В третью стражу. Трилогия

– Значит, ты не был в Судетах?

– Почему же!
– пожал плечами Баст.
– Был... как журналист... Я даже написал несколько статей, которые ты, мой друг, читала еще год назад.

– Но год назад,

милый

, ты не рассказал мне, чем на самом деле ты занимался в Чехии.

– Да, спал я там по большей части!
– отмахнулся Шаунбург и бросил взгляд на неожиданно молчаливую Кейт. Та в разговор не вмешивалась, и это было более чем странно.

"Интриганка! Но с другой стороны..."

– Если ты подозреваешь меня в том, что я спал не один...

– Я не знала, что ты умеешь стрелять из пулемета, - теперь она, кажется, улыбалась, но при этом, совершенно определенно, собиралась заплакать.

– Э...
– женские слезы всегда были слабым местом Ицковича. Фон Шаунбурга они не более чем раздражали, но взаимопроникновение двух разных психик давало, порой, весьма странные плоды.

– Оставь его, Ви, - подала, наконец, голос Кейт.
– Ты же видишь, наш рыцарь не готов прямо сказать своей жене, что он солдат, а солдаты на войне не только маршируют. Они еще и стреляют иногда. А иногда для разнообразия стреляют по ним...

"А ведь ты тоже психуешь, - отметил мысленно Баст.
– Не один я, значит, с ума схожу!"

– У тебя, Кисси, есть какие-то конструктивные предложения?
– спросил он вслух, специально отметив интонацией слово "конструктивный" и надеясь, что Кейт поймет не предназначенный для ушей Вильды намек и не обидится. Ну, в самом деле, они же все это сто раз обсуждали! Если не Аргентина, то...

"

То

Саламанка, например

..."

– Нет, - ответила Кейт, выдохнув вместе с этим словом сигаретный дым. Получилось как выстрел из пушки.
– Нет. Увы, но у меня нет конструктивных предложений...

***

– Нет, это не вариант, - Гейдрих еще плотнее сжал тонкие губы, задумался на мгновение, чуть прищурив глаза, смотрящие, однако, куда-то мимо Шаунбурга, и качнул головой, как бы подчеркивая отрицательный результат.
– Если бы не Канарис...
– трудно сказать, чего было больше в его голосе, сожаления и горечи или откровенной ненависти.
– Мы играем на чужом поле, Себастиан, так что все следует провести так, словно нас там и нет.

За два часа разговора это было уже четвертое по счету предупреждение, и если уж Гейдрих настолько "рассеян", что возвращается к теме более двух раз, то не Шаунбургу пропускать такое мимо ушей.

– У меня имеется репутация, - сказал он осторожно.
– Некоторая репутация, в некоторых кругах, может быть?..

– Лишнее, - отмахнулся шеф "зипо".
– Не следует множить сущности. Я смотрел ее досье. Она спит со своим директором Раймоном Полем. И он же автор большинства ее песен... Нет, не стоит ломать планы. Французы с ней едут? Едут. И какой-то американец... Миллер, кажется. Так почему бы не поехать и немцу? В конце концов, это первая luder, которую большевики пригласили к себе в гости. Германские граждане в праве узнать, как проходил этот визит... Предупреждать вас об осторожности, вероятно, не требуется, не правда ли?

– Разумеется, - улыбнулся Шаунбург.
– Можно попросить, чтобы нам принесли кофе?

Они сидели в приватном "уголке", устроенном Гейдрихом в подражание Гиммлеру. Такой же, как у шефа кожаный диван углом, прямоугольный капитальный стол и два кожаных кресла вдоль длинной стороны стола. Даже картины на сходящихся углом стенах чуть ли не те же самые - настолько похожи: романтические развалины на скалистом холме и какой-то сельский пейзаж.

– А не описаетесь, дружище?
– спросил Гейдрих, вызывая нажатием кнопки адъютанта.

Разумеется, и эта шутка прозвучала неспроста. В этих стенах просто так даже не дышали. А уж потели и улыбались только со смыслом, и зачастую с двойным смыслом. Вот и сейчас, грубоватая, почти плебейская незатейливость остроты должна была показать собеседнику, что характер их, Гейдриха и Шаунбурга, отношений далеко выходит за рамки служебной подчиненности. Почти дружба...

"Почти..."

– Меня тревожит непроясненность "обратного адреса", - Баст достал из портсигара сигарету и потянулся за зажигалкой, а она у него была примечательная. На первый взгляд как бы и не "Zippo", но на самом деле - австрийская, ручной работы, той же модели, которую американцы и взяли за образец. Подарок "кузины Кисси", женщины, имеющей вкус на красивые и дорогие вещи.

"Аминь!"

– Да, это серьезно, - на этот раз, Гейдрих не стал уводить разговор в сторону, и перешел, наконец, к делу. Ведь дьявол в деталях, не правда ли?

– Вот, посмотрите, Себастиан, - предложил он, выкладывая перед Шаунбургом лист голубоватой бумаги с коротким машинописным текстом, главную часть которого составлял список персоналий.

Баст посмотрел текст. Хмыкнул про себя и прочел еще раз. Прикрыл глаза, повторяя в уме имена, звания и должности.

"Неплохо..."

Прочел для верности еще раз. Гейдрих его не торопил, лишь чуть позже, когда принесли кофе, перевернул лист текстом вниз.

– Спасибо, - кивнул фон Шаунбург на чашку кофе.
– И... да. Я запомнил. Но они наверняка захотят увидеть и "тень отца Гамлета".

– У вас мрачный юмор, Себастиан, - усмехнулся Гейдрих.
– Но вы правы, захотят. И пусть увидят... ну, скажем, его, - с этими словами шеф "зипо" выложил на столешницу еще один документ и, прикрыв текст ладонью, постучал длинным пальцем музыканта по подписи.

"Доктор Геббельс. Я угадал!"

– Как считаете, сойдет он за "тень отца Гамлета"?
– спросил Гейдрих, убирая оба документа.

– Боюсь, что за одной тенью мои собеседники могут вообразить себе еще более впечатляющую... тень, - Баст специально выдержал паузу, чтобы Гейдрих почувствовал не высказанное вслух слово.

Фигура

, а не тень.

– Это их право, - чуть пожал плечами Гейдрих.
– Разговор ведь идет об очень серьезных вещах. А значит, искренность лучшая политика. Они не могут не знать в каком мы сейчас положении, но и мы знаем кое-что про них. Пытаться дожимать соперника до конца - чревато серьезными последствиями для обеих сторон. А мы, в конце концов, имеем одних и тех же врагов.

– Вы имеете в виду евреев?
– поднял бровь Шаунбург.

– Я имею в виду Англию, - усмехнулся в ответ Гейдрих, давая понять, что уловил намек.
– А евреи... что ж... они ведь могли бы уехать в Палестину... Но Британская империя этому противится, и нам приходится до поры до времени использовать популярные в народе лозунги.

Разумеется, это не было правдой. Антисемитизм являлся одним из краеугольных камней в фундаменте идеологии НСДАП и отменять его было поздно, если возможно вообще. Другое дело, что в реальной политике - тем более на войне - идеология иногда, хотя и не всегда, уступает, если не здравому смыслу, то хотя бы фактическим интересам. И в последнее время Гейдрих явно начал проводить в "еврейском вопросе" какую-то особую - свою, - хотя, возможно, и одобренную свыше, линию. Во всяком случае, заигрывание с русскими коммунистами, среди которых было полно евреев, и Америкой, где еврейские капиталы играли определенную и совсем немалую роль, могло подвигнуть руководство Рейха решать наболевший вопрос несколько иначе, чем это случилось в истории, известной второму, вернее, первому "Я" Баста фон Шаунбурга. Впрочем, ничего еще не произошло, и история легко могла вернуться в прежнее русло, которого на самом деле, возможно, и вообще не покидала, но могла, разумеется, потечь и в совершенно ином направлении. И Олег Ицкович, превратившийся волею, черт знает каких сил в баварского дворянина и офицера СС, прилагал весь последний год немалые усилия к тому, чтобы "