В плену у сказки
Шрифт:
Конечно, она была напугана и потерялась в растерянности, отчаянии и панике. Любой бы на ее месте убежал. Главное, постараться ее успокоить. Я подняла взгляд на остановившуюся девушку, подбирая слова поддержки, и вдруг увидела злое и раздраженное лицо.
Рапунцель смотрела на меня исподлобья, как уставшая лисица, загнанная собаками:
— Зачем ты преследуешь меня?
— А зачем ты убегаешь? — спросила я. — Куда ты сейчас пойдешь одна?
— К старой иве, я знаю дорогу. К своему любимому. Прошу, не преследуй меня.
— Но я хотела помочь…
—
Я застыла в растерянности. Выходит, она убегала от меня, думая, что ей могут навредить? И это после того, что я сделала?!
— Если считаешь, что не пропадешь одна в лесу и сама со всем справишься, то иди.
Рапунцель благодарно кивнула и опять помчалась — только в зарослях тенью колыхнулись ее волосы. А я огляделась и поняла, что заблудилась.
Инициатива наказуема — помогла, называется, на свою голову.
Пожалуй, потеряться одной в лесу рисковала отнюдь не Рапунцель.
Я пошла сначала в одну сторону, потом в другую, затем в третью, но лес оставался одинаковым. И вообще, почему в сказках он занимает большую часть мира? Куда не направишься — везде лес, лес, лес. Хорошо еще, волков поблизости не слышно.
— Да что ж это такое?! — я пнула старый пень, а потом уселась на него. Ноги в неудобных балетках сильно разболелись.
— Для той, кто только что сорвал мою сделку, ты слишком спокойна.
Я подняла голову и улыбнулась: передо мной, сложив руки на груди, стоял колдун. И выглядел он крайне довольным.
— Разве не для этого ты мне отдал кинжал? — я постаралась не показать, как рада его появлению.
— Не понимаю, о чем ты, — Румпель вдруг присел у моих ног и прикоснулся к лодыжкам. По телу пробежала приятная, расслабляющая волна, и усталость прошла. — Ты ведь сама решила, как им воспользоваться.
— Но ты догадывался, как я поступлю.
— Хочешь сказать, что я тебя так хорошо знаю?
— Вовсе нет.
— А где эта девчонка, за которой ты улетела, позабыв даже обо мне?
— Она просто мне не заплатила, пришлось догонять.
Он засмеялся и, поднявшись, протянул мне руку. Его смех впервые показался приятным, теплым, светлым. Я почувствовала румянец, согревающий щеки, и, кашлянув, спросила:
— Мы возвращаемся во дворец?
— Если хочешь. Но мы могли бы и прогуляться.
— Здесь?
— Почему нет?
— Ну, хорошо.
Помню, у меня однажды было свидание в парке — крайне неудачное. Мало того, что я замерзла, так еще едва не подвернула ногу, споткнувшись о корень дерева. Так что лесные прогулки не особо меня прельщали…
Однако в этот раз рядом был всесильный колдун, поэтому ветки, коряги, корни и даже шишки превращались в маленьких змеек и уползали, лишь бы не встать на пути.
— Хорошо быть волшебником, — буркнула я.
— Не завидуй.
— И не собиралась.
Мы вышли к реке, более широкой и спокойной, чем та, что текла у башни. Вода так ярко блестела
под солнцем, что почти слепила. Румпельштильцхен поднял плоский камень и, размахнувшись, бросил его — тот блинчиком проскакал пять раз и утонул.Я посмотрела на колдуна и вдруг спросила:
— Ты ведь попросил в качестве оплаты именно волосы лишь потому, что не хотел выполнять просьбу Готель? Все-таки ты добряк, который мог бы стать прекрасным феем — крестным.
Это прозвучало наивно, но я всерьез задумалась о том, что темный колдун не такой уж и плохой. Гораздо лучше, чем хочет казаться.
Румпельштильцхен усмехнулся одновременно грустно и иронично.
В нем уживались злодей, который не имел права совершать добрые поступки, и герой, которые их все-таки украдкой совершал. Он замер на границе между черным и белым, где не было места сказочным персонажам, потому что в сказке ты либо служишь свету, либо подчиняешься тьме, таковы правила.
А я уже давно шагнула на сторону тьмы, потому что даже настоящая Анастасия не решилась бы сжигать яблоневый сад и отрезать волосы Рапунцель.
— Мило, что я начинаю тебе нравиться, — усмехнулся он. — Я бы даже сказал, что это взаимно, самозванка.
— Ну хватит, — из-за странного и неожиданного смущения я отвернулась.
И заметила, как в кустах мелькнули маленькие крылья.
— Подожди здесь.
Я подошла ближе и встретилась взглядом со знакомой феей, которая робко высовывала голову из-за листа.
— Это ты! — воскликнули мы обе.
— Ты жива! — она подлетела к моему лицу, рассматривая его с искренней радостью, потом опасливо взглянула на колдуна. — Что вы здесь делаете?
Наверное, совпадения или неожиданные встречи старых знакомых были для сказки обыденностью.
— Гуляем, а ты?
— А я здесь живу.
Только сейчас я заметила, что из кустов и крон деревьев на нас таращатся еще сотни пар глаз. Румпель тем временем устал ждать меня у реки.
— У тебя тут собрание?
Фея, испугавшись, спряталась под моими волосами.
— Между прочим, я спасла ее из лап твоей бывшей. И как только она могла посадить такую кроху в банку? И зачем?
— Пусть она сама тебе расскажет, — колдун с равнодушием посмотрел на сборище фей, которые, наверное, сами не понимали, бояться ли его и спасаться бегством или нет.
— Королева любила мой голос, — сообщила фея. — Мой народ красиво поет.
— А-а.
— Так спойте, — приказал Румпель.
— Это вовсе не нужно, — запротестовала я.
— Почему же? Ты ее спасла, это меньшее, что могут сделать феи, чтобы отплатить тебе.
— Это лишнее.
— Нет, он прав, — пискнула фея и выбралась из моих волос. — Моя семья споет тебе.
Скорее всего, она согласилась только из-за страха перед колдуном. Да и я чувствовала себя неловко — со стороны выглядело, будто мы пришли требовать долг за спасение. Но феи, а их было около сорока, расселись на ветках и затянули нежную, ласковую мелодию. Она напоминала чем-то плач скрипки и фортепиано, хотя вряд ли инструментами можно было ее повторить.