В третью стражу. Трилогия

***

Между тем, "Сибирь", дождавшись очереди у шлюза и взяв на борт немецкого лоцмана, входила в Кильский канал. Татьяна вновь удивилась - канал очень узкий - местами чуть ли не уже Яузы - теплоход, казалась, вот-вот заденет берег с одной или другой стороны, но кое-где были и расширения - там ожидали прохода встречные суда. А вдоль берега какие-то заводики, склады - не поймешь. Чуть дальше пошли отдельные усадьбы и запорошенные снегом деревья в ровных рядах, похоже - сады.

"Яблони", - решила Таня.

"Сибирь" шла медленно. Но часа через четыре вышла-таки в Балтику, и ошвартовалась в Киле.

По громкой трансляции объявили, что стоянка сокращена до шести часов и в 20-00 теплоход отчаливает. Насколько поняла Татьяна - капитан хотел выдержать расписание - так как той ночью корабль шел каким-то хитрым курсом, чтобы "избежать бортовой качки и обеспечить пассажирам максимальный комфорт". Таня, представив, что с ней стало бы, если не только вверх-вниз, а еще и влево-вправо, непроизвольно схватилась за ближайший леер - "Оххх..."

Собственно это была последняя остановка, следующая - Ленинград. Часть пассажиров, севших на пароход ранее, сошли на берег. Кто-то, возможно, просто прогуляться по твердой земле и пройтись по городу. Команда что-то лихорадочно грузила на борт. Татьяна, получившая запрет на выход с корабля, прошла в кают-компанию, где сейчас было пусто, но зато имелось в наличии неплохое пианино. Откинула крышку, и хотя сама играть не умела, но расположение клавиш-нот понимала памятью Жаннет. А Жаннет - в детстве - мама пыталась учить игре на аккордеоне, впрочем, без успеха: упрямая девчонка после месяца занятий заявила, что не намерена тратить время на тупые гаммы и глупые детские песенки и, устроив скандал, занятия прекратила. Татьяна понажимала в разных местах по клавишам - просто послушать звуки, и наконец, одним пальцем начала выстукивать: "Чижик, пыжик, где ты был...".

У каждого времени свои песни - кто это сказал?
– не важно, - очень немногие из них войдут в золотой фонд. Что мы помним из тридцатых годов? Ммм... сходу и не скажешь. Ну, по фильмам: Рио-рита, "Широка страна моя родная", что-то пела Эдит Пиаф... Какая Эдит Пиаф в тридцать шестом году!? Она моложе Жаннет должна быть! И только начинает петь в каких-то мутных забегаловках Парижа. Да и песен-то у нее своих еще нет! Между тем постукивая пальцами по клавишам. Татьяна вдруг уловила что-то знакомое: таа-ти-ти, ти-таа-ти, таа-ти - азбука Морзе, - пришло из подсознания: "доо-ми-ки ре-шаа-ет ноо-мер - ДРН, нет ерунда какая-то, - доо-ми-ки ре-шаа-ет ноо-мер... Аааа!!! Бессаме, беса-аа-ме му-учо! Оооо!" Консуэла Веласкес - хит всех времен и народов, я же фильм про нее видела... Стоп! Она же написала эту песенку перед самой войной или во время?
– не помню, но точно не сейчас! И было ей шестнадцать лет. Ограбим девочку? А напишет она эту песенку здесь? Мда... Этическая проблема - не напишет, и все - не будет "хита всех времен и народов", а может она что-то другое напишет?
– Еще и получше? Нет, такие шедевры раз в жизни случаются, да и то не у всех... Или не случаются. Ведь не известно еще, чего мы тут наворочаем? Может девочка и не встретит того парня, которому она написала "Целуй меня", а другому такое и не напишет... Ох... Куда меня занесло - подумала Татьяна, как там Скарлетт говорила?
– "Я подумаю об этом завтра!" А "Завтра была война", а тут мы войны не допустим. И значит, песен военных лет не будет, а это достояние народа и культура. Войну мы отменим, а вот культуру отменять не будем - песни нужно вспоминать и записывать и пусть люди слушают".

"Угу, седьмую Шостаковича, тоже запишешь? Если обойдется без блокады - с этой потерей смиримся!"

"Вот наворочала! В общем ясно: Бессаме, бессаме мучо...
– пальцы уже подобрали мотив, - а вот слова, слова... Может Олег знает, у него вроде жена испаноязычная...

Олег, жена - тьфу, кончится это когда-нибудь? Кто о чем, а вшивый о бане!

Хи-хи-хи - донеслось из подсознания.

"Дантес лежал среди сугробов,... И улыбалась Натали..."

***

В Финский залив вошли утром. "На траверзе - Таллин" - сообщили по громкой трансляции. Еще несколько часов хода, и в свете поднявшегося, наконец, солнца, заблестели золотом купол Исаакия и шпиль Адмиралтейства. Швартовка, спуск трапа, выход на пирс заняли некоторое время. Пограничный контроль, таможенный - на удивление быстро и без вопросов

"Предупредили", - поняла она, когда увидела "комитет по встрече".

Встречали двое. В штатском. Один повыше, другой...
– пошире, Назвали пароль, представились - лейтенант

Таковский

, лейтенант

Сяковский

: "Будем сопровождать вас, товарищ, до Москвы".

Когда садились в машину, уже темнело. Васильевский остров, Большой проспект... Мест этих Таня не знала, но догадалась, что едут к мосту. А он оказался совсем темным, и реки не видно - лишь белый лед отсвечивает сквозь мглу, и темная громада Зимнего дворца. А вот Невский проспект узнала. Пошел мелкий снег, заметелило. Заснеженный, темный город. Чужой, незнакомый, производящий тягостное впечатление. Или это настроение у нее такое случилось? Московский вокзал, депутатский зал.

"ВИП - персона", - прокомментировала мысленно Татьяна, но усмешки не вышло.

– Здесь подождем поезда, - сообщил лейтенант, что повыше - Татьяна их фамилии пропустила мимо ушей.
– "Сергеев, Семенов? Семен Сергеев или Сергей Семенов?"

– Хотите есть?
– спросил другой, тот, что пошире.
– "Михаил?".

– Нет, на корабле успели пообедать, - ответила Татьяна. Вовремя "коллега" посоветовал-напомнил: в городе еда другая будет.

Сели в "Красную стрелу".

"Слава богу, хоть купе, пусть и с мужиками". Ну, у этих "мужиков" работа такая...

Лейтенанты бдели-бдили по очереди. В Твери, которая Калинин, Татьяна проснулась, - вышла из купе, и сразу же подхватился и Миша, - "курить очень хочу"...

Белая ночь в Петербурге?
– Черный день в Ленинграде!

***

Москва встретила ярким солнцем и легким морозцем.

"Семьсот километров, а светает на два часа раньше", - подумала Татьяна, выходя на перрон Ленинградского вокзала.

Впрочем, никакой самостоятельности. Их встретили у вагона.

– Машина на стоянке, - сказал встречавший - молоденький паренек в пальто и ушанке - отобрав у лейтенанта второй - Танин - чемодан.

Мотаясь по Европе, Татьяна не испытывала особенного удивления и "временнОго" шока у нее не было: заграница, там все другое! А тут вдруг накатило. Площадь трех вокзалов не изменилась, во всяком случае, на быстрый взгляд. А вот "трех зубов" - "Внешэконом" и "Альфа" банков за Каланчевкой не оказалось, и это было как удар под дых. Не было и сталинской доминанты - гостиницы "Ленинградская". И вообще, как показалось Тане, город стал как-то ниже и больше похож на ее родной приволжский провинциальный городок.

"Извозчики!" - удивленно порадовалась Татьяна, обратив, наконец, внимание на попутный и встречный "транспорт".

– "От Сокольников, до Парка на метро", - непроизвольно напела вслух.

– Давно в Москве не были?
– спросил шофер, почувствовав настроение.

– Кхх...- кхх...
– закашлял лейтенант Миша.

– Молчу, молчу, - замахал руками, бросив "баранку", водитель.

– Рули!
– строго сказал Семенов-Сергеев.

В управлении встретил начальник отдела.