В погоне за «Босфором»

– Помоги мне одеться, и поедешь со мной, только никто не должен знать о том, где мы были. Смотри, станешь языком трепать – отправлю тебя обратно в деревню.

– Да упаси бог, барышня, – замахала руками Стеша, – вы же знаете, какая я вам преданная.

Надин обрядилась в старое платье и шляпку-капор, скрывающую лицо, а горничная побежала искать извозчика. Хозяйка дождалась Стешу с ямской каретой, и они отправились на Солянку. Больше всего Надин боялась, что ее узнает кто-нибудь знакомых, а их сейчас в Первопрестольной появилось немало.

«Жаль, что помощнику Баруся приспичило снять флигель именно у Сумароковых, – терзалась она, – Хозяева, наверняка, уже приехали на коронацию, да и гостей, поди, пригласили».

Барусь, правда, успокоил ее, сказав, что флигель его поверенного Жарковича отделен от остальной усадьбы двором и маленьким садом. Она зайдет в дверь прямо с улицы и останется невидимой для хозяев и гостей главного дома. Оставалось надеяться, что он прав. Заметив, как лошадь натужно потянула экипаж в горку к монастырским воротам, Надин выглянула в окно и слева увидела чугунную ограду усадьбы Сумароковых. Невысокая решетка упиралась в одноэтажный флигель с большим полукруглым окном на чердаке. Крыльцо дома, и впрямь, выходило в переулок. Надин стукнула в стекло, давая знак кучеру, и тот остановил экипаж прямо у ступенек. Велев горничной сидеть в карете, Надин поднялась на крыльцо и постучала. Открыли ей сразу, из темноты коридора ее с удивлением разглядывал длиннобородый мужчина неопределенного возраста в длинной черной поддевке и маленькой круглой шапочке.

– Чего изволите, сударыня? – поинтересовался он, по-прежнему загораживая собой проход внутрь дома.

– Я ищу поверенного Жарковича, меня прислал Барусь, – Объяснила Надин. Она старалась не вертеть головой. Сейчас капор с боков закрывал ее лицо, и его видел только хозяин дома.

– Милости прошу, – бородач сразу сменил тон и посторонился, пропуская гостью в коридор, – пройдемте в мой кабинет, это прямо.

Он привел Надин в большую светлую комнату с окнами в сад, сейчас они были распахнуты настежь, ветви разросшихся кустов жасмина лежали на подоконниках, а по-осеннему свежий утренний ветерок шевелил легкие занавески. Хозяин предложил Надин кресло, втиснутое в простенок меж окон, а сам сел за свой письменный стол. Убедившись, что гостья устроилась, он осведомился:

– Что угодно Иосифу Игнатьевичу?

– Он дал мне ваш адрес и сказал, что я смогу получать у вас нужные мне средства и помощь в строительстве и ремонте дома, если это понадобится, – объяснила Надин и достала из-за манжеты маленький конверт. – Я привезла письмо.

Жаркович сломал печать, пробежал листок глазами, а потом осведомился:

– Ваше сиятельство, Барусь уполномочил меня выдать вам необходимые суммы денег, поспособствовать с оформлением покупки дома, если вы примете такое решение, и вообще – просил помогать вам во всем. Чего вы от меня ждете?

Надин подробно рассказала поверенному о том, что дом ей понравился и она хотела бы его приобрести, а потом переделать под три доходных квартиры. Она по памяти начертила планы этажей, показала, где надумала сделать второй подъезд с лестницей на верхние этажи. Пока она рассказывала, Жаркович поддакивал, соглашаясь с ее предложениями, а когда она закончила, попросил время на оформление покупки и на то, чтобы посчитать стоимость переделок дома.

– Тут по соседству есть хорошая строительная артель, ее мастера и в монастыре все, что только можно, восстанавливали, и все дома в округе отстраивали, они и сделают хорошо, и возьмут недорого. Вы приезжайте дня через два, я уже и покупку оформлю, и сметы сделаю, – пообещал Жаркович.

– Хорошо, – согласилась Надин, – я буду на третий день, утром.

Она поднялась, и поверенный проводил ее до двери. Как все удачно складывалось, Правильно говорят, что одна удача тянет за собой другую. Сначала Шереметев, теперь – везение в делах: она не только купила дом, но и сохранила все в тайне. Надин забралась в карету и приказала извозчику ехать обратно. Экипаж тронул, мимо поплыли чугунные завитки ограды и пышная листва жасминовых кустов. Она не заметила человека, пытавшегося сквозь решетку разглядеть ее лицо. Листва все еще оставалась густой, да и разговаривала Надин с возницей лишь мгновение, поэтому соглядатай так и не смог опознать ее, зато кому принадлежит голос, который он подслушал, сидя на лавке под окном флигеля, человек не сомневался.

– Надо же, ваше сиятельство!.. – тихо сказал он, глядя вслед отъезжающему экипажу. – Какими, однако, интересными и малопочтенными делами занимается графиня Чернышева.

Настроение у Печерского сразу улучшилось. Он усмехнулся: Вот наконец-то подвернулся долгожданный шанс, и теперь Вано собирался выжать из этой тайны все, что только возможно.

Вано откровенно устал. Дорога до Москвы показалась ему на удивление длинной, да и чему удивляться – версты не побегут быстрее, когда в твоей жизни нет ничего кроме разочарований и проблем. Надо немедленно переломить ситуацию, а то и до отставки докатиться можно… По всему выходило, что ему мог помочь лишь громкий успех, а еще лучше – яркая победа, и единственным, до чего он додумался по этому поводу, было срочное исполнение желания шефа – свадьба с чертовкой Надин.

Та оказалась крепким орешком и, несмотря на советы своего всесильного родственника, по-прежнему игнорировала Печерского. Оставалось только надеяться, что Вано сможет подловить барышню и втравить ее в какую-нибудь скандальную ситуацию, тогда нахалке останется один-единственный выход – под венец. Но случай все никак не представлялся, да и, если честно сказать, мысли о средней из сестер Чернышевых, доводили Вано до разлива желчи. Он ненавидел эту высокомерную сучку, и утешался только тем, что обязательно расквитается с ней за все ее выходки.

Вано мечтал об этом всю дорогу до Первопрестольной. Изувечить Надин не проблема, он станет действовать умнее. Он устроит этой дряни такую жизнь, чтобы та от отчаяния сама наложила на себя руки, подарив при этом безутешному мужу все свои деньги. Такой поворот событий выглядел гораздо заманчивей, жаль только, что воплотить эту идею в жизнь было почти невозможно: Надин выезжала либо со своей бабкой, либо с женой графа Кочубея, и Вано так и не смог придумать, как же остаться с барышней наедине, а потом вызвать скандал. Может, во время коронации ему повезет больше?

В Москве Печерский оказался предоставлен сам себе: его начальник для докладов вызывал к себе лишь штатского Костикова. Это было на руку Вано: тот быстро разузнал где на соседней Хитровке курят гашиш и теперь по вечерам тайком выбирался из дома, проводил ночь в притоне, а на рассвете возвращался обратно, и, прячась в саду, ожидал, когда слуги откроют двери. Настоящего сада возле особняка не было – так, неухоженные заросли сирени и жасмина. Но Печерскому это как раз подходило: он облюбовал скрытую листвой скамейку у стены бокового флигеля. По словам слуг, флигель хозяева сдавали внаем, и в нем жил какой-то поверенный. Жильца Печерский еще ни разу не видел, зато развлекался тем, что сквозь открытые окна подслушивал разговоры поверенного с посетителями.

Сегодня Вано пришел в сад очень рано. Он считал, что поверенный еще спит, но тот работал. Окна его кабинета оказались открытыми. Жаркович беседовал с дамой, а та на удивление лихо раздавала указания по коммерческим вопросам. Печерский не все понял, но зато обомлел от счастья, узнав ее голос. Гордячка Надин, оказывается, путалась с ростовщиками. Как понял Вано, молодая графиня давала деньги в рост, прикрываясь именем известного на Охте процентщика Баруся, а полученные таким постыдным способом средства собиралась вложить в покупку дома на Неглинной. Ну, вот уж повезло, так повезло!