В третью стражу. Трилогия

"Дана в ощущениях... И кем же она дана? Съест-то он, съест, да кто ж ему даст?"

– Что не спится?
– спросил, стараясь говорить ясно и без запинок. Получалось совсем неплохо, и походка тоже...

– А тебя, Баст, где носит?
– взгляд уверенный, но какой-то "плывущий", голос вибрирует, как басовая струна альта, но Шаунбург, разумеется, назвал этот инструмент по-немецки: Bratsche. Ну, где-то так и есть - струны настроены на квинту ниже скрипичных.... И голос этот заставляет вибрировать нервы.

"Вот ведь ведьма!" - ведьма и есть: бронза волос в слабом свете электрического бра отдает совершенно уже лисьей рыжиной, и глаза горят как у ночной охотницы, и...

– Милая, - улыбается Баст фон Шаунбург, удивляясь наглости своей кузины.
– Разве я обязан тебе отчетом?

– Отчетом не обязан, - сдает назад Кайзерина фон Лангенфельд Кински или, вернее, баронесса Альбедиль-Николова.
– Но мог бы и предупредить, что уходишь. Я беспокоилась...

– В следующий раз обо мне, пожалуйста, не беспокойся, - Баст достал сигареты и начал охлопывать карманы в поисках спичек.

– А я о тебе и не беспокоилась, - тонкая рука протянула ему зажигалку.
– Я беспокоилась о себе.

Баст закурил и с интересом посмотрел на Кейт. Ну что ж, она была такой, какой и должна была быть. Фокстрот, танго...

"Таня..."

– Хочешь выпить?
– спросила она, как ни в чем, ни бывало.

– Идти в бар...

– У меня в номере есть.

У него в номере выпивки нет, а у нее, оказывается, есть!

"Она что, в чемодане с собой возит?" - разумеется, это был риторический вопрос. Ему абсолютно все равно, откуда у Кайзерины выпивка, но могло статься, что подобное предположение не лишено оснований. Что можно возить в трех

таких

чемоданах, какие таскала за собой кузина Кисси? Даже военно-полевую кухню, не то, что бар.

– Арманьяк?

– Ну-ка!
– Баст взял из рук Кейт бутылку.
– У тебя хороший вкус, золотце. Очень хороший...

Это оказался довольно редкий купаж Гастона Леграна, и, судя по запаху - бутылку уже не только открыли, но и почали - арманьяк действительно так хорош, как должен быть, если судить по цене. Вдохнув запах, и даже зажмурившись на мгновение от предвкушения удовольствия, Баст плеснул в бокалы, и поднял свой:

– Прозит!

– Прозит!

– Скажи, Кисси, - спросил Баст, медленно, со смакованием сделав глоток, пережив чудо послевкусия, и, переведя дух, прикурив сигарету.
– Что ты тогда сказала про Эдуарда?

– А что?
– сразу же насторожилась Кейт.

– Да, что ты в самом-то деле!
– Баст от удивления даже руками развел, чуть не расплескав при этом драгоценный напиток.
– Я же тебя не о твоих любовниках спрашиваю. Ты помнишь, когда умрет Георг?

– Двадцатого января, - она поставила бокал на стол, встала, прошлась по комнате, оглянулась на Баста через плечо.
– Что-то еще?

– Да, - кивнул Баст.
– Кто входил в делегацию СССР на похоронах?

– Литвинов, Тухачевский... остальных, извини, не помню.

– Тухачевский...
– что-то в этом определенно было.
– Он ведь на крейсере?...

– Нет, - перебила его Кейт.
– На поезде. Через Польшу и Германию. И везде с остановками. Встречи, переговоры.

– И в Париже?

– И в Париже, - она все еще смотрела на него через плечо. Обворожительная женщина...
– Но не перед похоронами, а после. Он сюда десятого февраля приедет... Прозит!

– Прозит!
– согласился Баст и приник к бокалу, а когда снова поднял взгляд, она уже стояла прямо перед ним, в тонкой белой и с белыми же кружевами шелковой комбинации. Когда и как она успела снять платье, Баст так и не понял, но и не стал над этим думать. Тонкий шелк ничего, в сущности, не скрывал, но заставлял воображение работать на полную катушку.

– Я так и буду стоять перед тобой, как Ника Самофракийская?

– У Ники нет головы!
– возразил Баст, вставая.
– Ее в губы не поцеловать!

Его шатнуло от усталости, но он устоял, взял женщину за плечи, почувствовал под пальцами прохладную шелковистую кожу, и притянул к себе, ловя губами мягкие податливые губы.

***

Говорят, что от коньяка голова не болит. Врут эти знатоки, как всегда, или просто пили недостаточно. Или это наложившийся эффект от передозировки кофе и табака? Возможно. По крайней мере, когда Ицкович проснулся, голова у него буквально раскалывалась. Даже жить не хотелось... минуту или две, до тех пор, пока не обнаружилась притулившаяся к его правому плечу Кейт. Одежды на ней не было. Впрочем, на нем тоже, но если рассматривать себя ему и в больную голову не пришло, то вид обнаженной Кисси отвлек Олега от весёлого перестука стайки маленьких дятлов внутри собственного черепа. С того ракурса, что определялся положением двух тел в пространстве, зрелище открылось настолько завораживающее, что на некоторое время даже дыхание для Ицковича стало неактуально.

"Н-да..." - а вот это была уже вторая членораздельная мысль, пробившаяся через все препоны, и оказалась она первой, не лишенной содержания.

Олег осознал, наконец,

что

произошло сегодня ночью, и ему стало стыдно. Стыдно перед Ольгой, перед самим собой, даже перед женой Баста, и уж особенно перед Таней.

"Хотя тут-то что?... Никто-никому-ничего-ничем... сплошной "платонизм" и переписка Абеляра с... как ее там?
–

подумал

Баст в полусне

.
– Хотя нет! Чего это я?! Он же, вроде, Элоизе сначала ребенка сделал, а уже потом, когда его... Тьфу-Тьфу-Тьфу! А Таня тоже, как девочка... Два дня вместе, и ни да, ни нет. А я не железный, между прочим!"

Но тут прижавшаяся к нему грудью Кайзерина повела во сне плечом так, что движение это передалось ее полной груди, и Олег сразу же забыл об угрызениях совести. А в следующее мгновение или чуть дольше - он только успел подтянуть левой рукой сползшее с них одеяло - Ицкович уже снова спал, чтобы проснуться через час с ясной головой и отчетливым желанием продолжить дело, начатое ночью. И здесь, что показательно, его ожидало полное понимание и даже неподдельный энтузиазм "передовых представителей" австрийской аристократии.

В себя пришли, разумеется, не сразу, и ведь дамам "перышки чистить", что кавалерам коня после охоты или сражения обихаживать. Это, конечно, если грума нет и прочей челяди, но и у Кайзерины никого, чтобы помочь, - под рукой не оказалось.

"Бедная Кисси..."

Впрочем, насколько понимал Баст, это был отнюдь не первый случай, когда баронесса путешествовала налегке, прихватив с собой всего три чемодана -

сущие пустяки

– самых необходимых при такой походной жизни вещей.