В поисках Витослава

— То есть, бог ничего не творил и не творит?

— Та сила, которой мы творим, это его сила. Он создает действительность нашими руками.

— Ну, допустим. А как он творил, когда людей еще не было?

— Ты уверен, что мир в те времена был сугубо материальным?

— Предположим. Что же тогда со мной произошло?

— Рассмотрим третью ипостась бытия.

— А нельзя обойтись первыми двумя? Я к ним уже как-то привык…

— Увы! Третья ипостась — информационная: все сущее можно рассматривать, как информационные потоки, некие алгоритмы.

— Ну, хорошо. И что?

— Человеческое сознание — поток очень сложных алгоритмов, а в них, естественно, неизбежны ошибки — как в компьютерных программах. Среди них есть некие гейзенбаги — бич программистов. Их невозможно найти при отладке программы, ибо при попытке обнаружения они тут же норовят изменить свойства, спрятаться. Они подчиняются принципу Гейзенберга — неожиданному изменению наблюдаемого объекта в результате самого факта наблюдения. То есть, в твоем случае мы имеем дело с таким гейзенбагом, или, выражаясь более простым языком, плавающей ошибкой, которое допустило твое подсознание при перемещении. Кстати, судя по всему, ты — обладатель гораздо более мощного подсознания, чем многие из нашей общины, и тебе следует быть осторожнее со своими мыслями, идеями, предпочтениями и избеганиями.

— Ты что-нибудь понял? (Это Ядринец).

— Более-менее.

— А я, вот, ни фига… Я ведь — гуманитарий. Зато ты не понаслышке знаком с Тем, кто есть причина всего. Вернее, со своим пониманием, каков он. Ибо он не имеет ни формы, ни внешнего вида, ни расположения в пространстве, ни свойств, ни качеств. Он сам порождает свойства, качества, пространство и время, и, я думаю, еще много того, чему нет названия, и до чего пока не добралась официальная наука. Как ты себя чувствуешь?

— Как хомяк.

— В смысле?

— Как хомяк, который разгрыз сначала пакет с алебастром, потом флакон с касторкой.

— Все равно не понял!

— Меня сейчас разорвет изнутри!

— Тогда будем считать научную конференцию по квантовой физике и магии законченной!

— Где моя жена и Казимирович? Как они?

— Не блестяще, но гораздо лучше, чем ты. Позвать Свету? Она вся испереживалась!

— Привет, Солнышко!

— Привет! Я рада, что тебе лучше! Вова, мне было так страшно, особенно эти огненные капли!.. Мне показалось, что в каждой просвечивает чье-нибудь лицо. Только я не поняла: это лица тех, которые жили раньше, или тех, кто родится в будущем?

— Не знаю, я лиц не видел, не присматривался. Уверен, что в каждом последующем воплощении люди выглядят несколько иначе, чем в предыдущем. Они теряют часть себя в озере огня, в нем же приобретают что-то новое и лишаются памяти прошлых жизней. А что, если нам каким-то образом попробовать остаться такими, какие мы сейчас? Как ты думаешь, это возможно? Лично мне ты нравишься именно такая, какая ты есть, мне не нужно другой!

— И ты мне нравишься таким, какой ты есть сейчас. Я согласна!

И тут я заметил стоящих поодаль и деликатно ожидающих окончания нашего со Светой разговора Ядринца и Казимировича. Потом они двинулись к нам.

— Ну что, ребята, продолжим выполнение задания?

Я сунул руки в карманы и опять вытянул два камня.

— Вот этого, — Ядринец указал на Архиза, — лучше не бери, проблем не оберешься: он норовит работать в нечетных реальностях, сам понимаешь…

Я сам ничего не понимал, но в знак согласия кивнул и приложил Арфина к глазам. Но том конце провода что-то заворочалось, и я увидел знакомый глаз, глядящий на меня в упор.

Это дежавю! Карл? Привет, Вова! Давненько не виделись! Заходи, чё стоишь?

Я сделал шаг. Но тут все смазалось, и я снова оказался стоящим возле огненного озера посреди безвременья. Из пламени вынырнул очередной протуберанец, завис на уровне моей головы, и мне показалось, что он на меня смотрит. Я оглянулся: Светы и Казимировича рядом не было. Плохо дело! И тут у меня в голове зазвучал голос — ни мужской, ни женский, ни детский. Такими голосами разговаривали роботы в фантастических фильмах семидесятых годов. Этот голос спросил:

— Почему ты не пользуешься вновь приобретенными способностями и не общаешься мысленно?

— С кем?

Тишина.

— Ах, да. С тех пор у меня было предостаточно поводов… Не знаю.

— Таких, как вы, называют богоборцами.

— «Вы» — это наша община?

Тишина.

— Почему?

— Вы пытаетесь переделать мир. Эсагилкини-Уббиб и Локаята-чарвака, Ксенофан Колофонский, и Иаков, он же Израиль…

— А ты против?

Тишина.

— С ума сойти: я — богоборец!

— Ты — плохой богоборец, недалекий, трусливый, нерешительный и чванливый, но дерзкий, значит, искренне любящий бога.

— Не понимаю.

— Вере приличествует верность, надежде — доверчивость, а любви — дерзновение. Тебе осталось понять одно: силу, доверчивость и дерзость ты получаешь от меня, ибо у тебя нет ничего своего. Ни у кого нет.

— Это ты так сотворил?

Молчание.

— Зачем такие сложности?

— Таким способом я познаю себя. Мое единственное стремление — познать самого себя. Но, сделать это, будучи цельным, невозможно. И я делюсь на множество личностей, наделяю их иллюзией самостоятельности и ввожу в отношения друг с другом и с окружающим миром. Я — кукловод с бесконечным количеством рук, спрятавшийся за ширмой. В каждой руке — по кукле, и таким образом я разыгрываю спектакль.

— Для чего?

— Познав себя окончательно, я найду создателя, но не раньше.

— Разве создатель — не ты?

— Я создатель всего сущего, но прежде меня появилось само бытие, как таковое. Я не знаю, откуда оно взялось. Значит, кто-то должен быть до меня.

— Насколько ты преуспел в этом занятии?

— Ненамного. Ведь вселенная еще расширяется.

— А что будет в конце процесса?

— Остановится, затем начнет сжиматься, потом схлопнется.

— А потом?

— Я возникну опять, и все пойдет по новому кругу… А может, произойдет что-то другое… Этого не знает никто.

— Что было в самом начале?

— Возможно, самого начала не существует, а бытие было всегда. Доподлинно этого не знает никто.

— Спасибо. Я свободен?

— Ты свободен ныне и присно. Относительно, разумеется.

— Тогда пока.

— Пока. Хочешь, устраню твой гейзенбаг?

— Не стоит. Это ведь пропуск к тебе?

— Тебе ко мне теперь можно и без пропуска. Ну, как знаешь…

Все смазалось… На меня смотрел глаз.

— Карл?

— Ну, я! Куда ты пропал? Я уже начал волноваться! Так ты зайдешь, в конце концов?