В ожидании рассвета
Шрифт:
— Что за камень?
— Могила, — ответила Адара после недолгой паузы.
— Могила?
— Здесь, на Земле, есть такое слово. Когда люди умирают в земном мире, их тело не тает. Останки обычно закапывают. Когда Абел… — её голос дрогнул. — Когда он умер, я выкопала яму и сбросила его туда. А камень мне помогли опустить туда местные, мне пришлось им заплатить. Сказала им, что Абела убили разбойники. Потом ушла из этих мест… тут всё мне о нём напоминало.
— Но ты снова здесь.
— Надоело мотаться. Местный колдун согласился учить меня магии этого мира. Она гораздо примитивнее той, что
Алфар обошёл камень, тот казался ему любопытным предметом, хотя ничего интересного в нём не было. Известие о том, что люди после смерти не растворяются, удивило его. Он попытался тянуть энергию из мира, но не вышло. То ли на Земле энергия имеет другую суть, то ли её здесь вовсе не было, но Алфар не мог ощутить её. Ему в голову пришло, что слова «энергия» и «чистая Тьма» часто употребляются в одном и том же значении, и загадка немного прояснилась для него. Он не стал больше думать об этом — предмет был мало ему интересен. Степенности и мудрости за долгую жизнь у него не прибавилось.
— Жизнь человека коротка, — пробормотала Адара.
— Знаю, — сказал ей брат, но тут же смутился, понимая, что слова не были адресованы ему.
— Пойдём отсюда.
Адара взяла брата за руку и повела к пещере. В её глубине поблёскивал огонёк; костёр, разведённый у входа, давно погас.
— Кто там? — Алфар напрягся и вслушался в лесную тишину. Раздалось тихое потрескивание, шедшее, несомненно, оттуда, где мерцал огонёк. Адара насторожилась, но тут же облегчённо выдохнула и произнесла:
— Чарун вернулся.
— Кто такой?
— Тот, кто меня учил.
Адара направилась в пещеру, жестом приказав брату следовать за собой.
Чарун был ужасно грязен и лохмат. Лишь когда Алфар пригляделся, то заметил серые, пуговками блестящие за длинными бурыми космами глаза и сильные руки, сжимающие камень странной обработки. Во что тот был одет, Алфар так и не понял — настолько истрепалось его одеяние.
— Это брат мой, Алфар, — громко произнесла Адара, как будто предупреждая какое-то действие. Бродяга пробормотал что-то, возмущаясь, что ему орут, как глухому. Адара обрадовалась чему-то и продолжила знакомство, только уже более ровным голосом.
— А это — Чарун.
— Это такое имя? — спросил Алфар.
— У меня нет имени, — рявкнул бродяга. Искра отлетела от его камня и ударилась о землю, произведя крошечный сноп других искр.
— Значит, вы земной маг?
— Я не знаю, что такое «маг»! Я — Чарун!
Адара схватила брата за руку, опережая следующий глупый вопрос.
— Я уже тебе говорила, что их магия очень примитивна, даже не знаю, можно ли называть это магией. Но мне удалось выучить пару трюков и превзойти учителя, — добавила она не без хвастовства.
— Это удивляет меня, — тихо, но очень чётко сказал Чарун.
— Да?
— Я подозреваю, что в тебя вселился бес. Глаза-то у тебя странные…
Алфар засмеялся.
— Бесы не могут вселяться! Они же всё время плотные! Вот уркюли другое дело…
Бродяга встал и грозно сверкнул глазами.
— Хочешь сказать,
знаешь о бесах больше чем я? Может, ты и есть бес?— С чего ты взял?
— Сейчас мы проверим, проверим, — злорадно протянул Чарун, он что-то поднял с пола пещеры и бросил Алфару. — Держи!
Тот поймал камень. Скверно огранённый, украшенный почти первобытным рисунком амулет.
— И?
Ночной гость казался обескураженным. Он с угнетённой миной выхватил камень из алфаровых рук и буркнул:
— Говорят, главные бесы могут брать тотем голыми руками.
— О, всю жизнь я был кшатри, теперь же меня произвели в бесы, причём главные! Кто у нас там главный бес, Адара?
— Гардакар?
— Нет, Гардакар главный над всеми демонами, а у бесов…
— Какая разница! Чарун, ты же видишь, что мой брат не бес? Ну что ты молчишь?
— Не знаю, что думать. Ты никогда не говорила, что у тебя брат есть!
— Не говорила, и что?
— Может, прогуляемся? — предложил Алфар, которому хотелось смотреть на деревья и цветы, а не голые стены пещеры.
— Ночью? — насторожился Чарун.
— Почему бы и нет, — Адара взяла своего учителя за руку и потащила на выход, пока тот снова не стал подозревать её брата в одержимости.
Они пришли к спокойному пруду, покрытому ряской. Поверхность его причудливо мерцала, отбрасывая блики на деревья, неплотным кольцом окружавшие водное зеркало.
— Волшебно! — проговорил Алфар, усаживаясь на берегу. — Так что, изгнание бесов из моего хрупкого тела отменяется?
— У меня и без тебя делов накопилось, — отозвался Чарун. — Не то что у всяких бездельников, которым один интерес — шататься по округе…
И он многозначительно посмотрел на Алфара. Тот мгновенно вспыхнул ненавистью.
— Если ты такой правильный, то что же сидишь, грязный и оборванный, в пещере?
Бродяга хмыкнул, давая понять, что драться он не собирается, это будто бы ниже его достоинства. Адара, предусмотрительно севшая между ними, впилась когтями в запястье брата, и Алфар умолк.
— Чарун из тех, кого называют оборотнями. Ему нельзя появляться в местных деревнях, а отсюда он уйти не может, так как черпает силу для чар из этого озера.
— Значит, нам всем грозит опасность? — обрадовался кшатри. Адара нахмурилась, подумав, что тот нашёл причину спровадить бродягу, но сразу же улыбнулась, догадавшись, что в её братце взыграл авантюризм, и сказала:
— Сейчас — нет, только в дни, когда ночное светило круглое.
— И что же происходит в эти дни?
— Точнее, ночи, — неожиданно произнёс Чарун. — Я становлюсь силён и ловок, как волк. И как волк, вою на луну, охочусь на людей… Если найду — перегрызаю глотку.
— Что такое волк? — спросил Алфар шёпотом у сестры.
— Животное.
— Это заразно? — этот вопрос бывший кшатри адресовал уже оборотню.
— Завтра посмотрим, — усмехнулся тот. — Если проснёшься, не обросши шерстью, значит, не заразно.
— Так ты скрываешь шерсть под своей смешной одеждой! И что, это никак не лечится?
— Может, лечится, только не знаю, как. Я в последнее время думаю, что это не болезнь, а дар, посланный мне Врохом, ведь я приобретаю нечеловеческую силу в такие ночи.