В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

органичное звено в развитии Жуковского-романтика, "живое явление русской

прозы".

10 Имеется в виду труд проф. Московского университета, автора целого

ряда произведений по теории словесности И. И. Давыдова.

11 Речь идет о рецензии на 5-е изд. "Стихотворений В. Жуковского", по

всей вероятности написанной редактором журнала "Библиотека для чтения" О. И.

Сенковским. Здесь и далее Дмитриев цитирует отрывки из этой рецензии (см.:

Библиотека для чтения. 1852, июнь. Отдел "Критика". С. 22, 29--30).

12 Жуковский начал несколько участвовать в "Вестнике Европы" с 1807

года...
– - Точнее будет сказать о конце 1806 г., когда в последнем номере ВЕ за

этот год было опубликовано стих. Жуковского "Песнь барда над гробом славян-

победителей".

13 Обычно говорят о 16 баснях -- переводах из Флориана и Лафонтена,

напечатанных в ВЕ в 1807 г.

14 Дмитриев говорит о четвертом издании произведений поэта:

Жуковский В. Стихотворения. Пб., 1835--1844. Т. 1--9.

15 Издателем ВЕ Жуковский становится в 1808 г., о чем свидетельствует

обложка первого номера, на которой впервые написано: "Вестник Европы,

издаваемый Василием Жуковским". Здесь же было опубликовано "Письмо из

уезда к издателю" -- программа Жуковского-редактора.

16 С каким бы торжеством я встретил мой конец...
– - отрывок из цит.

дальше стих. "К Филалету" (1808).

17 Мой век был тихий день; а смерть успокоенье!
– - заключительная

строка из басни "Сон могольца", переведенной Жуковским в 1806 г. из

Лафонтена.

18 Речь идет о рецензии Н. Г. Чернышевского на первое издание

"Мелочей из запаса моей памяти" (Совр. 1855. No 1. С. 11--17).

19 "Львы в провинции" -- повесть И. И. Панаева.

20 Я узнал Жуковского или в конце 1813, или в начале 1814-го...
– - Как

точно указал в своих воспоминаниях И. И. Дмитриев, его московская жизнь

"возобновилась" 20 сентября 1814 г. (Дмитриев И. И. Указ. соч. Т. 2. С. 144), а

Жуковский приехал впервые после Отечественной войны в Москву и посетил дом

Дмитриева, где жил его племянник, в конце января 1815 г. (ПЖкТ, с. 135).

Поэтому М. А. Дмитриев мог узнать Жуковского не раньше января 1815 г.

21 Написанная в октябре 1814 г. и включенная Жуковским в план собр.

соч. 1815--1816 гг. баллада "Старушка" (из Р. Саути) впервые была напечатана в

"Балладах и повестях В. А. Жуковского" (СПб., 1831) из-за цензурного запрета.

Цензором было сделано следующее заключение: "Баллада "Старушка", ныне

явившаяся "Ведьмой", подлежит вся запрещению как пьеса, в которой дьявол

торжествует над церковью, над Богом" (PC. 1887. Т. 56. С. 485).

22 История этого издания "Певца во стане русских воинов" подробно

воссоздана как в письмах И. И. Дмитриева к Жуковскому от февраля -- мая 1813

г., так и в письмах Жуковского к А. И. Тургеневу этого же времени и в основных

своих моментах совпадает с воспоминаниями М. А. Дмитриева.

23 Этот факт творческой истории послания "К кн. Вяземскому и В. Л.

Пушкину" (1814) подтверждается свидетельством П. А. Вяземского (см.:

"Объяснения к письмам Жуковского" в наст. изд.).

24 Об этом же говорил и М. П. Погодин: "...все литераторы и не

литераторы носят его на руках... Всякому хочется видеть у себя и угостить

знаменитого гостя, воспитанника и певца Москвы" (Барсуков, кн. 6, с. 18).

25 В неопубликованном дневнике Жуковского об этом визите сообщено

лаконично: "15/27 февраля (1841). Поездка к Глинке с Дмитриевым" (ЦГАЛИ. Ф.

198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 86).

26 Судьба этого альбома неизвестна.

И. П. Липранди

И. Н. СКОБЕЛЕВ И В. А. ЖУКОВСКИЙ

В 1812 ГОДУ

Отрывок из воспоминаний

Ивана Никитича Скобелева я близко знал в 1806 и 1809 годах. Он был

тогда поручиком и полковым квартирмейстером 26 егерского полка. Шеф

последнего генерал-майор Иван Матвеевич Эриксон1 часто начальствовал

авангардом и отрядами, а я находился при нем и жил в общем с ним балагане.

Скобелев заведовал хозяйством шефа и по нескольку раз в день должен был

угощать Эриксона водкой, так как он пил немного, но очень часто, по обычаю

Финляндии, его родины. Водки он обыкновенно спрашивал у заведовавшего

хозяйством его и любимца своего (за необыкновенную подчиненность и

храбрость) Скобелева, и не иначе, как следующим образом: "Ну, козел! Пора

хлебнуть суппу" (супп по-шведски глоток, чарка водки). Как теперь вижу я Ивана

Никитича, как он с черными сухарями на жестяной тарелке в одной руке и в

другой с большою оплетенною фляжкою входит, согнувшись, в двери балагана.

Само собою разумеется, что после генерала все мы должны были хлебнуть, в

противном случае не дотронувшийся до рюмки непременно услышал бы: "Пей,

козел!" Кстати замечу, что все офицеры полка собирались к котлу генерала: это

был уже обычный порядок того времени.

Вскоре по окончании войны Эриксон умер. Полк ушел в Россию, а я

оставался в Новой Финляндии -- сначала в Торнео, потом на Аландских островах

и в Або, а наконец, с половины 1810 до начала 1812 года, в Вазе и часто в

Улеаборге и пр. Во все это время, а равно и в течение кампании этого года, до

Тарутина, я не слыхал о Скобелеве, тем более что 26 егерский полк не был в

составе главной армии, в которой находился я.

По обязанности обер-квартирмейстера 6-го корпуса (Дохтурова) я должен

был ездить каждый день, а иногда и по 2 раза, из Тарутина в Леташевку, где была

главная квартира фельдмаршала Кутузова. Однажды, получив приказание от К. Ф.

Толя и выезжая из этой маленькой деревушки, совершенно неожиданно встретил