В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

рода, что требует нежной, осторожной и терпеливой попечительности. Но он один

в Симферополе; об нем заботится находящийся там доктор Мюльгаузен, и сам

губернатор П. знает о нем и хлопочет. Отсюда скоро поедет к нему родственник

Ш. Подумайте, не можете ли вы что-нибудь сделать? Ему нужны осторожные

попечения. Болезнь нравственная -- более, нежели физическая. Не можете ли вы

съездить в Симферополь, когда будет там Ш.? На месте легче знаешь, что нужнее

всего сделать. Увидите сами и можете решиться, чем принести пользу

гибнувшему. Напишите в Симферополь (по получении этого письма) хотя к

самому П., чтоб он уведомил вас, тут ли Ш., и съездите туда сами, если можно.

Надобно или вытащить Батюшкова из Крыма, или вверить его надежному

попечению. Вероятно, что вы получите это письмо тогда уже, когда Ш. или кто

иной из родных будут уже с ним. Вам стоит только прямо списаться с П. Прошу

вас уведомить меня, на что вы решитесь".

Сильнейшее испытание тогда же потрясло душу нашего поэта. Старшая

дочь К. А. Протасовой, М. А. Мойер, скончалась в Дерпте. Со времени

переселения своего в Петербург Жуковский там видел как бы новое для себя

Мишенское. Ежегодно ездил он туда на поэтический отдых среди родных, столь

милых его сердцу. Умершая была между ними существом незаменимым. Кто знал

всю цену души ее, тот, верно, применит к этому идеальному созданию

восхитительные стихи Жуковского, как бы в предчувствии теперешнего события

за семь лет им написанные:

Не узнавай, куда я путь склонила,

В какой предел из мира перешла...

О друг, я все земное совершила:

Я на земле любила и жила.

Нашла ли их, сбылись ли ожиданья?

Без страха верь; обмана сердцу нет;

Сбылося все; я в стороне свиданья,

Я знаю здесь, сколь ваш прекрасен свет.

Друг! на земле великое не тщетно!

Будь тверд, а здесь тебе не изменят;

О милый, здесь не будет безответно

Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд30.

Невозможно описать, до какой степени растерзана была душа его

скорбью, когда он возвратился сюда, проводивши драгоценный прах до

последнего земного жилища. Только тот может ясно представить его состояние,

кто знал трогательную привязанность его ко всему, доносившему до него

сладостный отзыв далеко отодвинувшегося детства и милых о нем воспоминаний.

Все письма его к родным наполнены умилительным лепетом этой младенческой

до старости души, отовсюду порывавшейся к первым ее друзьям, к первому ее

счастью. В 1824 году, после известия, что у А. П. Зонтаг родилась дочь,

Жуковский писал так: "Какая-то Немезида преследует меня31. Я наказан небом за

мою непростительную лень писать письма. Я точно писал к вам два раза по

получении известия о вашей крошке -- но вы не получали моих писем. Поделом

мне: но за что же вам огорчение? Ибо вам, верно, весело было бы слышать

поздравительный голос своего брата и друга. Итак, хотя поздно, поздравляю вас с

вашим милым товарищем. Дай Бог, чтобы она долго, долго жила на вашу радость;

чтобы пережила вас, но только тогда, когда вы уже будете довольны жизнью и

сами захотите в другую сторону. Когда-то увидимся мы в здешней стороне --

право, и надежды нет! Ваш прекрасный Крым как будто далекая мечта для меня.

Хотелось бы заглянуть в очарованный край -- далек! далек! Хотелось бы

взглянуть на вас, на моего представителя прежних, лучших лет, -- но нам суждено

стариться розно. Когда увидимся, то заметим друг на друге, что долго были в

разлуке. Перемены нравственной во мне не найдете -- тот же дитя, житель

уединения. Но теперешняя жизнь остановила меня на одном месте; я не

переменился и не подвинулся вперед, следовательно, остался назади -- а все

прежнее исчезло..."

XIV

Переход к новой, священной обязанности, к новым, важнейшим занятиям

стройно и твердо на одном предмете сосредоточил все помыслы, все заботы

высоко-прекрасной души поэта. Императору Николаю Павловичу, по вступлении

на престол, благоугодно было избрать его в наставники при воспитании великого

князя наследника. Может быть, после добродетельного Фенелона ни одно лицо не

приступало к исполнению этой должности с таким страхом и благоговением, как

Жуковский.

Его воображение, ум и сердце, измеряя великость предстоящего подвига,

уже заранее обнимали все его части, разлагали все в подробности, совокупляли в

целое -- и не было для них другой цели, кроме блага, чести и достоинства. Со

времени поступления в преподаватели русской словесности при великой княгине

он причислен был по службе к министерству народного просвещения и в 1823

году произведен сперва в коллежские асессоры, а после в надворные советники.

Ныне государь, в награду ревностной службы Жуковского, изволил пожаловать

ему орден св. Владимира 3-й степени. Некоторым образом можно заглянуть в

душу поэта нашего и усмотреть, что в ней происходило, когда прочитаем

следующие его строки из письма к одному другу: "Ваше письмо точно было голос

с того света32, а тем светом я называю нашу молодость, наше бывалое,

счастливое вместе. Как давно не говорили мы друг с другом! Как давно мы розно!

Неужели мы стали друг для друга чужие? Не я этот вопрос делаю! Я не могу его

сделать себе на ваш счет, ибо неестественно прийти ему в голову: сердце не

пропустит -- сердце, в котором всегда, всегда живо братское к вам чувство и

благодарность за ваше нежное товарищество в лучшие годы жизни, и дружба,

которая никогда не переставала быть чувством настоящим и не принадлежащим

одному воспоминанию. Но мы не пишем друг к другу -- вот настоящая разлука!