В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года

– Просто так милиция не приходит!
– сейчас Иванюк-старший орал абсолютно искренне.

– Дорогие Иванюки!
– обратился к ним Казарян.
– Что же в прихожей шуметь? Давайте расположимся где-нибудь поудобнее, сядем рядком да поговорим ладком.

– Прошу!
– опомнился Иванюк-старший и распахнул дверь в столовую.

– Давайте договоримся так, - предложил Казарян, усевшись на зачехленный стул.
– Чтобы избежать базара, я буду задавать вопросы, и на каждый вопрос будет отвечать только тот, к кому этот вопрос адресован. Есть другие предложения по порядку ведения?

Папа согласно молчал, а сынок в нервности задал дурацкий вопрос:

– Это вы к Стручку приходили?

– Вопрос не имеет отношения к делу. Хотя к Виталию Горохову по прозвищу Стручок приходил именно я. Начнем. Геннадий, ты сейчас имеешь связи с кем-либо из преступной группы, не без твоей помощи ограбившей в свое время меховой склад?

– Нет. Как из колонии вернулся, никого не видел и видеть не хочу.

– А упомянутый тобой Стручок?

– Это не связь. Мы с ним дружим.

– Я же запретил тебе встречаться с этим бандитом!
– вскричал Иванюк-старший.

Казарян посмотрел на него жалеючи и проникновенно укорил:

– Мы же договорились, Тимофей Филиппович.
– И младшему: - Объясняю тебе: будешь говорить правду, пройдешь свидетелем. Будешь врать соучастником в страшненьком деле.

– Каким соучастником? Какого еще дела?
– заныл тот.

– Об этом после. Ну, так кого ты видел из преступной группы?

– Геннадий, говори правду!
– опять не выдержал отец.

– Гена, говори. Ведь папа просит.

– Ни с кем я не встречался, ни с кем!
– криком прорыдал Иванюк-младший.

Казарян подождал, пока он вытрет слезы, сопли и высморкается. Геннадий все это проделал при помощи довольно чистого носового платка.

– И с Романом Петровским по кличке Цыган тоже не встречался?

Надо же, вроде бы успокоился, а тут снова зарыдал. Хлипким оказался отпрыск богатырского рода Иванюков. Казарян напомнил о главном:

– Ты не рыдай, ты дело говори.

– На второй день, как я вернулся, он меня прихватил, - вытерев слезы, начал повествование Геннадий.
– У дома нашего поджидал. Велел к Стручку идти, чтобы тот Васина разыскал. А Васин еще не приехал. Потом он мне задание дал. Сходить по одному адресу и записку передать.

– Кому?

– Да бабке какой-то!

– Адрес, адрес, Гена!

– В Ростокине это. Второй Ростокинский тупик, дом шесть, квартира девять. Евдокия Григорьевна.

– В записку-то заглянул?

– Я чужих писем не читаю.

– Кому записка?

– Колхознику. Чтобы десятого, в три часа, у пивной на площади Борьбы был.

– Как поддерживаешь связь с Цыганом?

– Когда ему надо, он ко мне приходит.

– И опять ты мне врешь, Гена. А я предупреждал: врать не надо. Ты ведь вчера с ним у Киевского вокзала встречался. В двенадцать часов. Так как вы поддерживаете связь?

– Через два дня на третий я должен быть у входа в метро на определенной станции по Кольцевой. Следующая встреча - через одну станцию. И там прогуливаться. Когда ему надо, он найдет, сам ко мне подойдет.

– Значит, очередная встреча у вас послезавтра, в двенадцать, у Серпуховской?

– Да.

– Все-таки мы с Тимофеем Филипповичем кое-что из тебя выбили. Казарян поднялся со стула.
– Послезавтра пойдешь на свидание с Цыганом. А до этого носа никуда не высовывай. И не открывай никому. Даже Стручку. Запомнил?

– Запомнил, - еле выдавил Геннадий.

– Не слышу!!!
– взревел Иванюк-старший.

– Запомнил, - уже громче повторил Геннадий.

– Если что, башку отверну, - пообещал заботливый отец.

– Тимофей Филиппович, вы остаетесь дома?
– спросил Казарян.

– Нет. На работу надо обязательно. Дел по горло.

– Вы меня подбросите?

– С удовольствием.

– Будь здоров, Гена, - пожелал Казарян и направился к дверям. Вежливо пропустив Казаряна вперед, Иванюк-старший повернулся к младшему, провожавшему их, пригрозил:

– Смотри у меня, Гена!

У открытого бокового оконца "опель-капитана" уже стоял какой-то веселый молодой гражданин и рассказывал что-то уморительное неотразимой шоферше.

– Позвольте, товарищ, - Иванюк довольно невежливо отодвинул гражданина в сторону, открыл дверцу, уселся на переднее сиденье и стал неотрывно глядеть вперед. Сзади пристроился Казарян. Аккуратненько взяли с места.

– Будь осторожна, моя любовь!
– пропел им вслед веселый гражданин.

– Пристал, нахалюга, - объяснила происшедшее с ней шоферша. Пассажиры молчали. Только на Садовом Иванюк спохватился:

– Куда вас доставить?
– спросил он у Казаряна, полуобернувшись.

– Крючок вам небольшой придется сделать. На Ярославское шоссе.

– О чем речь? Марина, действуй!

Марина действовала. У Колхозной "опель-капитан" сделал поворот и попер по Первой Мещанской. Попрыгали на трамвайных линиях и выкатили к Рижскому вокзалу. На Крестовском мосту Иванюк спросил:

– Курс на Ярославском?

– Село Алексеевское.

...А вот и село. Остановились. Казарян сказал:

– Ну что ж, поблагодарим шофера.

– Отличный работник!
– неизвестно чему обрадовался Иванюк.

– Ца, - поправил его Казарян.

– То есть?
– не понял тот.

– Шофер она действительно шофер. Но не работник - работница. Отличная работница!
– Казарян поймал шофершин взгляд в зеркальце и подмигнул ей.

Он долго блуждал среди стандартных двухэтажных домов, пока не нашел искомый. Таких домов, да еще бараков в конце двадцатых - начале тридцатых годов было построено по Москве великое множество. Наспех сколоченные из досок, без всяких удобств, двухэтажные двухподъездные домики были задуманы как временные - на три-четыре года - жилища. Вышло по-иному. Они стояли третье десятилетие.