В третью стражу. Трилогия

– Нос картошкой. Глазки маленькие...

Олег рассказывал долго. Минут пять. Он дал описание одного и перешел к другому - второй должен был заместить собою образ Виктора в кафе на том же месте в тот же час, - и обоих обязательно узнают, должны узнать по этим словесным портретам. Не Таня, а те, кто ее сюда послал. Однако Олег-то этих двоих и сам никогда не видел, потому и старался самым точным образом - с синонимами и сравнениями - передать Тане слова Федорчука.

– А для чего это?
– спросила Таня, повторив без запинки все приметы и обстоятельства встречи.

– Для того чтобы изменить историю, - усмехнулся Олег.

– И как же мы ее изменим?
– заинтересовалась Таня.

– А вот так, - откровенно усмехнулся Олег.
– Все запомнила?

– Да.

– Тогда переходим ко второй части марлезонского балета, - Таня непроизвольно прыснула.
– Сегодня ты приехала в Антверпен. И вдруг к тебе подошел я. Не удивляйся. Расскажешь им, как выгляжу...

– И?...

– И передашь содержание нашего разговора и свои ощущения. Итак. Ты меня не знаешь. Я подошел на улице, вежливо поздоровался, приподняв шляпу. И спросил, не могли бы мы поговорить.

– Кто вы?
– спросила Таня.
– Что вам надо?

Она еще не полностью включилась в игру, но все-таки поддержала предложенный Олегом "дурной" диалог.

– Я немец. А надо мне, чтобы вы передали своим начальникам, что к вам подошел в Антверпене немец, знающий, кто вы такая на самом деле, и попросил кое-что передать на словах.

– Вы в своем уме, господин немец? Какие, к черту, начальники?

– Ну не знаю.
– Развел руками Олег.
– Я не настолько осведомлен в ваших делах, мадемуазель. Коминтерн, НКВД, военная разведка...

– О чем вы?! Какая разведка? Я француженка...

– Я знаю, - кивнул Олег.
– Вы действительно француженка. Вас узнал один ваш старый знакомый. Он сказал, что вас зовут Жаннет Буссе. Вы коммунистка, были связаны с газетой "Юманите", но сейчас у вас в сумочке наверняка лежит паспорт на совершенно другое имя.

– Да, что вы себе!...
– но Баст не дал ей закончить фразу. Эту партию вел он, и реплики глупой французской девчонки его не волновали. Интерес его простирался гораздо дальше, но Москва была достижима только через эту "певунью".

– И я даже не хочу знать, на какое имя, - закончил он свою мысль.
– Я вас не вербую, мадемуазель. Поверьте. Как агент вы мне совершенно не нужны. Мне нужно доверие, и ничего больше. Я вам вот, что еще скажу. Позавчера вы были в Гааге. Встречались там с резидентом. Адрес назвать?

– Я...

– Не врите, - снова остановил ее Баст.
– Я вас там видел. А резидента вашего убили.

– Кто?
– чисто рефлекторно спросила Таня и сама тут же спохватилась, что прокололась. Но Баст на это и внимания не обратил, он ведь с самого начала знал, что она именно та, кто ему нужен...

– Гестапо, - сказал он.
– Но это не моя операция. И почему его убили, я не знаю, хотя кое-какие предположения у меня есть, и именно их-то я и хотел бы передать в Москву. Но, прежде всего, скажите им, это не самоубийство. Это убийство.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Москва... Это ведь в России, не так ли? А я еду в Париж!

– Разумеется, - кивнул Баст.
– Значит, вы потратите на меня десять минут своего драгоценного времени, а потом уедете в Париж. Договорились?

– Почему я не ухожу?

– Потому что он, то есть, я удерживаю тебя за руку. А поднимать скандал ты боишься. У тебя ведь с собой шифровка Вальтера. Я прав?

– Да.

– Тогда продолжим разговор.

– Ладно, господин псих, - Татьяна посмотрела на него с таким презрением, что захотелось ей поаплодировать ("Верю. Верю!").
– Говорите, что хотите, и я пойду.

– Вот и славно, - кивнул Баст.
– Итак. Немецкой разведке - не Абверу, а СД удалось завербовать одного высокопоставленного русского комиссара.

Татьяна напряглась. Или это Жаннет дурила?

– Он отдыхал в Италии. Два или три раза, но завербовали его в Австрии. Не уверен, но по моим данным, взяли его на любви к мальчикам. Понимаете, о чем я говорю?

– Я знаю, о чем вы говорите, - тон холодный, глаза мечут молнии. Просто великолепно!

– Пытались завербовать его и англичане. Однако если судить по их поведению, не успели.

Олег замолчал и с интересом смотрел на Таню, пытавшуюся - и не без успеха - изображать равнодушие к тексту и презрение к рассказчику. По-видимому, сейчас ей очень хотелось спросить, откуда он знает об англичанах, и о ком, собственно, идет речь, но держала себя в руках.

– Вот, - Олег достал из кармана пальто давешнюю "Дэйли Мейл" и положил перед Таней.
– Полюбопытствуйте.

– Ну и что здесь не так?
– но по глазам Тани сразу стало видно, что она-то поняла, "что там не так".

– Я предполагаю, что это провокация английской разведки. Газету оставьте мне, а своим скажите, что карикатура помещена в газете "Дэйли Мейл". Но, тем не менее, это намек на реально существующее обстоятельство. Полагаю, что ваш резидент откуда-то об этом знал. Тогда понятным становится и его убийство.

– Это все?
– голос холоден, губы кривятся в презрительной усмешке.

– Есть кое-что еще. Передайте, пожалуйста...

– Я еду в Париж, - напомнила Таня, но это уже было лишнее. Случись, что серьезное, - этот финт не помог бы.

"Впрочем... "

– Но мы же договорились, кажется?

– Хорошо.

– Германия озабочена возможным сближением СССР и Франции. В качестве меры воздействия на ситуацию рассматривается провокация, возможно даже, террористический акт против одного из видных деятелей партии или правительства, приезжающих в Париж.

– Зачем вы все это говорите?

– Для создания атмосферы доверия, - совершенно серьезно объяснил Баст.

– А зачем вам понадобилось доверие?

– Вот это и есть главное, - кивнул Шаунбург.
– Несколько... ну, скажем, единомышленников... Вы меня понимаете? Хорошо, значит, единомышленников..., - он специально задержался на этом слове, а затем продолжил как бы с того места, где остановился, - ... достаточно влиятельных... Озабочены политикой Гитлера, и хотели бы получить независимый канал связи с руководством СССР. Для обсуждения - разумеется, на взаимовыгодной основе - актуальных вопросов мировой политики. Вы запомнили или мне повторить?