Валёр

– А там где такое явление, там всегда присутствует беда! Это родня таким вот делам. Пора бы знать об этом! И эти – в погоне могут быть сейчас за нами! Так что, будь осторожен! О нас, никому ни единого слова, если они появятся здесь, – скривившись от боли, выдавил тот, что пониже ростом.

– Что, что? Предательства и трусости здесь нет, и не будет, никогда! И незачем болтать эту безосновательную чепуху! Недостойно человеческого звания «я!». Вы, слышите меня?

И, вспомнив слова Смотрины Алексеевны, жёстко добавил:

– Мы всегда обязаны быть людьми! Всегда и везде! А вы – бежать, как последние трусы! На меня одинокого бросились, не боясь! А? И если вы люди настоящие, а не трусы, то мы найдём этих мерзавцев! Пускай ответят перед миром за всё, и освободим людей от их гнёта!

Те, двое, о чём-то, пошептались, поднялись с травы и чуть двинулись к Макарию.

– Да мы-то не против твоих слов, только это всё невозможно! Мы, что с голыми руками пойдём на этих что там? Дорогу туда мы-то найдём, но как бы нас самих эти быстрее не нашли! А ты – трусы! Да не трусы мы, а жить хотим! Без всяких гадов и унижений! Ты, вот спросил, что это у меня за рисунок на голове? Отвечу! Это этих, что там, развлечения надо мною, за попытки к очередному бегству. Вот так, парень, наш неожиданный! Да и на пальцах рисунки этих подонков. Так, что я рвать их готов, даже зубами! Но, вот боюсь, что не выстою я против этих гадов! – рванул на себе ворот рубашки, тот, что с тонзурой.

День, вдруг будто посерел, и волны озера заволновались, бурно выплескиваясь в мир. И откуда-то, издалека, затмевая камышовки, Макарий услышал рваный звук гармони. И бубен, так же, как когда-то, громким таинством заполняя окружающий лес, приближался всё ближе и ближе. И хриплое урчанье автомобиля будоражилось всё ярче и ярче, доставая собой заоблачность встревоженных небес. И казалось, что бубенцы, подбадривая ветки сосен и елей своим звоном, приглашают в радостное веселье целый день.

Неожиданно, из-за первых домиков выскочил лихой наездник на тёмном безудержном коне! Сверкая красной одеждой и белой косынкой повязанной на голове, вздыбился конём и остановился перед Макарием.

– Ой! Мир-то, живой какой! До невероятности, что этого не может и быть! Макарий, Макарий…! Неужели это на самом деле ты, тот, которого забыть я и во сне немогу? Что, не узнаёшь меня, Макарий, никак? Я теперь совсем не та, что ты когда-то встретил! Помнишь ты ещё меня? Или уже забылась встреча наша? Я же Гриня-Агриппина! Вот такая я и есть самая настоящая! А не та, что в том далёком полузабытом лесу. О! И вы здесь, заблудшие во времени и цветущей жизни пустоты! Где это вас так долго носило, что встревожили всё село? Почему молчим, растерянные до неузнавания, люди? – и, спрыгнув лихо из седла, скомандовала коню:

– Успокойся, Гром! Отдохни и не рвись быстро домой! Сколько мы здесь пробудем – неизвестно! Видимо, до тех пор, пока нам время не скажет своей честью, на возврат.

На её груди матово сиял на цепочке золотистый медальон, добавляя этим необычность происходящего, что не верилось в это никак.

Вслед за ней, из-за тех же домов, выкатился, тот же хлипкий «ГАЗ-51», но без полной веселой кузовной пестроты. Гармонь и бубен состязались в руках двух молодых парней, одетых в народные одежды давних лет.

И так же кипела взбудораженная радость, и так же бесшабашно звучало «семь-сорок», что казалось: жизнь и мир – едино целое, навсегда. Память Макария вздрогнула и всколыхнула закоулки того прошлого, что туманно пряталось, где-то, за пределами чувств. Он вспомнил, и обсерваторию, и всё-всё, что тогда с ним произошло.

– Здесь с неба что-то вчера упало? Может, прилетело огнённым подарком для нас, людей, не очень-то верных? Что ты думаешь об этом, Макарий? Мы люди верные и безупречные, как то, что с неба летает? Или нам этого ещё не дано? А вот Агафья очень тебя заждалась, и в плаче почему-то, очень. Да и мы все тебя уж обыскались, а ты вот где! Как тебя сюда занесло в это пропащее место? И пёсика своего не потерял нигде! Да ты Макарий, точно, кровинка неба, без неё-то и жизни нет нигде…, – и недоговорив слова, повернулась к лесу, закрыв ладонями лицо.

– Туман сюда нас завёл своей непроглядностью, и никто иной, только этот туман, – с удивлением смотрел Макарий на эту новоявленную и необычную Агриппину.

Не верилось, совсем не верилось, что это и есть та, чужая невеста, которую он запомнил жарким поцелуем.

– Ты не бойся! Я тебя отнимать ни у кого не собираюсь. К тому же, я – ничья! А точнее, своя собственная, как и была всегда! И никогда ещё не принадлежала никому, ни единого разу! Только миру, да своей затаенной в уголок душе. Вот так, Макарий! Как на духу перед тобою вся! А, зачем? Понять и сама ещё не могу!

Она вошла в дворик этого домика и, увидев трактор самотяжку, удивлённо воскликнула:

– Вот это – да, так да! И эти, тоже здесь! Умудрись всё-таки унырнуть без нас. И вот куда! Где же они теперь эти наши молодцы-загуляки? А, Макарий? В каких-то, краях, сейчас они бесшабашат? И узнать бы хотелось, где это их носит, да ещё и без нас!

Она посмотрела поверх зелёного леса и, сорвав косынку с головы, неожиданно с горечью добавила:

– Улететь бы туда, за эту далёкую даль, да не одной, а с тем, кто верен собой и может беречь святую чистоту души! Да вот, не с кем в полёт тот, не с кем…. А жаль…, что крылья расправить совсем никак… невозможно. Нет высоты для полёта в тот мир! А, Макарий? Что на это ты скажешь?

У Макария, вдруг, защемило, затревожилось внутри, словно это озеро нашло свой выход и плеснулось из берегов в его бескрайние чувства огромной волной беспокойства.

– А как же твой благоверный Филя? Что, он уже и летать не может? Ведь, у вас только свадьба была и что, полёта уже нет? – скрыв своё волнение, спросил Макарий.

– Какая свадьба! Это же была простая имитация свадьбы! Так, от скучного безделья, что захлестнуло наше Зелёное. И очень уж нам хотелось, хоть раз, взглянуть на иные миры в телескоп. Так что, это всего лишь была игра, не очень для меня приятная, но было так. От Фили этого, теперь отбоя нет! Возомнил он о себе так, что и видеть его не хочу! Нигде, и никак!

«ГАЗ-51», развернулся и стал капотом в обратную дорогу, приглушив тоскующий мотор.

– А это вот наш оркестр, из двух человек! На все наши непредвиденные случаи жизни! – и указала на двоих парней, что стояли в кузове с гармонью и бубном.

– Но, всё же, где таки Игорь и Николай? Они ведь, без нас – никуда! – осмотрев трактор самотяжку, спросила Агриппина.

– А вот они тебе объяснят, яснее, чем я! – Макарий указал рукою в сторону опушки леса.

Два этих «путника» стояли, словно прикованные к приозёрной земле и молча смотрели на Агриппину, и на прибывший автомобиль, «ГАЗ-51».

– Витя! Ты ли это? Не узнать даже во сне! Что это за «украшения» ты одел на свою молодую жизнь? Наколки, что ли? Нельзя вас никуда отпускать и на один день! А голова-то, что, совсем уже без мыслей? Растерял их в пути неосознанном, что и уродство приобрёл такое?

– Морфогенез это! Сотворение во мне нового человека, для взрослой жизни! – ухмыльнулся, тот, что с тонзурой.

– Слова-то знаешь умные, а сам-то что, ничто? Это как вы сдружились непохожие ни в чём, ни в одном едином? Ведь вы совсем разные люди, по словам и по вздохам? – спросила Агриппина, окинув их пристальным взглядом.