В поисках Витослава
Шрифт:
— По всей видимости, нам на Гее делать особенно нечего, — резюмировал Ядринец. — Как жаль, такой прекрасный был мир…
— Я немного побаиваюсь за Парус, — вставил я в разговор свои пять копеек, — не наворочают ли они там чего!
— Не наворочают. Я думаю, Парус сам за себя постоит. Мы столько раз бывали с ним в контакте и до сих пор не поняли, кто он такой. Меня больше тревожит другое: новая община ведет себя слишком скромно. Представьте: у людей появился свободный проход в иную вселенную, без особых энергетических затрат, без полетов в космос, без тренировок космонавтов. Просто прошел пешком или проехал несколько
— Зачем нам это? Мы же ведь решили пятьдесят лет не входить в контакт с Землей, сделать вид, что нас нет…
— Мы и не станем входить в контакт, мы будем только смотреть и слушать. Кто осведомлен, тот вооружен. Не помню, кто это сказал, но мужик знал, что говорил.
— А может, это баба?
— Исключено!.. Ну, я так думаю…
— Ядринец, ведь у нас на Земле и Гее появятся физические тела, и, рано или поздно, нас узнают!
— Никто не заставляет вас лететь на Землю в своем привычном облике. Мы можем принять любой внешний вид, стать даже не людьми, а кошками, собаками, воронами…
— Кустиками…
— Кустиками не стоит, у них нет мозгов, им нечем думать. Лучше кошками, собаками, голубями — привычной для человеческих глаз живностью. Но никак не предметами. Когда-то давно у нас был случай, когда человека превратили — не помню, то ли в асфальтовый каток, то ли в трактор… Это был наш Шукша… Значит, поначалу летим к моей бывшей усадьбе. Вперед!
Я не полетел, я, ведь, не умею самостоятельно обращаться в других людей, а, тем более, в животных и птиц. Я просто наблюдал, как Ядринец, Афиноген и Казимирович превратились в голубей, и как их троица вспорхнула в небо и растаяла в звездной глубине. Светлана сидела рядом, и мысли ее были где-то далеко.
Летучая команда возвратилась неожиданно быстро. Голубь, в которого превратился Казимирович, был не на шутку ранен, и все они были растрепаны и взъерошены.
— Где это вы так?
— Стоило нам появиться над моей усадьбой, — стал рассказывать Ядринец, — как завыли сирены, и по нам тут же открыли стрельбу из автоматов. Каза, вишь, как зацепили! Каз, тебе помощь нужна?
— Сам справлюсь, — хриплым голосом ответил Казимирович, — еще та пуля не отлита!
— Ребята, да не суйтесь вы туда! — воскликнула Света.
— Нет, — проскрежетал Казимирович сквозь зубы, — это вопрос принципа. Вы, как хотите, а я попробую еще раз. И не в усадьбу к Яну, а прямо в город. Не могли же они понатыкать датчиков на каждом шагу!
Не дожидаясь нашего ответа, он опять стал голубем — но на этот раз хромым и каким-то ощипанным, и взмыл вверх.
— Иногда Витослав повторял фразу: «Безумству храбрых — венки со скидкой!», — пробормотал Ядринец.
На этот раз Каз вернулся практически мгновенно, и не спланировал, как это делают птицы, а камнем рухнул на прибрежную гальку. Приняв человеческий облик, он только произнес: «Вот, почему они не торопились!», и потерял сознание.
— Надо было тебе стать ласточкой, а еще лучше, стрижом, — буркнул Ядринец, протягивая руки над его головой, — хотя у них тоже мало мозгов! Ну что, полегчало? Сдается мне, у
тебя тоже мозгов не густо… извини. Ну, и что ты успел заметить?— Я не знаю, где и как расположены датчики, и есть ли они вообще, но сирена сработала также и в городе, и в меня тут же выстрелил полицейский. Такое впечатление, что у них объявлено военное положение!
Ситуацию разрядил внезапно появившийся Анчутка.
— Ну, и повеселился я на острове! Подговорил нескольких наших местных, мы проявились, там заорали сирены, по нам открыли стрельбу, я сделал вид, что ранен, и меня арестовали. Потом наши исчезли, а на меня надели наручники и отвели к ихнему старшему. Тот, увидев меня, наложил в штаны, хотя старался не подавать виду. Он держался строго, но его голос дрожал… Да, что я рассказываю, вот запись!
Он вынул из-за щеки маленький, отполированный морем камушек, и протянул Ядринцу.
— Что это?
— Когда-то ты выдал его Пыху в качестве пропуска.
— Помню, помню!
— Теперь это не только пропуск, но и все, что захочешь. В данном случае, это еще и диктофон. Вот, слушайте!
Мы склонились над маленьким кусочком яшмы.
XXXIV. Бабараба
Полосатый желто-розовый камушек оказался не только диктофоном, но и видеокамерой. Он утвердил меня во мнении, что стандартный размер магического экрана — два на три метра. Изображение было очень качественным. Анчутка был виден со спины.
— Кто снимал? — поинтересовался Казимирович.
— Пых. Правда, хорошо получилось?
— По-бабски, — проворчал Казимирович.
— Это как?
— Ты видел, как бабы снимают? Они телефон держат торчком. А потом недоумевают, почему на экране монитора кино лежит на боку?
— А как надо?
— Так, как расположен экран, на котором ты собираешься это смотреть — по горизонтали!
— И то верно! — согласились все. Света промолчала.
Казимирович щелкнул пальцами, и изображение приняло нормальный вид. Прямо перед нами маячил полупрозрачный затылок Анчутки, а по ту сторону стола — уже начинающее расплываться, но все еще легко узнаваемое лицо с хитрыми глазками.
— Полковник Шалимов! — выдохнул Казимирович.
— Генерал-майор! — ответил Анчутка. — Стал бы я перед полковником так выкобениваться!
— Фамилия, имя, отчество? — строго спросил Шалимов.
— Анчутка Анчутка Анчутка, — доложил Анчутка. — Нету у меня фамилии и отчества, ибо молодой еще.
— Год рождения?
— По какому летосчислению? — поинтересовался демонишка.
— По обычному! — гаркнул генерал.
— Ой! — отозвался дух. — Три тысячи семьсот шестьдесят первый до нашей эры!.. Или три тысячи семьсот шестьдесят второй… Разве это имеет какое-нибудь значение?
— Место рождения? Кто родители? — продолжал гнуть свою линию Шалимов.
— Я сам бы хотел это знать… Неинтересные у тебя вопросы, скучные… Теперь лучше ты мне скажи: у тебя есть жена, две любовницы и любовник, а ты еще и рукоблудием занимаешься. И ничто тебе в кайф не идет. Как ты думаешь, в чем здесь причина? Чё молчишь и глаза на меня таращишь? А причина здесь в том, что ты ничего и никогда не делал, как следует. Ума не приложу, как это ты дослужился до генерала? Ах, да… Любовник… Вот это называется разговор по существу. И полезно, и познавательно. У тебя ступор? Тогда я, пожалуй, пойду?