В лабиринтах памяти. Часть 2

— Можешь не стараться, — холодно прервала его Ева, поднимая вверх тонкую ладонь, — прибереги признания для Хлои. А нас с дочерью оставь в покое. Ты нам не нужен.

— Но вы нужны мне! — с горечью отозвался Элайджа, сбивчиво дыша, — Софи вернула мне эмоции. И теперь все будет по-прежнему…

— Серьезно? — вскинула бровь девушка, и ее голос дрожал от ярости, когда она приблизилась к мужу почти вплотную, склоняясь к его лицу, — по-прежнему не будет уже никогда! Я не знаю, для чего ты явился сюда, и мне на это плевать! Но ты должен немедленно уехать и забыть о нас, так, как делал это все три года, пока мы прекрасно жили без тебя! Убирайся к своей шлюхе-ведьме, которую ты предпочел мне и дочери!

— Ева, прошу…

— Я все сказала, — отмахнулась от него девушка, направляясь к двери, — Рик, прошу увези его в аэропорт.

— Птичка, постой! Я хочу видеть свою дочь!

Но Ева уже вихрем скрылась за порогом, за несколько секунд преодолевая лестницу и оказываясь в просторной кладовой дома Кэролайн. Только там она позволила себе откинуться на стену, зажимая ладонью, кривящиеся в рыдании губы. Ноги едва держали ее, и через мгновение Ева оказалась сидящей на полу. Элайджа все еще что-то кричал ей в след, а она слышала только одно слово.

Птичка! Птичка! Птичка!

Боль, сжавшая ее сердце, была такой сильной, что девушка расширила глаза, понимая, что не может дышать. Какой же она была дурой, когда считала, что смогла забыть его! Своего первородного мужа, один взгляд которого заставлял кости плавится в тебе, от чьего голоса мурашки бежали по телу, того, которого она до сих пор любила. Чувства, что, как ей наивно казалось, удалось победить за прошедшие три года, никуда не делись, а напротив — стали только сильнее. И вот теперь эмоции вернулись и к нему.

Ева покачала головой, до боли прикусывая губу. Было ли возвращение человечности достаточным основанием к тому, чтобы забыть всю ту боль, что ей довелось пережить, начиная с того дня, когда она видела Элайджу с Хлоей, заканчивая осознанием того, что ее любви оказалось недостаточно для того, что воскресить его эмоции?

Нет. Определенно, нет. И все же…

Лицо Евы было мокрым от слез, и она промокнула его краем свитера, пытаясь успокоиться. Однако, то обстоятельство, что ее муж, которого она должна ненавидеть больше всех на свете, сидел сейчас в подвале практически на расстоянии протянутой руки, не давало ей ни малейшего шанса это сделать.

И только осознание того, за стеной ее ждет дочь, которая едва пришла в себя после выброса магии, заставило девушку взять себя в руки. Очень медленно Ева поднялась с пола, поправляя одежду и приводя в порядок спутавшиеся волосы. Расстояние от кладовой до гостиной, где Софи сидела с Кэролайн и ее девочками, показалось ей тысячей миль. Когда же она, наконец, появилась в просторной комнате, дочь мгновенно бросилась к ней, размазывая по щекам слезы.

— Мама, а где папочка? Я сделала ему больно?

Ева подхватила плачущую Софи на руки, прижимая к себе. Она провела ладонью по спутанным локонам и мягко приподняла вверх маленький подбородок, заглядывая в мутные глазки.

— С ним все хорошо, детка.

— Тогда где он?! Я хочу к нему!

— Он просто…

— Я знаю, что он рядом, — сузила глаза девочка, — почему он не приходит? Он не хочет быть со мной?

— Очень хочет, — едва смогла ответить ей Ева, судорожно вздыхая, — но пока не может.

— Папа меня не любит?

На детском личике отразилась боль, и маленькие губки Софи задрожали, заставляя девушку сжать кулаки от собственной беспомощности. Чертов Элайджа Майклсон! Вот только врать дочери она не имела ни права, ни желания. А значит, оставалось только одно.

— Папа тебя любит, Софи. Но он уехал. И больше сюда не вернется.

========== Часть 40 ==========

Ева ушла, и волна боли затопила сознание Элайджи, так, что все окружающие предметы стали размытыми от слез, пока он все еще пытался докричаться до нее, безуспешно срывая голос. Эмоции были сильными, как никогда раньше, и Майклсон изо всех сил пытался взять их под контроль, пока отчаянье не накрыло его, окончательно сводя с ума.

Ева не хотела иметь с ним ничего общего, и он мог понять почему. Память услужливо восстановила перед ним картину их последней встречи, когда жена пыталась вернуть ему чувства. Теперь Элайджа не мог понять, по какой причине ей не удалось это сделать, ведь Софи хватило малейшего прикосновения. Одного взгляда в ее бездонные глазки оказалось достаточно, для того, чтобы он вновь стал собой. А Еву он любил ничуть не меньше.

— Мне жаль.

Ослепленный болью, Майклсон совсем забыл о присутствии Аларика, который, опустив арбалет, наблюдал за Первородным, задумчиво сдвинув брови.

— Мне, действительно, жаль. Но я сделаю так, как она сказала. Не обессудь.

Элайджа поднял на Зальцмана тяжелый взгляд, щуря темные глаза, и через мгновение его лицо окаменело, потому что вампир кое-что понял.

— Ты… — процедил он, — ты теперь с ней?

— Считаешь, что имеешь право требовать от нее верности? — вскинул бровь Рик, что окончательно привело Первородного в ярость.

— Она — моя жена.

— Была ей, — холодно отозвался Аларик.

— И есть! — рассвирепел Элайджа.

На несколько секунд в темной комнате воцарилось полная тишина, пока мужчины буравили друг друга горящими взглядами, играя желваками, прежде чем Зальцман покачал головой, кривя губы.

— Ты зря кипятишься, Майклсон, — с горечью проговорил он, — между нами ничего нет. Но вовсе не потому, что я этого не хочу. Ева — потрясающая. Лучшая женщина, что я встречал за свою жизнь. И она достойна большего, чем урод, вроде тебя, разбившей ей сердце. Жаль лишь, что она думает по-другому.

— Я знаю, какая она, — выдохнул Элайджа, пораженный словами Рика, — и знаю, что причинил ей боль. Но Ева и Софи — моя семья, и я не отступлю, пока не верну их.

— Ты слышал ее, — нахмурился Аларик, — я должен увезти тебя.

— Ты серьезно думаешь, что я не вернусь? — прищурился Первородный.

— Не вынуждай меня, — глухо отозвался Зальцман, направляясь на Майклсона прицел арбалета.

— А что, у тебя появился кол из белого дуба? — холодно усмехнулся вампир, не сводя пристального взгляда со своего собеседника, — иначе меня не убить. И я сомневаюсь, что Ева одобрила бы подобное.

— И что же ты предлагаешь мне сделать?

— Исполнить ее волю, — не медля ни секунды, ответил Элайджа, — отвезти меня в аэропорт.

— Это абсолютно бессмысленно, если через пару часов ты вернешься обратно.

— Но ты тут будешь уже ни причем.

— Считаешь меня идиотом, Майклсон? — разозлился Аларик, повышая тон, — Ева хочет, чтобы ты отсюда убрался.

— А я хочу вернуть ее, — прищурился Первородный, — и свою дочь. И никто не лишит меня права увидеть Софи.

При упоминании о малышке, лицо Рика немного смягчилось, но через мгновение вновь стало суровым.