В годы большой войны

Симпатии Шульце-Бойзена были на стороне испанских республиканцев. Ведь они боролись против ненавистного ему нацизма.

В недрах ведомства военно-воздушного флота завершали подготовку операции в тылу республиканцев. Она получила кодовое название «Гретхен». Операцию готовил специальный штаб «В», во главе которого стоял нацистский авиационный генерал Гельмут Вильберг. Мощный воздушный десант, сброшенный в районе Барселоны, должен был поддержать восстание франкистов на востоке страны. Генерал Вильберг полагал, что новая акция, несомненно, создаст перелом в войне против красных. Затянувшиеся боевые действия в Испании должны завершиться победой. Так думали на Лейпцигерштрассе. Харро Шульце-Бойзен знал в деталях об этом секретном плане. Знал, что над республиканской Испанией нависла большая опасность.

«Надо что-то делать… Как-то действовать, — думал Харро. — Но как?» Он поделился своими раздумьями с Либертас и Гизеллой Пёльниц — дальней родственницей, с которой дружил с детских лет. Они обе так же, как Харро, ненавидели фашизм.

Посоветоваться бы с Вальтером Кюхенмайстером, но на это Харро не решался. Года два назад Вальтера арестовали, бросили в концлагерь, затем выпустили «по состоянию здоровья»: даже нацистские доктора считали, что дни его сочтены. Но Вальтер отличался поразительной волей к жизни, казалось, эта воля парализует смертельный недуг.

Конечно, Харро доверял Кюхенмайстеру, но его смущало то, что Вальтер недавно вышел из концентрационного лагеря, за ним могло следить гестапо. Рисковать нельзя…

Гизелла сразу сказала:

— Двух мнений быть не может — нужно предупредить республиканцев…

Потом задумались: а если не поверят? Письмо-то анонимное, подумают, провокация…

Харро все же решил поговорить с Кюхенмайстером. Но не сказал об этом ни Либертас, ни Гизелле.

Харро Шульце-Бойзен долго ходил перед знакомым домом. Был поздний вечер. На пустынной улице горели фонари. Он прошел еще раз мимо дома и шмыгнул в подъезд.

Расхаживая по комнате, Харро взволнованно говорил:

— Плохо, Вальтер, складываются дела республиканцев в Испании.

Меланхолический Вальтер молча тер свой высокий лоб. Харро давно не встречался с приятелем, и его поразил изможденный вид Кюхенмайстера — туберкулез делал свое дело.

— А ты уверен, что это действительно так? — спросил Вальтер.

— Я сам держал в руках план «Гретхен», его черновой набросок… Все точно!..

Кюхенмайстер остановился перед Харро, закашлялся, вытер платком пересохшие губы.

— На стороне республиканцев сражаются немецкие добровольцы. План Вильберга направлен и против них…

— Ты прав, Вальтер! Что же делать?

— Надо предупредить.

— Ради этого я и пришел к тебе… — И Харро рассказал о плане, который предложила Гизелла.

— Письмо лучше переслать в Париже, — сказал Вальтер. — Кроме того, мы найдем иные пути сообщить республиканцам. Расскажи подробней о плане «Гретхен».

Вскоре Гизелла Пёльниц уехала в Париж, к отцу, который находился там на дипломатической работе.

Республиканское командование узнало о предстоящей операции «Гретхен». Воздушный десант под Барселоной был разгромлен, контрреволюционное выступление франкистов, приуроченное к высадке десанта, потерпело поражение.

Недели через две после возвращения Гизеллы из Парижа ее арестовали агенты гестапо. Это вызвало у ее друзей тревогу — не связан ли арест с анонимным письмом. Но тревога оказалась ложной. Через несколько дней Гизеллу Пёльниц освободили. На допросах она держалась уверенно, а гестаповцы не имели никаких доказательств в своих подозрениях по поводу поездки дочери видного гитлеровского дипломата.

Антифашистская группа Харро Шульце-Бойзена, сложившаяся к этому времени в Берлине, продолжала работать.

2

В детстве ее звали Буби-мальчишка, и еще Вильдфанг-сорванец, хотя конечно же у нее было настоящее имя. Дома девочка требовала, чтобы ее называли только Буби, как ребята на улице. Так и повелось — Буби и Буби…

Внешне Буби тоже больше смахивала на мальчугана — широко поставленные глаза, короткая стрижка, чуть вздернутый нос, на котором в летнюю пору густо высыпали рыжие веснушки. Ходила Буби в трикотажной, выгоревшей на солнце морской тельняшке, в залатанных штанах, предпочитая водить компанию только с мальчишками. Самой тягостной обязанностью ее было ходить в кирху, куда водила ее бабушка Матильда, заставляя одеться как полагается благопристойной девочке — в белую блузку, в наглаженную юбочку, на ноги начищенные башмаки.

Семья Буби жила на побережье Северной Германии в старинном ганзейском городе, рядом с которым тянулись песчаные дюны, росли вековые огненно-медные сосны, подступавшие к самой воде. Здесь и провела она свое детство, играя в морских пиратов, путешествуя по далеким странам под самодельными парусами на сколоченных бревнах, изображавших средневековые фрегаты отважных мореплавателей.

Когда после пожара в рейхстаге начался фашистский террор, Буби была уже взрослой девушкой. Ее отец, социал-демократ, очутился в концлагере на торфяных болотах у голландской границы, и все заботы по содержанию семьи легли на плечи непокорной, вольнолюбивой девчонки с мальчишечьим именем Буби. Она работала то продавщицей цветов, то машинисткой, то ткачихой на текстильной фабрике.

Было вполне естественным, что, не приемля фашизм, Буби вступила в подпольную антифашистскую организацию, а детское имя Буби сделалось ее подпольной кличкой. Но Буби всегда казалось, что она делает слишком мало. Подумаешь, дело — расклеить ночью листовки на стенах домов, обмануть полицейских, сбежав проходными дворами на соседнюю улицу… Ее романтическая, самоотверженная натура стремилась к большему.

Теперь она жила в Берлине, входила в подпольную группу Роберта Урига, токаря-инструментальщика, коммуниста, который объединил несколько сот антифашистов. Редчайший случай в гитлеровской Германии! Казалось бы — это капля в море бушующей коричневой тирании. Но разрозненные группки борцов, уцелевшие после разгрома компартии, немецкой социал-демократии, передовой интеллигенции, продолжали делать свое дело. Террор в стране продолжался. Сто шестьдесят тысяч немецких коммунистов — больше половины всей партии — были арестованы, загнаны в концлагеря, тысячи и тысячи их погибли в тюрьмах, под пытками, по приговорам нацистских судов. Не избежал репрессий и Роберт Уриг: несколько лет он провел в каторжной тюрьме, вырвался из нее и снова вступил в борьбу — по крохам собирал организацию, искал надежных людей, поддерживал связь с заключенными, которые продолжали томиться в тюрьме Лукау, переправлял им нелегальную литературу. Удалось даже передать самодельный детекторный приемник.

В итоге работы Урига и его товарищей в столице гитлеровской Германии возникла организация, в которую входило более двадцати коммунистических подпольных ячеек, созданных на крупнейших берлинских заводах. Работа продолжалась, Уриг нащупывал пути для связи с другими нелегальными группами.

Организация Роберта Урига в продолжение нескольких лет пребывала в глубоком подполье. Она заявляла о своем существовании лишь лаконичными листовками, появлявшимися на стенах домов, на афишных тумбах: «Партия жива, партия борется! Долой войну и фашизм!» Это приводило в бешенство агентуру гестапо. Но все попытки тайной полиции раскрыть подпольщиков-антифашистов были тщетными.

В этом подполье и работала Буби. За год до войны, до нападения на соседнюю Польшу, девушка стала связной в организации Урига.

Летом тридцать восьмого года в один из пасмурных дней в Штральзунд пришло грузовое судно «Мария-Луиза», названное так по имени старшей дочери владельца пароходной компании, занятой перевозкой шведской железной руды для германских сталелитейных заводов. Гитлер готовился к войне, ему нужен был металл для пушек, танков, для вооружения армии. Корабли под нацистскими флагами возили руду. «Мария-Луиза» курсировала по расписанию между Штральзундом и портами Швеции.