В тени престола. Компиляция 1-12 книга

– И только?.. – Рыцарь едва заметно улыбался, наслаждаясь паникой гостя.

– Ой! Чуть не забыл! – спохватился англичанин. – У него шрам на лице был! Здоровенный такой шрамище! В пол-лица… – он своем лице изобразил увечье своего знакомого. – Ото лба к подбородку, через веко, нос и губы…

– Теперь мне все понятно… – рыцарь вдруг вежливо поклонился перед Арнульфом, возвратил ему серебряный слиток с печатью. – Вы меня успокоили. Можете подниматься в главную залу дворца. Это на втором этаже, сразу напротив лестницы. Не потеряетесь. И убедительно прошу вас, когда подниметесь, покажите слиток стражнику – он проведет вас на почетное место, почти возле трона нашего государя.

Арнульф поклонился ему и стал подниматься по ступеням лестницы, но обернулся и, не в силах совладать с любопытством – кто же все-таки этот «Робер-нормандец», спросил у лимузенца:

– Мессир, простите мне мое любопытство. – Тот усмехнулся и кивнул в ответ. – А кто таков «Робер-нормандец»? Правая рука его светлости?..

– Вот подниметесь и сами увидите… – лимузенец развернулся к нему спиной и занялся очередным гостем, спешившим во дворец.

Арнульф взбежал вверх по лестнице, показал стражнику свой пропуск – стражник молча кивнул ему и провел в большой парадный зал дворца, где кивком головы указал на место слева от трона. Там уже толпились несколько знатных мусульман, среди которых он увидел евреев, одетых в красивые парадные одежды, а присмотревшись… и еврея Исаака.

Англичанин подошел к нему и, улыбнувшись, спросил:

– Какими судьбами, рабе?..

Исаак, казалось, нисколько не удивился встречи с ним и ответил:

– У меня дела здесь. Меняльные лавки. А тут, простите за каламбур, такой случай… – он глазами показал на трон. – Не каждый день увидишь такое…

– Да-да, вы правы… – растерянно ответил Арнульф.

– Тогда, мой молодой любопытный английский друг, – Исаак, не мигая, посмотрел на него. – Что вас привело сюда?

– Любопытство, также как и вас… – пожал плечами Арнульф. – Интересно и познавательно, знаете ли…

– А-а-а… – покачал головой Исаак. Он вздохнул, посмотрел на небо и, опустив глаза на собеседника, спросил. – Как ваши изыскания? Завершились удачно?..

– В целом да… – холодно и скупо ответил Арнульф. У него не было желания признаваться еврею в том, что все поиски зашли в тупик, и даже просвета не было видно.

– Искренне рад… – как-то загадочно ответил Исаак.

Толпа тихо, но очень возбужденно гудела, ожидая момента появления графа и архиепископа Толедо. Арнульф замолчал и, вслушиваясь в низкий гул толпы, стал наполняться трепещущим ожиданием чего-то значимого и торжественного. Англичанин заметил, что и сам стал в душе волноваться, словно волны переживаний столь ответственного момента передались и ему, сливая его индивидуальность с толпой…

Филипп, он же Робер Бюрдет – нормандский рыцарь, волею судьбы ставший в одночасье столь могущественным владетелем небольшого приграничного графства, смотрел на себя в большое серебряное зеркало, отполированное до блеска его придворным брадобреем – старым мусульманином Мустафой, который заканчивал успокаивающий массаж, следовавший после бритья.

Рыцарь был вынужден отпустить бороду, дабы не тревожить лишний раз свою ужасную рану, исполосовавшую его лицо и обезобразившую его до неузнаваемости. Теперь же, когда рана почти полностью зажила и превратилась в длинный почти багрового цвета рубец, Филипп решил сбрить ее, ведь даже Арнульф не смог узнать его – настолько рана изменила его внешность.

Сбривая бороду, он как бы рвал со своим прошлым миром, прошлой жизнью и начинал нечто новое, надеясь в душе, что, может быть, на этот раз судьба станет к нему мягче и терпимее.

Изабелла была на сносях, беременность перевалила за середину и по словам местных мусульман-лекарей, в чьем искусстве он не переставал удивляться и чьими талантами он непрестанно восхищался, жена должна была принести ему наследника.

– Назову его Гийомом… – тихо буркнул он себе под нос, любуясь своим отражением в серебряном зеркале, откуда на него его же глазами смотрел абсолютно незнакомый ему мужчина со шрамом в пол-лица.

– Все, повелитель… – Мустафа немного протер его лицо влажной салфеткой, пропитанной успокаивающими благовониями – кожа сразу стала остывать, а зуд, тревоживший его в местах, где острая бритва слишком близко прошла с кожей, стал затихать. – Вас просто не узнать…

– Я и сам, Мустафа, себя не узнаю… – весело подмигнул ему Филипп де Леви.

Брадобрей часто закивал головой и, улыбаясь, произнес:

– Действительно, мой повелитель, стоит мужчине сбрить бороду как все, кто знал и помнил его с бородой, могут мимо пройти и не узнать…

Филипп встал и, расправив складки сюркота под своим широким и украшенным золотом поясом, надел на шею большую золотую цепь – символ его графской власти. Затем, поверх нее, еще одну – поменьше, но с прикрепленной к ней золотой Буллой, врученной его послу самим Его Святейшеством папой Римским.

Надо заметить, что сегодня его придворные превзошли самих себя: они буквально утром принесли ему новую парадную кольчугу такой тонкой работы, что звенья ее казались не больше горошинки перца, а золочение превращало это защитное одеяние в исключительно красивую и солидную вещь. Это был любезный и весьма дорогой подарок эмира Кордовы, можно сказать, широкий жест дипломатии и тонкий расчет на возможное мирное сосуществование. Граф буквально искрился золотыми блестками, едва солнечный свет касался его кольчуги, заставляя ее играть под своими нежными лучами.

Филипп надел на грудь маленький золотой щит с искусно нанесенным на него гербом: четыре червленые волнистые вертикальные линии по золотому полю. Этот герб был вручен ему на поле битвы и Филипп очень гордился, постоянно мысленно обращаясь к погибшему Роберу: «Друг мой, прости за то, что невольно и не спросив у тебя согласия, присвоил твоё имя и фамилию, но я, видит Бог, старался ничем ее не опозорить. Вот и теперь твоё имя останется в веках, а вместо старого и несправедливо забытого родового герба у тебя будет новый, гордый и сильный…»

– Сир, пора… – герольд – высокий и светловолосый нормандец, одетый в цвета его герба: червленый и золотой, засмеялся и поклонился. – Гости уже собрались и ждут вас в главной зале, на архиепископа больно смотреть – все ноги истоптал, прямо не священник, а боевой декстриер перед бугурдом!

Филипп надул щеки и шумно выдохнул:

– Пошли, негоже гостей томить. Как там Рамон?..

Герольд пожал плечами в ответ:

– Слава Господу, сир. Известия с наших южных рубежей пока спокойные…

– Тогда пошли, Рауль… – Филипп шагнул к выходу из своей комнаты. – Веди меня, мой славный герольд…

Они вышли из комнаты, и пошли по коридору. Взгляд Филиппа упал на альмогавара, стоявшего возле стенной ниши в парадном одеянии.

– Хавьер, здравствуй. Как наши дела?.. – обратился он к нему.

– Больше никого в городе нет. Это точно. – Хавьер кивнул в сторону раскрытых дверей большой залы. – Англичанин точно остался в одиночестве.

– Где его поставили?..

– Почти возле трона, среди мусульман и евреев… – усмехнулся Хавьер. – Надеюсь, что он их не покусает…