В пепел

До тех пор, пока не вернулся Пепел, сломавший напряжение. Уже с порога он увидел как Лаис отвела, наконец, взгляд от зеркала, тряхнула головой и резко провела расческой по волосам. Слишком резко — скользкий шелк все-таки чуток разъехался. Мужчина выдохнул сквозь зубы.

Дари сделал пару шагов, ненавязчиво перекрывая Ретену поле зрения и при этом не сводя с него глаз:

— Сестричка, — он положил руку ей на плечо и слегка сжал пальцы, — лучше не дразнись так, если… не хочешь. Поверь моему опыту бордельного жителя, он слишком давно не кормлен, чтобы сдерживаться. Или это у него из-за тебя крышу совсем рвет. В общем, я предупредил.

— Поняла, — глухо отозвалась Лаис, опять не отводя взгляд от Ретена и при этом на ощупь, не слишком ловко, пытаясь прикрыть вырез.

— Дари, иди… погуляй немного, — изменившимся голосом попросил… нет, приказал Ретен. И тот, верно оценив ситуацию, ужом выскользнул в кухню, громыхнул засовом черного хода и захлопнул за собой дверь.

Х-ха! Можно подумать, он не у мамы Луры вырос. И не знает, что там сейчас происходит. Наверняка, прям как в книжках, что иногда валялись на диванах в заведении, открытые на о-очень занимательных картинках.

Вот он поднимается из-за стола и начинает приближаться к ней шаг за шагом, гипнотизируя тяжелым от неуемного желания взглядом. Она неуверенно отступает перед этой властной мощью, пока не почувствует спиной стену. Он руками упирается в эту стену с двух сторон, лишая ее даже иллюзии выбора… склоняется к ее лицу… она, в ответ, трепещет ресницами и нервно проводит кончиком языка по губам, от чего его дыхание становится совсем тяжелым, а руки, наконец оставив стену в покое, обхватывают ее талию и становятся все настойчивей…

Звяк!

Пощечину было слышно даже из-за двери. Похоже, что-то там все же пошло не так. Ну да ничего. С первого раза получается далеко не у всех, это Пепел тоже знал. Поэтому усмехнулся и учесал подальше на чердак. На всякий случай. Чтобы заодно не перепало и ему.

Ретен пришел туда пару минут спустя. Уселся рядом. Помолчал.

— Дари, — голос у него звучал устало, — может хоть ты знаешь, что я сделал не так? Исходя из своего богатого опыта бордельного жителя? Я же видел, она тоже… Н-да.

— Тебя что, никогда раньше не обламывали? — непритворно удивился мальчишка.

— Вот чтобы так — нет.

— А, понимаю. Краса и гордость всего и вся. Бывает, чо уж, — откликнулся Пепел. — Но это хорошо, что ты не стал настаивать.

— Да что ж я, подонок? — Ретен даже не оскорбился из-за безмерного удивления.

— Вот именно. Так что сильно ты не облажался. Просто… дай ей время, что ли? И… воздух. Сдается, для Лаис второе даже поважней будет.

— Думаешь? — Ретен помолчал еще немного, а потом спросил: — Так сейчас мне уйти?

— Ни в коем разе! — оживился Пепел, — Сиди спокойно. Сейчас прочухается, поймет, что сама виновата и явиться как ни в чем не бывало. Она ж не дура.

— Не дура, — согласились с ним.

— Так что пусть осознает чего лишилась. А мы пока отдохнем. Чую, денек сегодня опять тот еще будет, — он с наслаждением откинулся на спинку ободранного колченогого диванчика, явного видавшего прошлый век, и тут же чихнул из-за облачка поднявшейся от него пыли. — Вот только бы еще пожрать чего…

Ретен философски пожал плечом, достал из кармана складной нож, развернул со звонким щелчком и принялся отвлекать себя привычно и не спеша ровняя ногти.

Пепел, явно собравшийся едко пройтись по этому поводу, вдруг передумал и подсел поближе:

— А ваши недостриженные ногти на мизинцах… это у вас в Шант Эли знак такой, да? Для своих?

— Что-то типа того, — ответили ему.

— А чего ж так простенько? Я вот, например, тоже могу…

— Не советую, — равнодушно отозвался Ретен. — Риск не оправдан.

— Почему?

— Если кто из наших узнает — вырвут с корнем. Или с пальцем.

— Да ладно, — не поверил Пепел. — За что?

— За попытку казаться тем, кем не являешься.

— Н-да… Что-то вы сурово.

— Нормально, — отрезал Ретен складывая и убирая нож, потому, что услышал приближающиеся шаги.

На осознание Лаис потребовалось даже меньше получаса, после чего она явилась на чердак действительно как ни в чем не бывало, осторожно подбирая юбки плотного серо-зеленого платья, застегнутого по самое горло.

— Идемте вниз, я там яйца поджарила. С хлебом. Больше все равно ничего нет. Заодно решим, что делать будем.

— Благодарим, леди, — очень ровно, под пристальным взглядом Пепла откликнулся Ретен. — Это будет весьма кстати.

— И заканчивайте звать меня леди, все равно с вашими интригами уже не успею к такому привыкнуть — прибьют раньше. Просто Лаис, пожалуйста. Этого достаточно.

— И ты не вздумай называть его рессом, — подключился к беседе Пепел. — Просто Ретен. Так?

— Так, — подтвердил тот, — и лучше на ты. Это выглядит как-то… естественней.

Пепел хмыкнул, но постарался сделать это незаметно. Да уж, после того, что у них там внизу случилось, выкать друг другу действительно было бы несколько… ээ… неестественно.

Пахло в маленькой кухоньке для двух голодных гостей просто одуряюще, второго приглашения за стол никому не понадобилось. И хотя готовить Лаиссса не любила, да и не умела особо, претензий по этому поводу никто не предъявил. Не сегодня.

Завтракали почти в полном молчании, ограничиваясь только самыми необходимыми репликами. Даже Пепел притих, но скорее от того, что с удовольствием набивал рот яичницей, а в такой ситуации обычно не до разговоров. Впрочем, это совсем не мешало ему потихоньку разглядывать Лаис.

Было очевидно — она сделала все, чтобы выглядеть серой мышью, но эффект почему-то получился обратный. С гладко зачесанными и собранными в низкий пучок волосами, в своем тусклом зеленом платье без единого украшения, хрупкая девушка выглядела скорее как фея, а не моль, чего она явно добивалась. Пепел видел, что Ретен опять с трудом отводит от нее взгляд, хотя изо всех сил старается сдерживаться. Хорошо хоть мозги она в таком виде ему не выносила — это было бы совсем не кстати.

Лаис же, в свою очередь, несколько удивленно наблюдала за Дари — мальчишка ловко умел обращаться с приборами, а торопился с едой вовсе не потому, что не знал как себя вести, а потому, что был голоден — как и положено растущему шалопаю. Видимо, манерам его неплохо в детстве обучили, а забывать он не умел.