В ответе за всё

Рядом, прижавшись к его плечу, стоит девочка. Волосы, заплетенные в десяток косичек, кажутся покрывалом волшебницы. Она держит его за руку, поддерживая и наполняя уверенностью.

Двое стоят на башне. Одни, на страже. И башня Водолея, из желтого теплого камня, неприступна, пока они всматриваются в темноту за стенами.»

Душа плюшевого медведя

Плюшевый мишка был бракованный, он не умел петь. Стоя на магазинной полке, в ряду таких же медведей, он ничем не выделялся. Но у других можно было нажать на лапку, и звучала колыбельная. Простенькая мелодия, исполненная гнусавым голосом, пропущенная через дешевый хриплый динамик. А наш мишка молчал. Чем несколько раздосадовал продавщицу.

Так бы и стоял мишка в витрине, если бы однажды его не купили второпях. Женщина торопилась проводить на поезд крестницу и купила в подарок первую попавшуюся игрушку. Так мишка попал к маленькой девочке. Он стал зваться Мишкой и засыпать вместе с девочкой в кроватке. Но по-прежнему он не умел петь.

Дети растут. Их игрушки сменяют друг друга, как бойцы на поле боя. У девочки появились другие мишки, кукла Маша и кукла Света. Машинки, кубики, мячики. И наш герой, немного потрепанный и выцветший, затерялся на дальней полке.

Однажды в доме девочки появился щенок. Маленький комочек задора и лая. Веселый меховой зверек. О! Щенок затмил все игрушки. Сколько счастья и радости он принес девочке. Какие игры они устраивали! Как радовались родители, глядя на них.

Но для каждого дня наступает свой вечер. Девочка легла спать в свою кроватку, а щенка положили в теплую корзинку. Такой специальный домик для маленьких щенков. Но щенку стало одиноко. Рядом не было его мамы, братьев и сестер. Ему стало очень тоскливо и плохо. И он заплакал. Пришли родители девочки и стали успокаивать. Они гладили его, ласкали, накормили теплым молоком. Но как только его клали в корзинку, он вновь начинал плакать. Тогда мама девочки, достала с полки нашего Мишку и положила его к щенку в корзинку. Щенок прижался к Мишке и заснул. Мама девочки была очень умной женщиной.

Так Мишка оказался в щенячьей корзинке. Днем щенок бегал и играл с девочкой, а ночью залезал в свой домик и, обняв Мишку лапами, засыпал.

Прошло несколько дней. Наигравшись с девочкой, щенок залез в корзинку отдохнуть. Неожиданно Мишка запел. Тихую колыбельную для своего маленького друга. Щенок испугался, пискнул, но успокоился и прижался к «плюшевой маме». Родители девочки рассмеялись, вот, мол, как, мы включить не смогли, а собака разобралась. А Мишка пел.

Шли дни. Мишка по-прежнему включал свою песенку для щенка. Сначала когда тот был рядом, потом и просто так. Всё чаще и чаще пел плюшевый медвежонок. А через неделю он начал включаться ночью, пугая спящую девочку и будя её родителей. Батарейки его садились, и песня звучала тягуче, хрипло.

В конце концов, Мишка начал петь без перерыва. Так что папа девочки взял ножницы, разрезал живот плюшевого медвежонка и достал музыкальный модуль. Пластиковая коробочка с парой проводов. Она замолчала сразу же. И больше никогда не играла. Живот медведя зашили, и игрушку положили обратно. Но через некоторое время мишку убрали на полку, потому что щенок выкинул его из корзинки и больше никогда не играл с ним.

Всё было просто. Щенок лизал игрушку и влага, просочившись, замкнула бракованные контакты. Но извлеченная из медвежонка электрическая схема не захотела работать. Даже когда её заново спаяли.

Иногда, видя этого медвежонка, я чувствую себя немного убийцей.

Законы человечности

Безмерно могущество твоё, и велика сила твоя. Бесконечным лабиринтом тянутся коридоры и галереи твоей твердыни, неисчислимые сокровища скрывают они. Но только одно по-настоящему дорого тебе. В маленькой комнате на пюпитре лежит древняя книга. Хрупкие от времени страницы пожелтели и потрескались, лишь прозрачный, как стекло, пластик не дает распасться им в пыль. В минуты сомнений ты приходишь и листаешь её, с трудом разбирая выцветшие чернила букв. Глубоким спокойствием наполняют тебя древние истины, чей нестерпимый свет освещает дорогу из тьмы веков в будущее. Иногда, ты спрашиваешь себя: что стало бы с твоим народом без этих истин, каким стал бы мир без них? И ответы пугают, заставляя год за годом переписывать книгу и отправлять во все известные тебе места, где живет твой народ.

Холодный звук далекого гонга отвлекает от ставших родными букв. Корабли! Ты с сожалением закрываешь книгу и, не скрываясь, вихрем летишь по коридорам. Младшие вассалы, не в силах заметить твоего присутствия, продолжают заниматься своими делами. Старшие оставляют работу и почтительно прикрывают глаза в знак восхищения и подчинения. Не обращая внимания на привычные знаки верности, достигаешь главной магистрали и возносишься к сердцу своей крепости – покоям владыки. Медлишь только секунду и сливаешься с цитаделью. Ты становишься своей твердынею, а она тобой. Ощущаешь мороз внешнего мира на выщербленных временем стенах. Шевелятся муравейником внутри сонмы вассалов, и далекими огнями на острых носах сигналят о приближении могучие корабли.

Повинуясь тебе, на пристани собираются старшие вассалы. По твоему приказу открываются врата порта, пропуская пришедшие корабли. Низкими трубными голосами приветствуют они тебя. Поблескивая слюдяными боками, темные туши вползают к пристаням, заполняя пространство тенью своей мощи. Рядом с ними вассалы кажутся суетящимися насекомыми у выброшенной на берег рыбы. Корабли застывают, закрываются врата порта. Ты пристально вглядываешься в открывающиеся трюмы.

Из темных провалов на пандусы сходней шевелящейся массой вытекает человеческая толпа. Люди. Тысячи людей. Ты бегло осматриваешь их, замерших при виде твоих слуг. Перед взглядом проплывают искаженные безобразной злобой лица, грязная, в пятнах блевотины одежда, засохшая бурыми потеками кровь, и пропитавшая мутные глаза ненависть. Мужчины и женщины, противные в своей похоти и безумии. Ты одергиваешь себя и даешь знак вассалам. Человеческая толпа, повинуясь приказам твоих слуг, двигается прочь от порта в темную кишку коридора. Ты благодарно киваешь кораблям - время поговорить с ними у тебя будет позже - и устремляешься за ушедшими.

Твои вассалы приводят толпу в зал очищения. Их железные руки срывают грязные тряпки с не менее грязных тел. Любые попытки к сопротивлению безжалостно подавляются тяжелыми ударами и зуботычинами. Необходимая жестокость, без которой потом будет во сто крат сложнее. Ты видишь на некоторых лицах стыд, и берешь их на заметку. Наконец бесформенная масса обнаженных тел, подталкиваемая металлом беспощадных рук, устремляется дальше. Не ожидая твоего приказа, младшие вассалы собирают разбросанную одежду и отправляют в открывшиеся пасти ненасытных печей.

Перед душевыми, куда пригнали людей, возникает драка. Её разнимают быстро и безжалостно. Кровь с разбитых лиц обагряет металл твоих слуг. Безумцы! Не имея ничего, они пытаются что-то делить. Становится противно, и ты оставляешь это жалкое зрелище и возвращаешься в свои покои.

До главного действа остается еще время, и ты приводишь мысли в порядок. Разбираешь документы на прибывших, пытаясь сбросить чувство омерзения от человеческой грязи. Минуты текут, и спокойствие овладевает тобой. Отвращение сменяет жалость к безумцам. Всё будет хорошо. Это уже не раз было, и ты всегда выходил победителем в схватке с пороками человеческими. Ты успокаиваешься и отправляешься в зал откровения.

Люди, чистые, пахнущие мылом, одетые в длинные белые рубахи, стоят в центре громадного зала. Каждый на своем квадрате, обозначенном на полу. В страхе они не смеют даже громко вздохнуть. Идеальным кругом стоят твои вассалы, готовые в любой момент пресечь попытку нарушить порядок.

Свет! Белый холодный и одновременно обжигающий свет обрушивается на людей, подгибая колени, придавливая к земле. Глубокие аккорды «фуги искупления №1» плывут по залу.

– Слушай, человек!
– густым бархатным голосом ты обращаешься ко всем сразу и к каждому в отдельности. Каждый чувствует на себе твой взгляд. Каждый человек остался один, в потоке слепящего света наедине с музыкой и твоим голосом.