В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

успеешь, то после обеда, а нет -- то непременно вечером: завтра рано надо

разослать приказ сегодняшним числом".

Самонадеянность Скобелева была так велика, что он, не дождавшись

вечера, принес приказ тотчас после обеда, когда от фельдмаршала не все еще

разошлись. При слушании приказа на лице Кутузова изображалось гневное

нетерпение; некоторые из присутствующих, не знавшие прежнего автора,

писавшего под псевдонимом Скобелева, удивлялись, другие, которые знали или

по крайней мере подозревали тайну, но хранили молчание, конечно, потому, что

"златоуст" был рекомендован княгиней, улыбались, посматривая друг на друга.

Кутузов довольно грозно сказал Скобелеву, что он забыл, что ему приказано было

отдохнуть и принести приказ вечером с теми поправками, которые замечены,

велел ему идти и исполнить это к восьми часам.

Когда Скобелев вышел, Кутузов продолжал разговор о нем, причем мало-

помалу начали говорить ему о ходивших слухах, что будто бы все прежние

бумаги, так нравившиеся Кутузову, писал живший вместе с Скобелевым

Жуковский и пр. Фельдмаршал тотчас послал за Скобелевым и с свойственною

ему сдержанностью ласково спросил, правда ли то, что ему рассказывают.

Скобелев не решился запираться и признался во всем, испрашивая прощения.

Откровенность Скобелева понравилась князю; улыбаясь, он заметил только, что,

"значит, не ты златоуст, а Жуковский, а тебя чуть ли не много назвать и

медноустом. Ступай, братец, извини только за поклеп мой, что ты ночью

подкутил. За одно тобою недоволен, что ты прежде не сказал мне, что златоуст-то

твой товарищ; мы бы его не упустили". Данилевский прибавляет, что будто

послан был фельдъегерь в Вильну с письмом к графу Маркову, которому

поручалось предложить Жуковскому прибыть в главную квартиру, но его уже не

застали в Вильне, а вскоре затем умер и фельдмаршал. Этого последнего

обстоятельства А. И. Данилевский не внес почему-то в записку, озаглавленную

им "Собственно для меня"5. Относительно же проекта приказа, написанного

Скобелевым, Данилевский утверждал, что приказ этот находится у него, и не раз

обещал (1840--1845) показать его мне и еще кое-кому из своих знакомых. По

смерти Данилевского были назначены несколько лиц для разобрания его бумаг,

не знаю, попал ли и этот приказ в архив в числе исторических материалов или

остался без внимания. Данилевский в описываемый момент находился при

главной квартире, в распоряжении Толя, и отданный приказ был переписан у

него.

Вслед за вышеприведенным случаем Скобелев и исправлявший должность

генерал-аудитора Маевский получили полки, и так как они были отлично храбрые

штаб-офицеры, то и не замедлили получить Георгиевские кресты и доставить

полкам своим знаки отличия. Можно полагать, что с того времени желание

сделаться литератором запало в голову Скобелева. Независимо служебных его

сношений, в которых всегда искал блеснуть, он начал издавать "Чтение для

солдат", состоявшее из различных рассказов, которые предписано было по

вечерам читать в ротах. Однажды, приехав на выход во дворец, Скобелев

остановился перед двумя очень красивыми унтер-офицерами, стоявшими на

часах, и начал их расхваливать генерал-адъютанту П. Н. Ушакову, начальнику

гвардейской пехоты. Здесь между многими случились Бологовский и брат мой. На

вопрос Скобелева, читают ли они солдатские рассказы6, унтер-офицер отвечал

утвердительно; затем он спросил, нравятся ли им эти рассказы. Часовой молчал.

Тогда Павел Николаевич Ушаков приказал ему отвечать на вопрос. Унтер-

офицер, не зная, что имеет дело с автором рассказов, ибо гвардия его еще не

видала, отвечал: "Никак нет, ваше высокопревосходительство". Скобелев пожелал

узнать -- почему. Опять молчание и опять приказание отвечать. "Теперь и бабы

наши не говорят таким языком", -- отвечал унтер-офицер. Скобелев не отставал, --

ему хотелось немедленно какой-нибудь цитаты, и она последовала: "Как же, ваше

превосходительство, кто ж теперь из солдат скажет: вот я тебе из носу пущу

малину!" Трое из названных лиц одинаково рассказывали мне этот забавный

случай: впрочем, тогда все знали это.

Комментарии

Иван Петрович Липранди (1790--1880) -- участник наполеоновских войн с

1807 г., в том числе и Отечественной войны 1812 г., отмечен многими боевыми

наградами. С 1822 г.
– - отставной полковник, после чего состоял чиновником по

особым поручениям при М. С. Воронцове. Привлекался к следствию после

восстания декабристов, но был освобожден с оправдательным документом. С

1832 г.
– - генерал-майор, служил при министерстве внутренних дел и был тайным

агентом правительства (в этом качестве он выступил в деле петрашевцев).

Человек необыкновенно противоречивый, во многом загадочный, со сложной

биографией (см.: Эйдельман Н. Я. "Где и что Липранди?" // Путь в незнаемое. М., 1972. С. 125--158), Липранди обладал, по словам Пушкина, "ученостью

истинной", которая сочеталась "с отличными достоинствами военного человека"

(Пушкин, т. 11, с. 294). Липранди -- автор воспоминаний о Пушкине, которые

справедливо считаются "главнейшим источником сведений о южном периоде

биографии" поэта (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 1.

С. 513).

Мемуарный очерк Липранди "И. Н. Скобелев и В. А. Жуковский в 1812

году" -- органичная часть историко-критических его трудов об Отечественной

войне. В них он проявил себя как замечательный критик военной литературы

1812 г., что высоко ценил, например, Л. Н. Толстой, подаривший ему роман

"Война и мир" с дарственной надписью. Особая ценность мемуаристики