В постели с Президентом

Он вынул и осмотрел обойму, и снова засунул ее в пистолет, хмыкнув одобрительно, когда обойма щелкнула.

— Наконец-то, — сказал он. — Больше не чувствую себя голым.

— Кто позировал для портретов? — спросила Гвен, чтобы что-то спросить. Ей было очень неудобно.

— А я откуда знаю. Какой-то сопляк из провинции. Бухгалтер или адвокат или еще кто-то. Какая разница.

Ну уж точно не бухгалтер, подумала Гвен. Тип не тот. Ни одна профессия не гарантирует абсолютной защиты от несчастий, но есть на свете люди, которые не рассматривают бухгалтерство как возможное занятие в то время как есть спрос на мусорщиков, а вооруженному грабителю есть кого грабить.

Лерой швырнул пробку в угол и разлил вино по бокалам. Действительно — превосходное качество.

Гвен очень устала. Откусив кусок колбасы и запив вином, она чуть не подавилась помидором и улыбнулась виновато.

Лерой схватил телефон и, ходя по квартире, сделал несколько звонков, включая один звонок своей приемной дочери.

— Мне срочно нужно сто долларов, — объяснила она. — Пронто. Ужасно неудобная ситуация. Я взяла машину у своей подруги, и мне влепили штраф за парковку в неположенном месте. Не хочу, чтобы она узнала.

— Попроси мать.

— Она не дает. Старая скупая гадина. Ты знаешь.

— Она там сейчас?

— Да, наверняка сейчас около моей двери ошивается, как ястреб.

— Дай-ка я с ней поговорю.

На другой стороне Атлантики Грэйс открыла дверь и крикнула:

— Топай сюда, тут кто-то с тобой поговорить хочет, ведьма злобная!

— Захлопни свое грязное хлебало! — услышал Лерой ответ.

Мать Грэйс взяла трубку.

— Да? Кто это?

— Как можно отказывать прелестному ребенку в паршивой сотне? — спросил Лерой.

— Почему бы вам всем не отстать от меня! Кто ты такой, чтобы мне указывать, что я должна делать! И кто я такая, по-твоему — я деньги на грядке ращу, что ли? Если ты вдруг так озабочен всем этим, почему бы тебе самому не дать ей денег?

— Я бы дал, но я сейчас в Европе. Слушай, просто дай ей деньги, и все. Я приеду и отдам. Тебе.

— Нет. Должны же быть какие-то рамки. Всю эту неделю она ведет себя как последняя сука.

— Сама виновата.

— В чем я виновата? Почему я всегда во всем виновата? Вы с ней меня доведете! Вот сдохну скоро, тогда будете рады! Надоело мне все это, [непеч. ]! Я…

Лерой повесил трубку. За все годы, что он ее знал, он так и не научился спокойно относиться к ее поведению и разговору во время менструации.

— Ну так что? — спросила Гвен. — Оно того стоило? Я имею в виду наш поход в тюрьму.

Лерой быстро посмотрел на нее. Вопрос был, конечно же, каверзный.

— Да, — ответил он.

— Ты выяснил то, что хотел выяснить?

Одна из стратегических придумок, которыми пользуются все женщины — не задавать прямых вопросов, создавая таким образом впечатление (достаточное, чтобы убедить, если нужно, даже суд присяжных), что то, что мужчину в конце концов заставляют сказать, сказано им добровольно. Женщина якобы просто слушает благосклонно, иногда поддерживая разговор, в то время как парень рассказывает все сам. Поэтому почти всегда женщина спрашивает — «Ты удовлетворен результатами?» и никогда «Какие результаты?»

— Да, — сказал Лерой. — Выяснил.

— Ты удовлетворен результатами?

— В общем да.

— Расскажешь мне?

— О чем?

— Не знаю. О чем-нибудь.

— Слушай, Гвен, — сказал Лерой, слегка улыбаясь, что на него совершенно было не похоже. — Прими ванну, поскольку к счастью здесь таковая наличествует, и ложись спать, поскольку нам повезло и здесь есть большая удобная кровать. Думай о своих делах, а я буду думать о своих. Оно так безопаснее.

Это было — приглашение начать дуться. Плотные спиралеобразные волны неудовольствия Гвен наполнили квартиру. Лерой их проигнорировал, естественно. Вылив остатки вина в бокал, он закурил, встал у окна, и стал смотреть, как меркнет небо. Справа, вдали, на высоком холме возвышался импрессионистский собор.

Хлопнула дверь ванной. Лерой решил, что выбор у него — либо остаться здесь и [непеч. ] Гвен, либо запереть ее и идти туда, на Монмартр, и напиться, и может подраться с какими-нибудь африканскими сепаратистами или ирландскими освободительными силами или с французской полицией. Он хмыкнул.

Он вытащил все свои наличные и очень тщательно их пересчитал. Пятьдесят шесть долларов и десять центов. Достаточно ли, чтобы молодой паре прожить три дня в этой столице легкомысленного секса и преувеличенно сладострастной музыки? Может и достаточно. Но соблазн был огромен. Тайник суки размещался в левом верхнем стенном шкафчике, в кухне. Двойное дно. Лерой открыл шкафчик. Он заставил себя не пересчитать все деньги, которые там были. Нужно взять только четыреста евро. Или пятьсот? Да, пятьсот. Пятьсот евро. Завтра он сводит Гвен в какой-нибудь приличный и уютный ресторан, и может быть в театр, или еще чего-нибудь. «Лерой», — сказал он себе, «Лерой, [непеч. ] ты, презренный похотливый кабан, ты не забудешь, ты совершенно точно не забудешь выслать суке чек… Нет, ты пошлешь ей наличные. В книге. Ты пойдешь в Нью-Йорке в банк, разменяешь нужное количество долларов, накинешь пятьдесят евро, вложишь в книгу, и отнесешь книгу на почту. Посылку зарегистрируешь. И ты обязан не забыть об этом! А раз не забудешь, тогда почему же только пятьсот? Возьми семьсот. Доложишь лишних не пятьдесят, а сто. Вот и славно. Так и сделаю».

Некоторые высокопоставленные господа имеют привлекательных взрослых дочерей, и приятно бывает провести время с одной из таких дочерей, но последствия всегда перевешивают полученное удовольствие. Им всегда даешь больше, чем взял. Так получается. Поэтому нужно брать столько, сколько сумеешь, как можно больше, иначе какой же смысл, чтоб их всех черти разорвали.

Он поставил второе дно на место и закрыл шкафчик. Теперь у него были деньги на то, чтобы напиться, и на то, чтобы хорошо провести день с Гвен завтра. Он представил себя на Монмартре, пьющего до закрытия последнего кафе, а потом шагающего к ступеням перед собором с тремя бутылками в рюкзаке, и продолжающего пить до рассвета. Здорово. Но тут ему пришло в голову, что он таким образом оставит Гвен одну на долгое время. Представь себе — вернешься, а ее здесь нет. Какие бы ни были причины. Именно это и произойдет, если он сейчас уйдет, понял он. У нас обоих есть здесь дело. Сейчас не время потакать собственным капризам. Как-нибудь потом.

А может взять ее с собой? Несчастная баба, она так измоталась за всё это время. Было бы жестоко волочь ее куда-то прямо сейчас. Она пойдет, если я ее попрошу, подумал он. И даже дойдет пешком до вершины холма, хотя у него теперь есть деньги на такси.

Он осознал, что в ванной льется вода, и льется давно. Он и сам любил понежиться под душем, но все-таки. Он постучал в дверь. Ответа нет. Он постучал еще раз, сильнее.

— Гвен! Эй, Гвен!

Молчание. Он открыл дверь. Гвен сидела на полу, спиной к стене, бедра обернуты сукиным полотенцем, грудь наружу. Хорошая грудь, кстати сказать. Он думал, что грудь у нее отвисает. А она не отвисает. Глаза Гвен закрыты, выражение лица спокойное, мирное. Лерой потянулся к крану и выключил душ. И некоторое время заворожено смотрел на непроизвольно забывшуюся сном Гвен. Равенство, неравенство — каждый мужчина желает ощущать себя время от времени благородным рыцарем — это в подсознании заложено. Он нагнулся и взял ее на руки. Она что-то пробормотала, вздохнула, вытерла губы об его плечо, и заютилась. Его попытка переместить ее вес на другую руку пресечена была недовольным бормотанием. Он перенес ее на матрас. Положив ее очень нежно на простыню, он прикрыл ее другой простыней и, поколебавшись, коснулся губами ее виска.

Нельзя смотреть на спящих как дети — можно разбудить. Лерой подумал — не просидеть ли ночь вот так, на краю матраса, робко. Он прикинул, что ему придется вести себя очень тихо и не курить. И свет придется выключить. Ну уж нет. Никакая женщина, как бы желанна она не была, не укротит свободную душу просто так, за здорово живешь. Он подождал еще минут пять, а затем накинул пиджак и вышел из квартиры. Замок он закрыл с помощью той же заколки для волос, которую давеча использовал, чтобы войти. Дурацкие французские замки не защелкиваются автоматически.

Вместо того, чтобы идти к Монмартру, Лерой проследовал на юг вдоль канала. Кругом было пустынно. Небо почти темное. Шлюзы канала все еще можно было видеть — их освещали остаточные отблески, закат, угасая, проявлялся отдельными пятнами тут и там.

Сунув руку в карман пиджака, Лерой обнаружил там дыру. Замечательно. Зажигалка, стало быть, где-то за подкладкой. Он стал искать ее ощупью, сжав для начала край пиджака. Пальцы набрели на округлый предмет. Пуговица? Нет, слишком толстое что-то. Он снял пиджак и, копаясь и ругаясь, выудил из него зажигалку. Округлый предмет вылезать отказывался. Лерой посмотрел по сторонам. Одинокая фигура двигалась к нему, следуя вдоль канала на север и имитируя походку нью-йоркских репперов гангстерского типа — приподнимающуюся и катящую, будто на лошади человек едет, и при этом раскачивается из стороны в сторону. Лерой подождал, пока фигура не поравняется со шлюзом, и пошел на перехват.