил Харро, по привычке потирая руки, будто только что вернулся с мороза. — Есть у меня приятель, который работает в абвере, прекрасно осведомленный обо всем, что касается авиации. Вот если бы вы, Милдрид, взялись заниматься с ним английским языком? Как это сделать, я обдумал. Лейтенант Гольнов может быть нам чрезвычайно полезен.

— А каковы его взгляды? — спросил осторожный Харнак.

— По меньшей мере нейтральные. К Гитлеру относится иронически. Уверен, что очень скоро может стать его убежденным противником.

— В таком случае игра стоит свеч, — согласился Арвид фон Харнак.

В тот вечер разговор шел о привлечении новых людей, через которых можно было бы получить информацию. Харро сделал еще одно, совсем уж фантастическое предложение.

— Вы не представляете, что я придумал! — и Харро заразительно рассмеялся. — Послушайте, Либертас рассказала мне, что в Берлине объявилась новая гадалка — фрау Краус. Либертас ее хорошо знает. Что, если использовать в нашей работе эту Анну Краус? У нее богатая клиентура. Гаданья и всякие гороскопы теперь очень в моде…

— Не шутите, Харро, — остановил его Арвид. — Мы говорим о серьезных вещах. При чем здесь гадалка?!

— Нисколько я не шучу! Анна Краус — интеллигентная женщина, в прошлом драматическая актриса. Сначала она занималась оккультными науками просто ради развлечения, а теперь сделала гадание своей профессией. Муж ее был социал-демократом, чуть ли не членом рейхстага, погиб в концлагере… Так вот что предпримем. Будем сами посылать к ней нужных клиентов, предварительно сообщая ей сведения об этих людях, их профессии, склонностях, какие-то интимные подробности их жизни… А Краус станет рассказывать им все это, будто раскрыв по картам, по кофейной гуще и прочей гадательной чепухе. Поверьте, это произведет на ее клиентов ошеломляющее впечатление! Она станет говорить им о прошлом и будущем, выспрашивая о настоящем… Ну как? Мы сможем великолепно дурачить именитых клиентов фрау Краус!

Арвид Харнак скептически отнесся к идее Харро, но Милдрид поддержала Шульце-Бойзена:

— Почему бы не попытаться, Арвид, это так неожиданно. Надо учитывать психологию обывателей. Ведь занимается же Гиммлер алхимией, ищет философский камень, верит, что в него самого переселилась душа Генриха Птицелова…

— Да, да! Поверьте мне, — Харро все больше вдохновлялся собственной идеей, — к нашей гадалке еще явится и сам Генрих Гиммлер, осведомиться о своей судьбе… Направлять работу Анны Краус мы можем через Грауденца, она живет рядом с ним. Грауденц тоже рассказывал мне про гадалку.

— Это смешно, но можно попробовать, — сказал неулыбчивый государственный советник Арвид Харнак. — Однако меня все-таки куда больше интересуют такие люди, как инженер Кумеров — человек, который в совершенстве знает авиационное производство в рейхе.

— С инженером Кумеровом я уже встречался, — сказал Харро, — он сам предложил свои услуги. Именно от него получена информация о производстве заводов Мессершмитта.

— Я этого не знал, — ответил Харнак. — При всем этом главное — не забывать об осторожности…

6

Связь с Центром шла только через курьеров. Никаких радиопередач из Германии! Это было железным правилом. Было яснее ясного, что работа коротковолновых передатчиков тотчас же насторожила бы гестапо, подтвердила существование нелегальной сети в Германии. А это, в свою очередь, осложнило бы отношения между двумя странами — между Москвой и Берлином. Уж не такими они были добрососедскими даже и после того, как в августе тридцать девятого года был подписан договор о ненападении. Правда, с подписанием договора в немецкой пропаганде исчезли враждебные, агрессивные высказывания против Советского Союза. На самом же деле отношения между Москвой и Берлином оставались напряженными.

В эфире было спокойно. Радисты станции подслушивания и перехватов в Кранце на дежурствах изнывали от скуки. На всех диапазонах звучала музыка, были слышны голоса дикторов да угрожающие, либо хвастливые речи главарей «третьего рейха».

Функ-абвер, отдел по наблюдению за эфиром, в своих каждодневных рапортах начальнику имперской разведки ограничивался одной и той же лаконичной фразой: «За истекшие сутки тайных радиопередатчиков в эфире не обнаружено». Правда, иногда, это было очень редко, где-то на северо-западе от Кобленца в направлении Брюсселя появлялись и вскоре замолкали неизвестные радиопередатчики, посылавшие в эфир группы цифр, не поддающихся расшифровке. Специалисты из функ-абвера были склонны думать, что вероятнее всего эти передатчики принадлежат бельгийским радиолюбителям-коротковолновикам либо сигналы подают друг другу рыболовные суда, плавающие вблизи побережья. Во всяком случае, у абвера тревоги это не вызывало.

В середине ноября сорокового года на Ангальтский вокзал Берлина прибыла советская правительственная делегация для переговоров с Гитлером. Возглавлял ее министр иностранных дел Молотов. Делегацию встречали фон Риббентроп и фельдмаршал Кейтель, которых сопровождали официальные лица. В тот день впервые с момента существования фашистской Германии в ее столице прозвучали торжественные звуки «Интернационала».

На Ангальтском вокзале все соответствовало дипломатическому этикету. На перроне возвышалась огромная корзина цветов, задрапированная тонкой розовой тканью, а над нею — советский и германский национальные флаги.