В третью стражу. Трилогия

прошлой истории

событий нарастала все больше, и теперь уже абсолютно неизвестно, где и когда - и тем более, как - обрушится она бедой на глупое, ничего не подозревающее человечество.

Два месяца, а показалось - год, хотя временами дни пролетали, словно мгновения. И все-таки скорее год, жизнь или вечность, потому что...

"Потому..."

За два неполных месяца Олег дважды встречался с Вильдой - в Вене и Берлине, один раз, и тоже в Берлине - с Таней и Виктором. И ни разу со Степой. Но если без встреч с Матвеевым Олег мог какое-то время обойтись, короткая - в два дня - встреча в Марселе с Ольгой оставила в душе Шаунбурга такую зияющую пустоту, что заполнить её было просто нечем. Ни работа, ни чувство долга, ни тем более - алкоголь таких "болезней" не лечат. А любовь, как начал догадываться Ицкович, бывает не только сильной и очень сильной, но и хронической, а значит - неизлечимой.

В октябре Гейдрих попросил - именно попросил, а не приказал, что было не вполне обычно даже для их в некотором роде "доверительных" отношений - съездить в Испанию и "осмотреться на месте". Германию начинала тревожить неопределенность военно-политической ситуации в охваченной гражданской войной стране.

Съездите туда, Баст!
– сказал Гейдрих.
– Понюхайте воздух. Мы хотим знать, что там происходит на самом деле. А вашему мнению доверяю не один только я.

"Я вхожу в фавор?
– удивился Олег.
– Обо мне вспомнили старые товарищи?"

Ну, что ж, такое предположение, пожалуй, не лишено логики. Вступив в НСДАП еще в двадцатые годы, Шаунбург успел лично познакомиться со многими из тех, кто ныне превратился в полубогов Третьего Рейха. Во всяком случае, с Геббельсом Баст был знаком куда лучше, чем с Гейдрихом, а ведь шеф "Зипо" почти нарочито - на публике - называл Баста своим другом.

"Возможно", - пожал мысленно плечами Олег и отправился в Испанию.

Добираться - хоть и с оказией - пришлось окружным путем: через Италию, Ливию и Испанское Марокко. Так что устал Баст до такой степени, что, сойдя с военно-транспортного самолета на землю, на ногах держался только усилием воли. Однако времени на отдых предусмотрено не было. Организатор поездки - агент Гестапо в Кадисе Эрих Кнопф сразу же отправил Шаунбурга дальше. В Севилью, в штаб "W" или, вернее Sonderstab W, во главе которого стоял генерал-лейтенант Гельмут Вилберг, в Саламанку, в ставку генерала Санхурхо, и далее везде, включая Мадридский фронт, где действовал генерал Мола, стремившийся компенсировать урон, произведенный рассекающим ударом Экспедиционного Корпуса РККА.

В Севилью Олег вернулся накануне ночью. Добрался до отеля, поднялся в номер и не нашел в себе сил даже на то, чтобы принять душ. Выпил залпом полстакана рома, по случаю оказавшегося под рукой, и, не раздеваясь, рухнул в койку. Спал как убитый, без снов и сновидений. Проснулся в одиннадцать часов утра - не ровно, разумеется, а с минутами - полчаса принимал душ и брился, покуривая между делом и приканчивая так некстати подвернувшийся вчерашний ром. Потом вспомнил, что ничего не ел уже почти двадцать часов, но было поздно: в голове поплыло, и пришлось делать над собой немалое усилие, чтобы выбрать из не слишком богатого гардероба чистое белье и приличную рубашку, одеться и спуститься в ресторан. По дороге вниз Олег увидел себя в зеркале, чуть поморщился, оценивая состояние брюк и пиджака, но тут уж ничего не поделаешь, и Баст решил сначала все-таки позавтракать и заодно - впрок - пообедать, а внешним видом, включая посещение "севильского цирюльника", можно заняться и позже. Это же не "где-нибудь", а обычная буржуазная страна, и значит, в ней нормально работают и магазины готовой одежды, и прачечные при отелях.

"Все устроится!
– утешил Ицкович Шаунбурга, разнервничавшегося при виде непорядка в своей одежде.
– Ну, и что, что штаны мятые? Без штанов было бы еще хуже!"

В ресторане, как ни странно, нашлись знакомые, так что принимать пищу в одиночестве не пришлось. За боковым столиком угощались дарами земли Испанской - щедрыми, надо отметить, дарами - два аса только что начавшейся войны: немецкий и испанский. Полковник Эберхард Грабман, судя по последним сообщениям, сбил то ли три, то ли даже четыре республиканских самолета, а капитан Гарсиа Мурато - пока всего лишь один, но тоже ходил в героях.

– Здравствуйте, господин журналист!
– по-немецки приветствовал Баста полковник.
– Идите к нам, мы с капитаном только начали.

"Вопрос, когда закончите?" - желчно подумал Олег, оценивая стол "братьев пилотов", похожий на натюрморт в стиле любимых и Ицковичем, и Шаунбургом малых голландцев.

– Салют!
– ответил Олег на приветствие летчика и изменил направление движения.

Делать нечего, придется "составлять компанию".

– Добрый день!
– вежливо поздоровался щеголеватый испанский офицер, поднимаясь навстречу Ицковичу.

– Меня зовут Себастиан Шаунбург, - напомнил Олег, оценив выражение тревоги и сожаления, появившееся в глазах пилотов. Помнить имя какого-то немецкого репортера, они, разумеется, не обязаны, так что, как говаривали древние римляне, ad impossibila nemo tenetur...

– О!
– ответил с улыбкой немец.
– Точно. Фон Шаунбург... Вы ведь баварец? Мы перешли на "ты"?

– Нет, - покачал головой Олег и сел за стол.
– Мы не перешли на "ты", но я баварец.

– Очень приятно, - как-то невпопад сказал испанец, возвращаясь на свое место. Похоже, он был уже прилично "подшофе".

– Мне тоже, - кивнул Олег.

– Выпьете?
– спросил Грабман. Внешне он был типичным пруссаком. Во всяком случае, в воображении Олега, разбавленном памятью Шаунбурга, северные немцы представлялись именно такими.

"А куда я денусь?"

– Выпью.

И понеслось.

У летчиков продолжался пусть и кратковременный, но отпуск, и оба были не против расслабиться, а пьют немцы и испанцы, как выяснилось, одинаково хорошо. Если умеют, разумеется. Но эти двое умели.

– Вчера наши бомбили Гетафе, - сообщил полковник под ветчину и зелень, не уточнив даже, кого имеет в виду: немцев или авиацию националистов.

– Гетафе?
– переспросил Олег, прожевав кусок сухого и солоноватого хамона.
– Что это? Это место? Где оно?

– Это аэродром красных, - объяснил капитан. Он совсем неплохо владел немецким. Во всяком случае, Олег понимал его без затруднений.
– В районе Мадрида.

– И?
– Олег поднял рюмку салютуя своим сотрапезникам.
– Мне будет, о чем написать?

– Мы потеряли два бомбардировщика, - построжел лицом оберст.
– Вряд ли в "Эйер Ферлаг" будут рады таким новостям.

– Я не печатаюсь в "Фелькишер беобахтер", - покачал головой Олег.

– Так вы не из...
– по-видимому, полковник хотел сказать "этих", но удержался. В 1936 году многие стали уже более осмотрительными, чем в тридцать третьем или тридцать четвертом.

– Я пишу для "Берлинер тагеблатт" и "Франкфуртер цайтунг", - не меняя выражения лица, объяснил Олег.

– Работаете на евреев?
– усмехнулся - не без горечи, как заметил Баст - пруссак.

– Кто бы говорил о евреях, - парировал Шаунбург.
– Ходят слухи, что этот ваш Вильберг сам мишлингер.

– Оставьте Гельмута в покое, - поморщился Грабман.
– Он отличный командир.

– Это как-то связано?
– заинтересованно прищурился Баст.

– Прозит!
– предложил понятливый испанец, поспешивший вывести их беседу из опасного тупика.

– Прозит, - с явным облегчением поддержал тост полковник.