В Россию с любовью

Ого, а Аллочка, оказывается, тайница! В тайном приказе работает. Он же «охранка», он же «кровавая гэбня», он же «логово чекистов», «ФСБ», «КГБ», «НКВД», и, как ни назови, это псы государевы. Получается и тут опека?

Но с другой стороны, она у меня ничего и не выпытывала. Говорила только на те темы, которые я сам поднимал. Так что это именно опека, а не подводка и подкладка с сомнительными целями. Алла друг, хоть и раб лампы.

— Что случилось? — налилось тревогой её лицо. — На тебе лица нет, и весь дрожишь от нервов.

— Она злится на меня за то, в чём я не виноват, — на духу выпалил я без расшифровки.

Эта чекистка помолчала, задумавшись, затем кивнула и попросила:

— А с подробностями?

— Это трудно объяснить. И ты, наверное, тоже не поймёшь. Но мне больше не с кем в этом гадюшнике словом перекинуться. Да, я знаю, с вашей точки зрения это глупость, но я не могу прогнуться, когда меня унижают. Не могу, и всё! Да, мать его, я слабый! Объективно слабый! Ибо неодарённый. Но, в задницу через коромысло, это не значит, что меня надо топтать ногами!!!

— Саш, тише… Спокойнее… — ласково заговорила она, подойдя ближе и осторожно положив руки мне на талию. — Спокойнее. Я тебя не осуждаю. Даже если не понимаю, считаю, ты имеешь право на мнение, отличное от моего и общепринятого. Расскажи. Всё расскажи…! — Дыхание её профессионально задрожало, как у обольстительницы со стажем, но мне было всё равно. Я заговорил. И говорил, говорил, говорил, а она слушала и смотрела мне в глаза. И, выговорившись, вдруг заметил чуть ниже её глаз… Восхитительное декольте в специально оставленном расстёгнутым сверху медицинском халатике. Скромно запахнутый, но полушария там угадывались очень интересные. А ещё… Она держала меня за руки, и от её рук… Шло лёгкое покалывание. Совсем лёгкое, на грани заметности — с Ксюшей не сравнить, но ПОКАЛЫВАНИЕ!!!

— Ты целитель? — осенило меня. Жираф, блин.

— Не такой, как твоя сестра, но да. — Она не стала ломаться и отнекиваться, призналась сразу. — Но Саш, даром я лечу только тело. С душой всё сложнее. Душу целительским даром не вылечить.

— А чем вылечить?

Она пожала плечами.

— Ты не у того человека спрашиваешь ответы. И я даже не представляю, а кто, собственно, способен их тебе дать. Может быть, что и никто — мне неведомо. Но зато я могу облегчить тебе ношу на время, снять симптомы. — И она опустилась на колени.

— Алла, я… — Я не просто опешил. Тут даже слово «офигел» не передаст всех эмоций.

— Мне сказали, что давать тебе нельзя, — спокойно и вкрадчиво, «романтично» щебетала она, расслабляя и настраивая на близость одной интонацией — профи в работе! — Государыня будет сердиться. Но это не значит, что я не могу снять симптомы — я всё же дипломированный специалист, медик. — Её пальцы умело расстегнули мне ширинку.

— Мне всего четырнадцать. Я не уверен, что…

— О, Саш, за это не волнуйся! — рассмеялась она. — Если по утрам пиписька уже начала стоять — то процесс взросления запущен. А значит со мной у тебя не будет никаких проблем. Мои мужчины никогда не дают «петуха» и не страдают импотенцией.

— Целительство, да? Дар?

— Да, — довольно кивнула она, после чего говорить больше не могла. А я стоял, прижавшись спиной к стенке кладовки, обхватив руками её голову, закрыв глаза, и… Ни о чём не думал. Чувствовал, как медленно, но бескомпромиссно отступают все горести и проблемы. Да, Алла их не решит, это так. И она права — есть вероятность, что никто не сможет подсказать мне решение. И это самая взрослая и умная её мысль. Но остроту восприятия она сняла… Снимет… Короче, в процессе. И я смогу думать своей тумкалкой, а не как сейчас. А это уже здорово.

— Я не буду тебя целовать, — произнёс я, когда она, устроив реально первоклассный минет, дала кончить. Причём абсолютно всё в процессе контролировала. Влияла на меня, как целитель — и агрегат мой юношеский сработал без сбоев, без фальстарта, и завершил я в момент, когда она посчитала, что время настало. Учитывая свой возраст, уверен, что с обычной женщиной бы так не получилось. Если бы вообще получилось. Или не встал бы толком, или бы упал в процессе, или бы я завершил через минуту-две. Нормальные подростковые проблемы момента созревания. А так мы тут возились минут пятнадцать-двадцать, нормальный уровень взрослого, созревшего организма, и… Кажется, ей тоже понравилось. А что, есть много женщин, которым это нравится.

— Не целуй, больно надо — произнесла она, вставая с колен и вытирая тыльной стороной ладони губы. — Представляешь, какая досада! Я могла бы понести от царевича, и ничего бы за это не было! Но как дура должна была сглотнуть.

— С этой стороны проблему не рассматривал… — задумался я, а поверьте, после первого секса в жизни, пусть пока орального, но пипец «взрослого», полноценного, думается ой как плохо. — Ну да, это госпиталь. Пробирки, криосумки… Сейчас выйдешь, куда надо выплюнешь, и на операцию…

— Угу. И через семь-восемь месяцев — в декрет, а ещё через два — я мама отличного малыша с царской кровью. Но нет. — Тяжёлый вздох.

— Служба прежде всего?

— Именно.

— Спасибо. За… Помощь в снятии симптомов, — улыбнулся я.

— Не за что. Обращайся. — Она подалась вперёд, обняла меня. Я не сопротивлялся, наоборот — мне нравилось её обнимать. А вот содержимое декольте я даже не попробовал на ощупь. Какая досада! Надо будет позже наверстать.

* * *

Жизнь налаживалась — мне стало легче. Успокоился, взбодрился… И с лёгким сердцем вернулся в свою комнату — за учебники. «Комната» не совсем правильно, это блок из пяти комнат, включая две спальни, мою и Машкину, игровую, где до сих пор лежат наши игрушки, которыми мы уже не играем, аудитория, где делаем уроки, и детская столовая, где уже не едим. К каждой спальне примыкает персональная туалетная, совмещённая — и унитаз за перегородкой, и ванна-джакузи, и душевая, и раковина для умывания — всё в одном флаконе. Так что спальни хоть разные, но аудиториум у нас общий, а занимался я в нём.

Долбанная физика! И ведь понимаю, о чём речь! Ибо понятия все верные. Сила тока. Напряжение. Сопротивление. И даже схемы знакомые — почти те же обозначения. Вот только единицы измерения непонятные. Ладно некоторые, вроде сопротивления, на греческом, но даже самые простые меры длины такие, что без ста грамм не разберёшься! Например, «аршин». Это что-то сравнимое с метром. Или человеческим шагом. Это хотя бы знакомое понятие, «я» в прошлой жизни его слышал и интуитивно соображает, о чём речь. Но дальше — лес. Ибо далее идёт «пядь», она же «четь». Судя по формулам, где они замещаются, это четверть аршина. Ещё есть «линия». Это что-то маленькое. В линиях измеряется сечение проводника. То есть линия это что-то вроде толщины толстой проволоки! Или верёвки. В линиях измеряются диаметры в принципе, тогда как в аршинах — длины оных. И вот по такой толщине в линиях прогоняется заряд в греческих «разрядах», бог его знает что это и как сравнить количественно с кулонами из памяти «я». Зато разряд на линию даёт силу, мать его, тока! Такую же, как там, только хрен знает, как сравнить их величины! Пипец, короче.