В третью стражу. Трилогия

– Выше пятидесяти процентов, - закончил за него Олег.
– Проверим тридцать четвертый номер?

– Пошли. Спросим, нет ли для ребе Ицковича славянского шкафа, или не здесь ли живет Эдита Пьеха...

– Ага, здесь живет "иди ты на..."

5.

Виктор Федорчук, Олег Ицкович, Степан Матвеев

,

Амстердам,

1 января 1936 года

Так, ты - Олег, - ткнул Ицковича пальцем в грудь "англичанин" из тридцать четвертого, как оказалось, тоже неплохо - буквально "по случаю" - говорящий по-русски.

– А... этот кто?
– и обвёл указательным пальцем в воздухе силуэт человека, что назвался Ицковичем.

– Этот?
– усмехнулся Олег, указав на себя большим пальцем левой руки, поскольку в правой дымилась сигарета.
– Этого зовут Себастиан фон Шаунбург. Для друзей просто Баст. Между прочим, истинный ариец, беспощадный к врагам Рейха, и баварский рыцарь с XI века.

– Восхищён знакомством, - как-то автоматически - и что характерно, неожиданно перейдя на английский, произнёс Степан.
– Диц фон Шаунбург, полагаю, ваш предок?

– По прямой линии, - гордо вскинув подбородок, ответил Олег и, перейдя на английский, спросил:

– С кем имею честь?

– Разрешите представиться... сэр. Майкл Мэтью Гринвуд, четвёртый баронет Лонгфилд, - произнес Матвеев привычной скороговоркой.
– Англичанин, как вы можете предположить, - и его голова сама по себе произвела вежливый кивок.

Теперь две пары глаз уперлись в Федорчука, о котором Олегу уже было известно, что тот - бельгиец, или всё-таки голландец?

– Оранжевые штаны? Три раза "ку"? Не дождётесь!
– Виктор скрутил изящный кукиш. Посмотрел на него смущённо и убрал руку за спину.
– Вощинин Дмитрий Юрьевич, из дворян Харьковской губернии... И, мне кажется господа, что продолжать разговор в номере...

– Согласен, - сразу же поддержал Матвеев, нервно глянув на дверь.
– Не то, чтобы уж очень, но очко, извините за подробность, играет. В общем, лучше, чтобы нас вместе не видели.

– Ну-ну, - неожиданно ухмыльнулся Олег.
– Похоже, у каждого из нас имеется свой скелет в шкафу. Я прав?

– Прав, прав!
– отмахнулся Степан.
– Давайте, куда-нибудь за город что ли!

– Не надо за город. Есть у меня...
– Олег, больше похожий теперь на немца или какого-нибудь скандинава, достал сигарету, покрутил в пальцах, что-то обдумывая, но не закурил.
– Запоминайте адрес. Угол Керкстраат и набережной Амстель, третий этаж. Встреча через два часа. И это... Проверяйтесь там по дороге! О чем говорю, понятно?

– Не извольте беспокоиться, герр немец!
– хохотнул явно довольный поворотом разговора Федорчук.
– Хвоста не приведу!
– и, прислушавшись к шумам из коридора, быстро вышел, прикрыв за собой дверь.

– Иди!
– кивнул Степан.
– Иди, не маячь. Проверюсь, не беспокойся.

***

Кое-кого в столицах нескольких европейских государств, узнай они об этой встрече, наверняка хватил бы "кондратий". Каждый из собеседников, оказавшихся в середине дня первого января 1936 года за старым круглым столом в крошечной гостиной квартиры на третьем этаже дома, что на углу Керкстраат и набережной Амстель - как раз напротив моста Маджери Бруг, без труда назвал бы пару-другую имен кандидатов на удар, а может быть, и на расстрел. Впрочем, случись огласка, им - троим - не поздоровилось бы в первую очередь. Причем, расстрел в этом случае мог оказаться не самым худшим исходом.

– Прослушки здесь нет, - взглянув в напряженные лица собеседников, сказал по-немецки хозяин квартиры.
– Сам снимал несколько дней назад, и никому еще ничего об этой точке сообщить не успел, но орать все-таки не следует, и лучше обходиться без имен. Нынешних, я имею в виду.

– Ну, прям как в анекдоте, - неожиданно хохотнул Матвеев, явно испытавший облегчение при словах хозяина.
– Встретились как-то англичанин, русский и немец...

– Жид, хохол и кацап тоже справно звучит, - поддержал шутку, переходя на украинский вариант русского, Федорчук.

– Шутники!
– сказал на это хозяин квартиры и, быстро написав на бумажке:

"

официально журналист, а на самом деле

гауптштурмфюрер СС, сотрудник Гейдрих

а

", с многозначительным выражением на лице подвинул гостям.

– Ну, ты, Цыц, и конспиратор!
– покачал головой "рафинированный англосакс" в твидовом костюме в ёлочку. Но сам, тем не менее, говорить вслух "о сокровенном" тоже не стал, а записал на той же бумажке: "

и я журналист, и

з

– MI-6

"

.

– Ох, грехи наши тяжкие!
– вздохнул Федорчук, делая свою запись.
– И как же нас угораздило? Есть идеи, или об этом тоже нельзя вслух?

– А тебе легче станет, если я рожу что-нибудь вроде "сбоя в мировых линиях" или о "пробое пространственно-временного континуума"?
– Степан придвинул к себе листок, на котором под немецкой и английской строчками было выведено кириллицей

:

"

журналист и я, РОВС, НКВД

", и даже бровь от удивления поднял.
– Ну, мы и попали.

– Мы попали...
– задумчиво пропел по-русски Ицкович и вытянул из кармана пиджака пачку сигарет.

– Ты же, вроде, бросил?
– снова удивился Матвеев.

– Бросишь тут, когда полковое знамя спиздили, - усмехнулся не без горечи Федорчук и тоже потянулся к сигаретам.
– Так что, профессор, так уж и никаких идей?

– Идей море, - Матвеев-Гринвуд поднялся, и на сталинский манер прошелся по комнате, рассматривая простенькие литографии на стенах.
– Конспиративная?

– А то ж, - Ицкович встал и подошел к буфету.
– Выпить кто-нибудь желает?
– спросил он.

Незаметно для себя все трое перешли на русский и говорили теперь гораздо свободнее, но голосов, разумеется, не повышали.

– Вообще-то разговор на серьезную тему...
– Степан с сомнением смотрел на извлеченную из буфета бутылку коньяка и очень характерно дернул губой.