В поисках христиан и пряностей

Да Гама снова созвал капитанов на совет. Предстояло обсудить, как подготовиться отразить враждебные действия, но при этом самим не показаться агрессивными настолько, чтобы спровоцировать упреждающую атаку. В конечном итоге было решено, что каждый капитан приведет в боевую готовность свое судно и вооружит команду, но само оружие будет спрятано.

На рассвете спустили шлюпки. На берегу уже столпились местные жители, и когда европейцы приблизились, пятнадцать или двадцать человек стащили на воду долбленую лодку. В нее сели пять или шесть арабов, которые поплыли навстречу чужеземцам. Когда лодка оказалась в пределах слышимости, представитель да Гамы внушительно объявил, что привез послание от адмирала Португалии. Арабы доложили об этом султану и вернулись с дарами – бананами, кокосами и сахарным тростником. Они сказали, что султан готов принять чужеземцев и желает выслушать послание.

Да Гама не намеревался рисковать и, прежде чем высадить своих людей, попросил заложников. Вскоре прибыли два важных с виду араба, и соответственно два португальца отправились во дворец. Вернулись они опять же с заверениями в гостеприимстве, бананами, кокосами и с коровой. После того как шлюпка разведала фарватер неглубокой, но проходимой гавани, в залив вошли флагман и еще три корабля. Торговые сделки заняли десять или двенадцать дней, в результате чего европейцы взяли на борт большое количество золота, обменянного на простые стеклянные бусы, медные кольца, шерсть и маленькие зеркальца. Отношения оставались дружелюбными, хотя, согласно одному сообщению, да Гама послал своих людей тайком разведать окрестности в поисках наилучшего места для строительства форта.

С финансовой точки зрения экспедиция началась великолепно, впрочем, удача вскоре от нее отвернулась: один груженный золотом корабль налетел на риф на выходе из гавани, и его едва успели эвакуировать, прежде чем он затонул. Остальной флот продолжил путь в Мозамбик, где неделю спустя воссоединился с эскадрой Сорде.

На сей раз султан Мозамбика встретил их с распростертыми объятиями и заверениями в готовности к сотрудничеству. В порту также нашли укрытие два из трех кораблей, потерянных в шторме, а люди Сорде торопливо строили из привезенных из Португалии материалов вооруженную каравеллу, которую предполагалось оставить патрулировать африканское побережье. Флот поднял на борт дрова и пресную воду и опять обменял бусы на золото, и когда все было готово, адмирал продиктовал письмо, где обрисовывал курс, которым намеревался следовать. Его он отправил в город с наказом передать второй волне кораблей, и тринадцать судов отправились к следующему заранее оговоренному порту.

Остров Килва, про который да Гама столько слышал в первое свое плавание, столетиями служил резиденцией самым могущественным султанам Восточной Африки [456] , арабским правителям всего побережья от Софалы и Мозамбика на юге до Момбасы и Малинди на севере. Звезда династии уже некоторое время клонилась к закату – руины монументального дворца с просторными внутренними дворами, бассейнами для купания и тронными залами величественно пылились на мысе, выступающем в Индийский океан, – а три года назад угасла окончательно, когда султана убил его собственный эмир. Однако остров был еще очень и очень богат. Его влиятельные купцы-мусульмане выступали посредниками в торговле золотом и слоновой костью из Софалы и Мозамбика, которые находились слишком далеко к югу, чтобы суда из Индии и Аравии могли доплыть туда и успеть вернуться с поворотом муссонных ветров. Также отсюда везли золото, добываемое на огромном гранитном плато Зимбабве, равно как и серебро, а также амбру, мускус и жемчуг. Высокие городские дома были построены из красивого оштукатуренного камня, украшены декоративными нишами и стояли среди прекрасных цветников и садов. Большая мечеть с ячеистыми куполами и лесом колонн из кораллового песчаника походила на кордовскую Мескиту в миниатюре. Возможно, дни былой славы Килвы миновали, но она все еще оставалась для португальцев заманчивым трофеем.

456

Развалины города Килва все еще производят впечатление, хотя в настоящее время попасть на остров можно только вброд. О его увлекательной истории см.: H. Neville Chittick. Kilwa: An Islamic Trading City on the East African Coast (Nairobi: British Institute in Eastern Africa, 1974). Мнение близкого современника см.: Hans Mayr. «Account of the Voyage of D. Francisco de Almeida, Viceroy of India, along the East Coast of Africa» in Malyn Newitt, ed. East Africa (Aldershot, UK: Ashgate, 2002).

Двумя годами ранее Кабрал по совету да Гамы приплыл сюда с предложением торговли и дружбы. Поначалу узурпировавший власть эмир Ибрагим будто бы одобрил предложение, но потом решил, что у португальцев неприятно воинственный вид, и удалился в свой дворец, где велел запереть все двери и окружил себя вооруженной стражей. Португальцы, как обычно, были убеждены, что мусульмане твердо вознамерились не торговать с христианами, и да Гаме было приказано сбить спесь с гордой Килвы.

Флот бросил якорь неподалеку от острова после полудня 12 июля, и да Гама осмотрелся. Гавань щетинилась мачтами, еще больше кораблей было вытащено на берег. Мужчины и женщины, переступая через корни мангровых деревьев, неспешно спускались к воде ради ежедневного купания в море. Чернокожие рабы и жители победнее ходили почти нагими, арабы же были облачены в длинные шелковые и хлопчатые одеяния. «Их тела красиво сложены, – отмечал один европеец, – а их бороды велики и ужасны с виду» [457] .

457

Hans Mayr. «Account of the Voyage of D. Francisco de Almeida, Viceroy of India, along the East Coast of Africa» in Malyn Newitt, 14.

Да Гама ожидал прохладного приема и объявил о своем прибытии шумным залпом пушечных ядер. Вскоре подошла лодка, но, как выяснилось, сидел в ней лишь дегредадо, оставленный здесь Кабралом. Бывший преступник передал письмо, которое дал ему, возвращаясь домой, Жуан да Нова. Да Нова не только излагал своему преемнику подробности кровавой стычки в Каликуте и успеха в Каннануре, но и предостерегал, что дружеским обращением они от правителя Килвы ничего не добьются.

Адмирал отправил дегрегадо назад с посланием для эмира. Гонцу велели объявить, что адмирала послал король, его господин, замириться с Килвой, и у него есть много товаров для торговли.

Получив такое послание, эмир тут же заболел.

Да Гама созвал капитанов на совет на своем корабле. Эмир Ибрагим явно старался избежать встречи с ним, а потому он просил каждого капитана высказать свое мнение. Было принято решение, и на следующее утро капитаны вооружили шлюпки и отправили их на берег. Шлюпки выстроились перед дворцом, и да Гама, командовавший операцией с собственной шлюпки, снова отправил гонца к эмиру. Если он не подчинится и не встретится с адмиралом, заявил гонец, флот откроет огонь по его дворцу.

После долгих препирательств здоровье эмира поправилось настолько, что он смог выйти на берег в сопровождении толпы – по прикидкам немецкого моряка – из более чем двух тысяч человек. Четверо слуг подняли посеревшего лицом Ибрагима и на руках перенесли его в шлюпку адмирала. Когда он уселся на ковре, да Гама сообщил ему, что привез письмо от своего короля, но поскольку время коротко, то просто сам перескажет ему суть. Если эмир желает получить защиту португальцев, ему придется выложить огромную сумму золотом и предоставить все товары, какие они потребуют, по местным ценам. В знак того, что он верный вассал португальского короля, ему придется посылать португальской королеве ежегодную дань из десяти жемчужин и поднять над своим дворцом португальский флаг. Если он не подчинится, да Гама бросит его в трюм и задраит люки.

Пораженный эмир, который не привык, чтобы к нему обращались в подобных выражениях, спросил, прибыл ли адмирал с войной или с миром. С войной, если эмир того пожелает, или с миром, если эмир того пожелает, – дело за ним самим, ответил адмирал и добавил, что сам он, оказавшись на месте эмира, не сомневался бы.

Эмир выбрал мир, но попытался увильнуть. У него недостаточно денег для выплаты первой дани, с сожалением сказал он, но он сделает все от него зависящее. Да Гама настаивал, что спорить бесполезно, но Ибрагим затянул переговоры настолько, что адмирал наконец согласился на гораздо меньшую сумму. В конце концов, главным был принцип.

После того как эмир выдал в качестве заложников трех видных лиц из своей свиты [458] , его перенесли назад на берег. Толпа разразилась аплодисментами и криками радости, что война предотвращена, и поспешила рассыпать цветы под ноги узурпатору-убийце. Европейцы вернулись на свои корабли, и вскоре подошли лодки, везущие целое стадо дареных коров, коз и кур.

Через три дня «деньги за защиту» прибыли под аккомпанемент песнопений «Португалия! Португалия!» – так распевали женщины будто бы в спонтанном проявлении радости. Взамен эмир получил назад своих заложников, несколько алых накидок, четырнадцать отрезов темно-красного бархата, жалованную грамоту от имени короля Мануэла, который любезно принимал эмира в качестве своего вассала и обещал защищать его владения, и шелковое знамя, на котором золотом был вышит королевский герб. Привязанное к копью знамя послали на берег в сопровождении почетного караула, под звуки пушечного залпа и оркестра труб, кастаньет и барабанов. Прагматичный Ибрагим принял драгоценный знак с почестями. Он решил пойти до конца, и флаг пронесли по улицам под все новые крики «Португалия! Португалия!» и лишь потом с большими церемониями водрузили на самую высокую башню дворца.

458

Согласно Кастаньеде и Коррейе, которые ради разнообразия более или менее сходятся, эмир передал в качестве заложника одного своего заклятого врага и отказался платить дань в надежде, что да Гама его убьет; в конечном итоге заложник сам раздобыл деньги на выкуп. Когда сделка была заключена, да Гама любезно спросил своего нового вассала, есть ли у того враги, против которых ему могла бы понадобиться помощь, и эмир, стараясь хотя бы что-то извлечь из ситуации, сказал, что в Момбасе (а этот город был главным конкурентом Килвы) весьма страшатся христиан и, без сомнения, раскошелятся на внушительную дань, если их попросить.

Пока фламандский моряк пожирал газами полуголых местных женщин и удивлялся гигантским размерам здешних луковиц и местным овцам с толстыми хвостами, да Гама велел своему клерку составить памятную записку, чтобы ввести в курс дела следующую за ним флотилию. Эмир, заявлял он, повел себя весьма нелюбезно, «вследствие чего я, вооружив себя всеми имеющимися при мне людьми, твердо решил его уничтожить и пришел с моими шлюпками к его дому и послал за ним с гораздо большей нелюбезностью, нежели та, с которой он обращался со мной, и он подчинился и пришел, и я заключил с ним мир и дружбу при условии, что он заплатит дань королю, моему повелителю» [459] . Поскольку эмир считался теперь вассалом Португалии, да Гама приказал своему преемнику сохранять мир, пока эмир держит слово. Он добавил подробное описание курса, которым намеревался следовать, и проинструктировал опоздавших плыть день и ночь, чтобы его нагнать, а письмо подписал: «Адмирал дом Васко».

459

Письмо датировано «Килоа (Килва), 20 июля 1502 года», Biblioteca Nacional de Lisboa, Reservados, Mss. 244, No. Цитируется по: Sanjay Subrahmanyam. The Career and Legend of Vasco da Gama (Cambridge: Cambridge University Press, 1997), 202.