В ожидании рассвета

«Те, что ходили на землю за душами», — понял Фарлайт, и тут же услышал мысли того, чьими глазами смотрел:

«О, как долго я не мог этого сделать! И почему он выпускает нас сюда только в затмения, а не каждую ночь…»

Этот рыцарь с шумом втянул в себя весенний воздух, который хоть и пропитался уже загробной затхлостью, но всё ещё сохранил в себе отголоски запахов сена и зелёной травы.

— Человечий мир сегодня особенно прекрасен, как вам кажется?

Но братья, по-видимому, не разделяли его мнения. Средний, Антир, вонзился в него тусклым бездонным взглядом; а старший, Ядвир, небрежно бросил:

— Опять ты за своё. Не время болтать. Ну-ка, быстро нашли жертву.

Младший рыцарь пропустил сказанное мимо ушей, восхищённо разглядывая небо, а Антир нехотя спешился и вытащил из-за пояса длинный кинжал. В темноте блеснули два светящихся белых камня — глаза серебряной змеи на рукояти. Поигрывая оружием, он пошёл по улице, попутно заглядывая за каждую поленницу или кучу мусора.

Как только средний брат удалился, старший повернулся к младшему и спросил:

— Алфар, ты намеренно меня сегодня злишь, или тебе просто лень? Почему не идёшь вместе с ним?

— Я ему доверяю.

— Ленивый глупец, — усмехнулся Ядвир.

Антир уже возвращался, он тащил за собой что-то упорно пытающееся вырваться. Это был уже знакомый Фарлайту старик Сум.

— Вот всё, что мне удалось найти, — сказал Антир и бросил старика на землю. Тот сразу же перестал сопротивляться и застучал зубами от страха.

— И ещё один глупец, — проронил Ядвир. — Посмотри на него, ему уже лет шестьдесят! Для человека это очень много. Ни жизни, ни крови, одна лишь тонкая нитка, за которую он цепляется. Как же вы жалки, — сказал он уже старику. — Ваша жизнь так коротка, что вы успеваете только оставить потомство таких же бездумно живущих и размножающихся. Не так ли?

Антир посчитал это приговором старику, и, облизнув губы и проговорив «Молись, человек», замахнулся мечом и ударил плашмя, оглушив старика. Тело безжизненно упало к его ногам.

— Возвращаемся? — спросил Антир.

— Стой! — крикнул Ядвир. — Я чувствую другую душу… сочную, истекающую чувствами.

— Ты о той? — спросил Антир, тыча пальцем в большую, но почему-то трещавшую по швам бадью.

— Да нет же, — отмахнулся старший всадник, а глаза его алели, словно бесий плащ. — Туда гляньте.

Вдалеке виднелся белый силуэт, который двигался из леса им навстречу. Когда силуэт приблизился, стало различимо, что это темноволосая девочка в белом платье. Можно было предположить, что она собирала в лесу грибы или ягоды — в руках её была корзинка, накрытая платком, но затмение её там застало, и теперь она спешит обратно в деревню. Хотя… Что могла делать девочка лет двенадцати-тринадцати в лесу в такую рань? Скорее всего, собирала еду к завтраку для семьи. Кто знает.

— Вам её не жаль? — проговорил Алфар.

Ядвир расхохотался.

— Какие мы сегодня благородные! Когда на первой охоте ты лично отправил на тот свет такую же девку, ненамного старше этой — помнишь? Тебе тогда её жалко не было. Или слепого парня девяносто земных лет назад?

— Но она… не знаю. В ней что-то есть.

Антир неодобрительно посмотрел на младшего брата, а Ядвир обнажил меч.

— Всё, ты вывел меня из себя. Будем биться!

— А ты тоже? — Алфар посмотрел на Антира. — Ты с ним согласен?

— Чем младше жертва, тем приятней, — ответил тот кратко.

Алфар покачал головой.

— Нет. Берём старика.

— Мой брат, имеющий наглость именоваться служителем Тьмы, сошёл с ума! — вскричал Ядвир и схватился за голову, но тут же услышал удивлённый возглас Антира:

— О, корм пришёл к нам сам!

Девочка стояла на расстоянии десятка шагов от всадников. Стояла в своём простом белом платье и глядела на них, не испуганно и даже не удивлённо, а скорее равнодушно.

— Что с ней такое? — спросил младший всадник.

— Потрясение. Какая нам разница? Антир, хватай, пока она не очухалась.

Антир взял из рук брата кинжал, но визг заставил его вздрогнуть. Все посмотрели на девочку, но та стояла как ни в чём не бывало.

Кричала Има. Оказывается, Сум, который вовсе не был оглушён, а только притворялся, отполз к бочке и пытался в ней спрятаться, пропуская мимо ушей имины возмущения, что места больше нет. Потом старик, не отдавая себе отчёта, начал трясти бадью. Страх снова придал ему сил, бадья опрокинулась, Има вывалилась, а старик между тем быстро занял её место. И вдруг в Име проснулось какое-то чувство, что было сильней стремления выжить. Има не стала вытряхивать старика из бадьи, а завизжала:

— И-и-и! Сиротку не трожь! На помощь, люди-и!

Ядвир пнул её, но та схватила его ногу и, визжа, попыталась укусить. Антей попытался прийти на помощь брату.

— Она под действием чар! — вскричал он. — И эти тоже!

А девочка кивнула Алфару, чтобы он следовал за ней.

Рыцарь взял своего пустоглазого коня за поводья и повиновался, бросив братьев, которые отбивались от крестьян, вдруг накинувшихся на них толпой, как разъярённые псы. Братья резали, рубили, но люди не утихомиривались даже с отсечёнными конечностями.

Тем временем Тьма, ставшая властительницей мира на несколько минут солнечного затмения, медленно отдавала державу и скипетр Свету. На небе отчётливо сиял слепящий серп Солнца. Доля Света на земле неумолимо ширилась, отодвигая границу с Тьмой. И граница эта бежала к деревне.

* * *

Изо рта лошади шла пена. Она затравленно неслась по полю. Алфар держал перед собой девочку в светлом платье, которая задумчиво гладила мокрую шею лошади. Он мельком посмотрел ввысь, затем назад — их преследовал Ядвир.

«Сверху враг, сзади враг, и неизвестно, какой хуже. Шанс есть, но маленький. Ещё немного, ну…»

Ядвир начал погоню на приличном расстоянии от брата; но как тот ни гнал свою лошадь, расстояние между ними неумолимо сокращалось — Ядвира несла на своих крыльях слепая ярость — та, что сносит города и разбивает надежды, та, благодаря которой свершены были величайшие поступки в истории.

— Опомнись! Приказываю, остановись!

И в эту же секунду над долиной раздался крик ужаса. Граница света и тени достигла Ядвира, конь под ним, вспыхнув, рассыпался прахом, а сам всадник, неистово крича, катался по земле, сбивая огонь. Когда Алфар обернулся, он увидел лишь обуглившиеся останки. Но некогда ему было разглядывать их — казнь его брата могла стать и его казнью.