В тени горностаевой мантии
Шрифт:
Когда они догнали свиту, охота уже закончилась, и все собирались в обратный путь. Анна подъехала к императрице.
— Извините, ваше величество, я оказалась плохой наездницей.
— Не стоит извиняться, мне сказали, что вы упадали с лошадь. Но вы не ушибались?
— Нет-нет, все в порядке, меня поддержал офицер свиты.
— О, он должен быть сильный человек. Кто он?..
Анна сначала хотела представить императрице своего спасителя, но вдруг почувствовала, что не хочет этого делать. Это нежелание мелькнуло в ней настолько неожиданно, что она даже не успела разобраться в его причине. Ее губы и голос уже говорили что-то, что диктовалось этим нежеланием, а вовсе не разумом.
— Не знаю даже… Все произошло так быстро, что я и не разглядела его как следует… Но по-моему —
— Но вы, надеюсь, его поблагодарили?
— Конечно, ваше величество, я даже хотела… — Она приподнялась на стремени, вглядываясь в группу сопровождающих офицеров. — Хотела взять на себя смелость представить его вам.
— И что же?.. — Екатерина внимательно смотрела на свою фрейлину.
— Да вот… не вижу его. Или путаю… — Впервые Анна солгала императрице. Она прекрасно разглядела молодого человека среди других офицеров, но не могла себя заставить указать на него. — Найдется. Не сейчас, так позже, никуда не денется. — Она поймала себя на том, что, будучи взволнованной, говорит тем не менее нарочито небрежно, спокойным тоном. «Что со мною?» — подумала она и по тому, как забилось сердце, поняла, что «знает», знает, что с ней, но не хочет признаться и лукавит, теперь уже сама перед собой.
69
Такой же, как и все (франц.).
Екатерина что-то говорила ей еще, Анна не слышала, поглощенная неожиданным и никогда ранее не испытанным состоянием души, и только кивала головой, повторяя: «Конечно, конечно, ваше величество». А что «конечно»?.. Выручили охотники, поднесшие трофей, — убитого гуся с расклеванной головой — и кречета, уже накормленного и снова с клобучком на голове.
После недолгих восторгов императрица повернула коня, и все заспешили в обратный путь. Анна ехала, не смея оглянуться. А когда миновали решетку парадного двора, сопровождающие отстали. Здесь их сменила другая охрана.
Во дворце Екатерину встретил запыхавшийся граф Панин.
— Ваше величество, с викторией вас. Внял Господь вседержитель молитвам нашим и помог сокрушить неверных… — Глаза Никиты Ивановича наполнились слезами…
— Погоди, Никита Иванович, об чем ты толкуешь, о какой виктории да еще со слезами?
Панин молча протянул императрице немецкие газеты. В них сухо, но обстоятельно рассказывалось о русско-турецком морском сражении в Хиосском проливе Эгейского моря, произошедшем 24–26 июня 1770 года.
— Спасибо Бог, голубчик! Уже уведомлена. Господин Орлов постарался…
Это была действительно Победа! Та самая столь необходимая всей русской армии в этой затянувшейся войне и еще более необходимая дипломатам в их весьма осложнившихся за последнее время сношениях с европейскими державами. Екатерина опустила газеты и обняла канцлера…
Анна разбранила себя в душе за то, что не была откровенна с императрицей и не представила ей офицера, лишив его благодарности из уст государыни… Все равно ведь они расстались. Она не знает даже, как его зовут, а он, возможно, не знает ее… Последнее обстоятельство не так уж и плохо, поскольку относительно своей славы при Дворе она не заблуждалась. Но, скорее всего, они никогда больше не увидятся. Да и мало ли офицеров вокруг… Анна понимала, что пытается обмануть себя, чтобы избавиться от непривычного чувства, от небывалой доселе горечи какой-то утраты… Наконец, перед тем как идти на вечернее дежурство, она вдруг остановилась и сказала: «Господи, да уж не влюбилась ли я? Только этого мне не хватало…» И как всегда — мысль изреченная освободила душу. Выговорив вслух, что скрывала даже от себя, она вздохнула свободнее и решила выбросить глупости прочь из головы.
Прошло несколько дней, подпоручик на глаза не попадался, и Аннета стала забывать о мимолетном эпизоде на охоте. И вдруг однажды,
торопясь в бани, она встретила его в парке. Молодой человек сидел на скамейке и, заметив ее, вскочил, а дождавшись, поклонился, пряча левую руку за спину. Когда он выпрямился, лицо его осветилось застенчивой улыбкой. «Ему идет, когда он улыбается, — отметила про себя фрейлина, отвечая на приветствие. — Сущий Кандид». Продолжая смущаться, молодой человек выпростал из-за спины спрятанную руку, в которой оказался маленький букетик поздних цветов. «Был в оранжерее, купил или выпросил. Стало быть, готовился заранее». Мозг Анны помимо ее желания хладнокровно отмечал детали возникающего флирта. Но, тем не менее, ей было приятно, что эта встреча — не случайность. Значит, подпоручик помнил о ней, хотел видеть.— Здравствуйте, поручик. Вот неожиданная встреча. Она дает мне приятную возможность еще раз поблагодарить вас за спасение…
— Полноте, ваше высокоблагородие, какое там «спасение»… Мне довольно, чтобы вы не серчали на мою смелость.
«Ну, при такой решительности, любезный, крепости тебе не взять», — подумала про себя Анна и протянула руку к цветам.
— Это мне?
— Да, конечно. Только я хотел еще… — он вынул сложенный листок бумаги. — Еще вот, письмо вам. Коли вы сделаете милость и прочтете…
— Письмо мне?.. Но раз уж мы встретились, то не проще ли вам передать все на словах?
Подпоручик покраснел, опустил глаза и смешался…
— Annete! — раздался голос Екатерины со стороны мраморных терм. — Annete, где вы! Мы уже заждалися.
— Впрочем, ладно, давайте. И не взыщите. Сегодня не очень удачный день для свидания, меня ждут.
Она взяла записку, помахала подпоручику рукой и побежала по дорожке, раздумывая, куда бы пристроить до конца бани неуместный букет…
Воротившись, она поставила цветы в вазочку на камине рядом с часами, разыскала среди белья записку и, пока горничная расчесывала ей волосы, углубилась в чтение. Закончив читать, она посмеялась, но записку не выбросила, рассудив, что теперь, по крайней мере, знает имя своего спасителя — Александр Васильчиков. Она решила рассказать государыне о смешном молодом офицере и напомнить о разрешении представить его. Анна прикинула: рост подходящий, повыше среднего, лицо чистое, с простодушным выражением, все остальное узнается потом… Взгляд ее упал на трогательный букетик на каминной полке, и вдруг на какое-то мгновение ей стали противны ее мысли. Анна мотнула головой, скомкала письмо и швырнула в угол, решив не отвечать.
Однако выбросить из головы подпоручика ей уже не удавалось. Тем более что через день Серж Наскоков, юный камер-паж малого двора, [70] подкараулил ее у фрейлинского флигеля и вручил еще одно письмо. На этот раз записка была написана по-французски и состояла всего из трех строк: «Вы не ответили, не пожелали встретиться. Я это понимаю так, что вам неинтересен. Значит, такова моя судьба. Но я все равно вас люблю. А.»
Анна улыбнулась, представив, каких трудностей стоило подпоручику составить это нехитрое послание на языке, которым он владел весьма слабо, и решила подшутить, — написать длинный ответ по-французски со сложными оборотами и туманным смыслом. Но передумала.
70
Так назывался двор его императорского высочества великого князя Павла Петровича.
В Царском пошли дожди, певица итальянской труппы, которая должна была давать оперу в Эрмитаже, простудилась и была не в голосе, императрица скучала, проводя много времени в манеже. Скучали и приближенные. Несколько вечеров спустя Анна нашла у себя под дверью третье послание. Подпоручик писал: «Я все решил и клянусь, что более вы никогда не увидите меня и не услышите ни слова. Но прежде чем сие произойдет, я вас умоляю, сделайте для меня такую милость, дайте возможность увидеть и поговорить с вами. Видит бог, я не прошу и не надеюсь на большее. Искренне почитающий вас, Александр Васильчиков».