В лабиринтах памяти. Часть 2

— Мы присоединимся к тебе, как только кое-что обсудим, милая, — тут же отозвалась Ева, часто кивая, — а ты пока займи нам столик у окна.

— Ладно, мамочка, — улыбнулась маленькая ведьма и перевела взгляд на Элайджу, — ты любишь малиновый пирог, папа?

Первородный только кивнул, осторожно опуская дочь на траву. Софи, в компании двойняшек направилась в столовую, и Ева, с которой вампир не сводил напряженного взгляда, не сказала ни единого слова до того самого момента, пока девочки не скрылись за тяжелыми дверями школы. Как только это случилось, жена вихрем оказалась рядом с ним, и ее тонкие пальцы сжали мужское запястье, потянув мужа за собой. Элайджа, не сопротивляясь, пошел вслед за Евой, которая остановилась лишь когда они достигли парка, и, развернувшись, толкнула его прямо в грудь, так что он едва удержался на ногах, ударяясь спиной о дерево.

— Какого черта ты здесь делаешь, Майклсон?

— Я пришел к своей дочери, птичка, — голос Первородного, в отличие от его жены, был абсолютно спокойным.

— Не смей! — окончательно разъярилась девушка, — не смей называть меня так!

— А как же мне называть тебя, жена?

Глаза Евы расширились, занимая пол-лица, и она вихрем бросилась на Элайджу с кулаками, не в силах больше контролировать эмоции. Первородному, не ожидавшего от жены подобного, понадобилось не мало сил, для того, чтобы скрутить ее, прижимая спиной к своей груди. Ее близость отдалась горячей волной по всему телу, и Майклсон почувствовал, как им овладевает желание. И почувствовал это не он один.

— Немедленно отпусти меня, — процедила Ева, пытаясь вырваться из стальных объятий, — ты не имеешь права прикасаться ко мне после всего того, что вытворял со своей шлюхой в течение трех лет.

— Мне нравится, что ты ревнуешь меня, птичка, — прошептал ей на ухо Элайджа, отчего жена забилась в его руках еще отчаянней, — я отпущу тебя, хотя мне этого совсем не хочется, только если ты дашь слово, что мы спокойно поговорим.

— Нам не о чем говорить!

— А я уверен, что есть. Например, о нашей дочери. Или о Себастьяне. Кстати где он?

Упоминание о брате застало Еву врасплох, и она обмякла в объятьях мужа, прекращая сопротивление. Ощутив эту разительную перемену, Первородный ослабил руки, и его жена мгновенно воспользовалась этим, вырываясь. Элайджа не успел и глазом моргнуть, как она скрылась в тени деревьев, оставляя его одного. Почти помимо воли на губах Майклсона появилась тонкая улыбка.

— Маленькая трусливая птичка, — прошептал он, зная, что жена его не услышит, — от самой себя тебе точно не убежать.

========== Часть 42 ==========

Ева оперлась ладонями о мраморную столешницу в женской уборной, разглядывая в зеркале свое лицо. Нежные щеки заливал алый румянец, бездонные глаза лихорадочно блестели. И причиной всему этому было то, что ее первородный муж, которого она должна была ненавидеть, сжал ее в своих объятьях.

Ева стиснула зубы, пытаясь выровнять дыхание. Она не должна чувствовать это. По ее телу не должны бежать мурашки от его близости, ее руки не должны дрожать от одного его прикосновения. Она не должна хотеть его.

Девушка прикусила губу, прикрыв глаза. Всеми силами Ева старалась воскресить в памяти картину их последней встречи, когда Элайджа на ее глазах предпочел Хлою, но вместо этого она увидела совсем другое. Маленький лесной дом, где он подарил ей кольцо. Старую церковь, ставшую свидетелем их свадебных клятв. Их завтраки в его доме в Маноске, когда она вместе с братом за обе щеки уплетали приготовленные Первородным блинчики.

Лицо Себастьяна было особенно ярким. Ева покачала головой, отгоняя от себя мучительные воспоминания. Себ бы наверняка встал на сторону Элайджи, но он был в колледже, и даже не знал о том, что к Майклсону вернулись чувства.

Их крошечной дочери удалось сделать это одним лишь касанием. В то время как она едва не позволила себя изнасиловать, надеясь тем самым достучаться до мужа. Но все ее усилия оказались напрасными. Элайджа остался с другой. Жил с другой три года. Три мучительных года, пока она заливала слезами подушку, корчась от боли.

Могла ли она забыть обо всем этом? Простить его, понимая, что муж отключил эмоции ради спасения ее брата?

Нет.

Хотела ли она быть с ним даже после всего этого?

Да.

Ева почувствовала, как ее накрывает волна отчаянья. Ее чувства к мужу никуда не делись, заставляя трепетать сердце от одного только прикосновения. Но было лишь достаточно для того, чтобы перечеркнуть три года боли? Хватит ли их для того, чтобы склеить разбитую вазу, которой теперь была их семья?

Мысли девушки прервал детский крик. И Ева застыла, узнавая голос дочери. Ей хватило нескольких секунд для того, чтобы оказать с наполненной учениками столовой. Софи сидела за столиком у окна, и ее черные глаза, наполненные слезами, впились в лицо матери.

— Где папочка?

Голос малышки дрожал, и Ева мгновенно оказалась с ней рядом, притягивая дочь к себе. Но Софи вовсе не хотела оказаться в ее объятьях, и маленькие ладошки уперлись в грудь Евы, когда дочь попыталась вырваться из ее рук.

— Зачем ты прогнала его?

Софи сузила глаза, вглядываясь в лицо матери.

— Все не так, детка, — попыталась оправдаться Ева, мягко поглаживая смоляные локоны дочери, — я вовсе не…

— Тогда где он? Папа обещал пообедать со мной!

— У него появилось неотложное дело, — мучительно подбирая слова, выговорила девушка, — но как только он освободится…

— Ты врешь! — не дала ей договорить Софи, и ее маленькое личико покраснело, а губки задрожали, — я хочу к папе!

Черные глазки наполнились слезами, и в следующий миг Ева с ужасом распахнула глаза, видя, как по телу дочери расползается голубой огонь, а окружающие их предметы начинают дрожать под воздействием магии, которую маленькая ведьма не могла контролировать. Сидящие рядом дети притихли, испуганно наблюдая за тем, как Софи, окруженная сиянием, громко плакала, от чего стоящая на столах посуда стала покрываться трещинами.

В следующий миг в столовой появились Кэролайн и Бонни, которые поспешили к Еве, едва держащейся на ногах. Магия дочери забирала у нее все силы, расходясь по коже голубым свечением, и девушка чувствовала, что продержится совсем недолго. Очень осторожно Бонни протянула руку к заходящейся в плаче малышке, и синий огонь немного утих, а Софи подняла мутный взгляд на ведьму, которая предельно аккуратно потянула ее на себя, забирая из материнских рук.

— Все хорошо, малышка, — тихо проговорила Бонни, глядя прямо в глаза Софи, — ты ведь не хочешь разнести своей магией всю школу? А ты это можешь, уж поверь мне.