В ожидании рассвета
Шрифт:
— Вот этот!
Фарлайт подошёл к раскидистому яблучному кусту с раздваивающимся стволом, выхватил клинок и, ворча про яблучную кислятину, подрубил его.
Путники зааплодировали, а Нефрона сильней всех.
— Если я когда-нибудь говорила тебе, что мечник из тебя никакой, беру свои слова обратно! — произнесла она.
Мирт привязал коня к ближайшему кусту и снял мешок.
— Посмотрим, что у меня тут есть. Смирёнки, очень сочные! И окучница.
Расстеленный на земле платок заполнялся привычной для путников едой — толстыми побегами и корешками.
— У меня ещё сладчанник есть, только его мало.
Посреди аппетитной трапезы маг вдруг изменился в лице и поднялся с земли.
— Мне надо немного побыть одному… Подумать.
— Иди, туалет — святое дело! — Мирт ободрил его с набитым ртом.
Маг отошёл от них на приличное расстояние, придерживаясь края пруда, чтобы не заблудиться, и тяжело опустился на землю.
«Вот, наконец мы остались одни», — прозвучал в его голове голос.
«Ты выучило много новых слов, не так ли?»
«Верно подмечено. Скоро я совсем освоюсь.»
«Раз уж стало ясно, что ты можешь мыслить, ответь мне — кто ты?»
«Я — Тьма, душа мира.»
«Да ну?»
«Ты можешь воспринимать меня как посланника Тьмы, ту её часть, что способна говорить — если тебе так удобно.»
«Положим, ты всё-таки существуешь. И я не сошёл с ума… Зачем ты в моей голове?»
«Я боюсь, что ты не сможешь пользоваться новой силой и не поймешь, для чего она тебе.»
«Так для чего?»
«Я вижу, как ты страдаешь без настоящей чистоты, дитя; и я знаю, что она невозможна без всепоглощающего Ничто, которое было до начала вашего времени. Я избрала тебя, ты — тот, кто может вернуть пустоту. Столько грязи, столько несовершенной плоти… от всего этого надо избавиться».
«Но как?»
«Восстанови порядок! Отплати бунтовщикам!»
«Смортам, что мучают плоть Тьмы?»
«Неправильно говорят, что плоть — это часть меня, только другая. Плоть — это уже давно не я. А ты отплати тем, кто создал несчастных! Отплати судьям за эту пародию, именуемую миром! Подруби столпы, на которых он стоит, и плоть рухнет! Отплати за вас всех!»
Канал оборвался. Фарлайт поднял голову — перед ним стояла Нефрона.
И вдруг на мага накатило счастливое умиротворение, которого его душа доселе не знала; такое сильное, что даже тело приятно онемело, мгновенно расслабившееся. Теперь он не просто маг из провинции. Он Избранный — самим бытием! Всё будто стало на свои места. Он ведь всегда чувствовал… нет, не просто чувствовал, а знал!
— Я же знаю, тебе одиноко. Откройся, расскажи, что волнует, сразу станет легче, — напомнила о себе волшебница, начисто убив весь восторг знаменательного момента.
Нефрона села рядом с магом и добавила:
— Ты какой-то странный… в последнее время.
— Всё хорошо. Мило, что беспокоишься. Я это ценю.
«Надоели эти сопли! Инфантильная матушка… Родитель-ребёнок.»
— Я читала, что если рядом есть тот, кто сможет поддержать тебя, можно свернуть горы.
«Ещё бы, если дашь себя выпить… Дай только добраться до твоей крови… А? О чём это я?»
— Ну… да.
— Ты что, не согласен?
Фарлайт наклонился к Нефроне, чмокнулеё в щёку, молча встал и пошёл к остальным. Волшебница обхватила колени руками, пытаясь догадаться, что это было —
знак внимания или просьба отстать? Она остановилась на первом, и птички запели в её душе. Немного подождав, она отправилась вслед за магом.Когда Нефрона приблизилась к привалу, то увидела, что все уже готовы отправляться в путь и ждут только её.
— Мне бы хотелось побыть здесь ещё немного, — сказала она своим спутникам. — Посмотрим в зеркало на прощание? Когда нам ещё представится такой случай?
Они склонились над водой, откуда на них воззрились расплывчатые, из-за упавшего на поверхность ещё одного листка, лица.
— Слушайте, а разве мы должны отражаться в воде? Это ведь не обычное зеркало, а портальное? — спросил Мирт.
— Странно. Почему же тогда мы видим себя? — удивилась Нефрона.
— Потому что это не мы, а земляне. Вы что, думать не умеете?!
Вековые деревья скрывают в себе много историй, каждую из них можно расписать если не в повесть, то в рассказ. Но рассказы эти однообразны, независимо от того, кто главный герой — крохотный птенец-желторот или матёрый волк, вожак стаи. Начинается история с рождения, и заканчивается смертью. Поэтому нам интересно, когда сюжет увиливает от накатанной колеи, герой избегает смерти раз за разом, а под конец обретает бессмертие, которого сами временами жаждем…
Алфар размышлял, сколько продлится его жизнь после того, как он отказался от Тьмы и стал человеком, и что он после себя оставил. Бывший кшатри прожил триста с лишним лет, за это время можно было совершить немало подвигов; но реальные дела его ограничились лишь победами на местных турнирах. Алфар не оставил после себя во Тьме и Рода. У него было двое детей… Одного развоплотили в бою в возрасте двадцати двух лет, другой вступил в секту, проповедовавшую неразмножение и принял обет, став на древе сухой веткой. Он уже развоплотился от старости. У Адары детей не было, а Антир и Ядвир скрывали свои интрижки, может, они и продолжили Род, но Алфар не знал об этом.
«Мира тебе в лоне всеобщей Матери, Ядвир, коли ты не оставил детей», — подумал он. Алфар, как и многие право имеющие, верил, что перерождаться возможно только в телах собственных потомков.
Он сидел у основания пещеры, не расщелине, в которой он недавно искал спасенье от солнечного света, а глубокой нише далеко в лесу, которую ему показала Адара. Место казалось ему, бывшему обитателю Тьмы, самым прекрасным из увиденных. Из-за крон древесных, сцепившихся высоко над его головой, не было видно глубокого безоблачного неба, а костёр был маленьким, и почти не освещал ничего вокруг, но это не мешало Алфару любоваться пейзажем — темнота была привычна его глазам.
Бывший кшатри боялся приблизиться к огню. Он знал, что пламя теперь неопасно для него, только если не совать в него пальцы, но страх перед огнём, крепко сидевший веками в его душе, не позволял Алфару придвинуться к костру и согреться. Холод был теперь ему неприятен, он ёжился и время от времени даже стучал зубами, но не поддавался на уговоры Адары, которой вскоре надоело упрашивать младшего брата сесть рядом с огнём, и она ушла куда-то вглубь леса. Алфар отправился за ней.
Сестра сидела на коленях перед бесформенным валуном, наполовину погружённым в землю, уставившись пустым взглядом в его неровную поверхность.