В постели с Президентом

— Не волнуйтесь, — сказала Гвен капитану, не очень уверенно. — Он всегда такой. Он ничего особенного не имеет в виду.

Капитан сделал вид, что игнорирует ее.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. РЮ ЛУИ БЛАНК

Тем временем начался и закончился дождь, увлажнив и слегка улучшив внешний вид данного пригорода. Равальяк отвез Лероя и Гвен к станции метро.

— Вы на самом деле вовсе не из нью-йоркской полиции, а, мсье? — спросил он со смесью угрюмого уважения и враждебности.

— Бляху вы видели, — небрежно ответил Лерой.

— Да перестаньте вы. Вы больше француз чем я, если, конечно, бретонцев, ваших соотечественников, можно назвать французами. Не говорите, я сам догадаюсь. Щедрые Сведения, конечно же. И это у вас называется конспирация? Притворяться американцем? Черт знает что.

— Я действительно когда-то работал на Щедрые Сведения, — небрежно ответил Лерой. — А сейчас я работаю в нью-йоркском полицейском департаменте. Зарплата примерно та же. А вот с медицинской страховкой и выходными могло быть и лучше, конечно.

— Ой, правда? — насмешливо спросил Равальяк. — А почему вы ушли из Сведений?

— Переспал с любовницей президента. Меня понизили в должности, — сказал Лерой, выходя из машины и галантно придерживая дверь и подавая руку Гвен.

— До свидания, мадмуазель, — ядовито произнес Равальяк.

— Ага, да, — откликнулась она.

В метро Гвен спросила,

— Объяснения будут?

— Нет.

— Нет?

Они сидели друг напротив друга, близко. Отведя глаза на какой-то момент, Лерой сунул руку в карман. Письмо? Фотография? Сертификат? Нет, сувенирный брелок с Эйфелевой Башней.

— На сегодня с меня хватит объяснений, — сказал он. — Мне нужно держать себя в руках. Мы на враждебной территории.

— Что это такое — Щедрые Сведения?

— Французский эквивалент ФБР, более или менее.

— Вы на них работали?

— Если работал, как вы думаете, отвечу я или нет?

Теперь была ее очередь отводить взгляд. Она помолчала.

— Вы когда-нибудь улыбаетесь? — спросила она.

— Бывает, — ответил он. — В основном в темноте.

— В темноте?

— Не люблю улыбаться на публике.

— И по-французски говорите, как француз.

— Столько курсов кругом, — сообщил он ей заговорщическим тоном. — Если действительно нужно, то любой язык можно выучить, и не по верхам. Есть диски, есть справочники. Легко.

— Зачем вы взяли меня с собой?

— Не люблю путешествовать один.

— Я серьезно.

— Вы ведь оплатили поездку, помните?

— А.

— Именно. Ну и помимо этого, мне нравится быть с вами.

— Бокалом вина угостите?

— Нет.

— Почему?

— В этой стране я больше не пью. Я, когда выпью, теряю контроль. — Он помолчал. — Вообще-то, я еще подумаю. Может и выпьем. — Внезапно он вперился в нее глазами и сказал очень отчетливо, — Если меня здесь арестуют, из тюрьмы я уже не выйду. Никогда. Помните об этом, когда захотите кого-нибудь здесь оскорбить. На мою защиту вы можете рассчитывать всегда, но из тюрьмы я вас защитить не смогу.

— Послушайте, — сказала она.

— Помолчите. Мне нужно очень хорошо подумать. Поговорим в отеле.

Некоторое время она на него дулась обиженно, уже поняв, впрочем, что если и есть в мире человек, чьим приказам она охотно могла бы подчиняться, это, наверное, Лерой… Наверное… Почему? Она подозревала, что знает, почему. Были причины. Не очень для нее лестные.

В вестибюле отеля Лерой направился к туалетам. Клерк пристал к Гвен, говоря, что имела место проблема с компьютером и прося виновато, чтобы она снова дала ему кредитку — нужно подтвердить транзакцию. Она открыла сумочку не думая. Вынула бумажник. Затем вспомнила что-то.

— Какую карточку я вам раньше давала?

— Мастер Кард, мадам.

— О. Кажется, я ее куда-то далеко засунула… Виза сойдет?

— Никаких проблем.

Она дала ему кредитку. Она пользовалась кредитками двадцать лет подряд. Никогда раньше не было никаких проблем. Автоматический разговор, автоматический жест.

Лерой вышел из туалета раздраженный. И сразу оценил ситуацию.

— Забудьте, — сказал он ей по-английски. — Соберемся и уйдем. С этими идиотами бесполезно спорить. Я достаточно насмотрелся на здешних блюстителей порядка.

На улице светило солнце.

— У меня есть семьдесят долларов, — сообщил Лерой. — У вас… нет ничего. Что ж. Время пришло.

— Какое время?

— Время подумать, что можно продать из ваших драгоценностей.

— У меня нет драгоценностей.

— Серьги.

— Нет.

— Как хотите.

— Вы не поняли. Я не могу эти серьги заложить.

— Семейное?

— Это серьги моей сестры.

— Батюшки. Настаивать не буду. Есть студенческая меблирашка недалеко отсюда. Хотите попробуем?

Меблирашка забита была до отказа. И две других меблирашки, о которых знал Лерой — тоже.

— У вас совсем нет друзей в этом городе?

— Есть, — сказала Гвен. — Но почему-то я не хочу… хмм…

— …их стеснять, или показывать им меня, или еще что-то.

— Нет, вы не поняли…

— Если подумать, у меня тоже есть здесь друзья, и я тоже не хочу иметь с ними дело, по более или менее тем же причинам.

— Вы не хотите показывать им меня.

— Нет. Себя. Хамоватый народ. Что ж, поскольку на улице относительно тепло, почему бы нам не сделать то, что юноши и девушки без сантима в кармане делают в этом городе уже десять столетий.

— Что же они делают?

— Самолет у нас в пятницу. Нужно выжить три дня и три ночи. Посмотрите вон туда. Что вы видите?

— Где?

— Через реку.

— Лувр.

— Правильно. Теперь смотрите вон на тот купол. На этой стороне реки.

— Капелла Мазарини.

— Точно. Видите мост, который их соединяет?

— Мост Искусств.

— Совершенно верно. На Правом Берегу, под мостом, есть приподнятый закуток, на уровне глаз, если идти вдоль воды. Обычно там занято, но я уверен, что ради нас они потеснятся, если мы вежливо попросим. Вот только не знаю, что делать с вашим чемоданом.