Вальс бывших любовников

Колодина посмотрела на нее без всяких эмоций, равнодушно, как будто речь шла не о ней:

– Ну ты не знаешь, что ли, что это самый рабочий способ заманить любую девицу куда угодно, не вызывая у нее подозрений? Сладкое слово «кино».

– Не понимаю… При чем тут кино и я? Загадки эти, платья, музыка? Не вижу связи.

– Выходит, я права, и ты не такой уж блестящий следователь, если не смогла увидеть очевидное и слегка заглянуть в свое прошлое.

– Всю ночь его рассматривала, прошлое это, – сказала Лена, пытаясь понять, что делать дальше.

– И что – никаких мыслей?

Этот равнодушный вид и безразличный тон оказались самым действенным средством для запугивания, Крошина вдруг четко это осознала. Она не понимает, что движет этой женщиной, а та не показывает ничего вообще, и ждать от нее можно чего угодно.

«А ведь это могут быть и наркотики», – почему-то подумала Лена, но вспомнила глаза Колодиной, которые видела довольно близко всего несколько минут назад, и они были совершенно обычными.

– Да-а… А ведь я всегда знала, что совершенно зря тебя преподаватели так превозносили, Крошина. Хотя… папа-мама, конечно. Династия, не то что у некоторых. У некоторых только больная тетка была, куда им…

– Мои родители не имели отношения к моей учебе.

– Давай, расскажи мне, а я послушаю, – кивнула Нина, перекидывая ногу за ногу. – Давно не слышала баек про то, как дети известных адвокатов «все сами-сами».

– Будь это так, я бы тоже в адвокатуру пошла, а не моталась бы в поисках убийц, например, – чуть с вызовом ответила Лена.

– Ты мне еще про процент раскрываемости расскажи, – все так же без эмоций отозвалась Колодина. – Ты же элементарную логическую цепочку выстроить не смогла. А все было так просто…

– Ты наверняка расскажешь, да? Просто паузу выдержишь – как в кино.

– Да что ты к кино-то прицепилась, оно там вообще ни при чем, – отмахнулась Колодина.

– А что – бассейнов не хватило?

– Каких бассейнов? – не поняла Нина, и Лена объяснила:

– Тех, возле которых находили трупы в книге Голицына.

– Ах, это… нет, бассейны мне не были нужны, а Голицын только символ твоей глупости, вот и все. Они все – символы твоей глупости, Крошина. Кольцов этот, напыщенный себялюбивый придурок, Голицын, настолько повернутый на своих книгах, что сует туда все, что вокруг видит. Как ты могла быть с такими мужиками, Ленка? После Максима…

И вот тут у Крошиной все сложилось, вернее, она поняла, за какую нитку дергать, чтобы вывести Колодину на эмоции.

– Так все дело в Дягилеве? – как можно небрежнее произнесла она, и глаза Нины вспыхнули, а голос чуть дрогнул:

– Не произноси его имя вообще!

– Что – больно? – глядя на нее в упор, спросила Лена, не совсем отдавая себе отчет, что может запросто получить опять удар чем-нибудь по голове и все закончится.

Но соблазн узнать всю правду был велик, а имя Максима Дягилева так очевидно выводило Нинку на эмоции, что отказать себе в этом Крошина не смогла.

– Он же тебе нравился, правда? С первого дня… Согласись, он красавец был? На курсе никто рядом не стоял…

– Замолчи! – предупредила Колодина, сжав пальцами подлокотники кресла. – Я не хочу, чтобы ты его упоминала.

– Но ты ведь посвятила эту постановку ему – так почему мне нельзя о нем говорить?

– Потому что я имею на это право. А ты – нет.

– И как же мы будем разговаривать, не вспоминая о Максе?

– И не называй его Макс, он не кот и не собака, у него есть красивое человеческое имя – Максим.

Лена видела, что всякий раз, произнося это имя, Колодина теряет душевное равновесие, голос дрожит.

«Что же случилось у нее с Максимом, что она его так боготворит, аж дышать не может?»

В голове зашевелилось что-то такое… какие-то воспоминания, а потом вдруг совершенно четко Лена увидела взгляд с экрана в кабинете Шмелева. Нинка смотрела с ненавистью на них с Максимом, хотя в кадре их не было. И ненависть эта была направлена на нее, Лену, а вовсе не на Максима, потому и шутка про «долбани веслом» так взбесила ее тогда. Кому-кому, а Дягилеву она не причинила бы никакого вреда.

И внезапно, как будто в клубке спутанных, казалось, намертво ниток нашелся кончик, потянув за который, можно будет их размотать. Лена стала вспоминать мелкие эпизоды из студенчества.

Вот они группой сидят в столовке, все за одним столом, и Нинка обязательно оказывается напротив Макса. Субботник, все с метлами, носилками и лопатами вычищают выделенную их группе территорию, и Нинка опять рядом с Дягилевым.

«Давай я понесу с тобой носилки, – словно услышала Лена ее голос и за ним – легкий смешок Максима и его фразу: – Мне же придется идти вприсядку».

На картошку в ближайшее хозяйство их всегда возили автобусами на несколько дней, и Нинка всеми правдами и неправдами сидела если не на одном сиденье с Максимом, то непременно через проход, вызывалась подкапывать те кусты, которые не выдернул картофелеуборочник, чтобы идти по борозде рядом с Дягилевым – опять.

«Как странно… а раньше я об этом не думала. Надо же. Казалось, что все это в порядке вещей – вот Макс, рядом Нинка, так повелось с первого дня. И никому в голову не приходило, что она влюблена в него. Нинка – влюблена в Макса, первого красавца курса, Нинка, дочь алкоголиков, еле-еле тянущая на «тройки», Нинка, которую за глаза звали Квазимодо…»

– Ты, Крошина, всегда была высокомерная дура, – сказала Колодина снова равнодушно. – Что он в тебе нашел, я до сих пор не понимаю. Как меня бесило, что ты все время рядом с ним, вернее – что он с тобой… Вы же вообще не расставались почти. И он, наивный, думал, что ты его интересы разделяешь…

– Что? Какие интересы?

– Ты даже этого не знаешь? Пустая, эгоистичная дура… Ничего никогда вокруг не видела… А я же таскалась за вами на каждый чертов киносеанс, потому что Максим любил кино! Сидела в темном зале, грызла кулак, чтобы не плакать, и понимала – где-то тут, в этой душной темноте, он обнимает тебя за талию, ты кладешь ему голову на плечо… А ведь он тебе совсем не был нужен! Совсем! А я могла бы дать ему все, чего он заслуживал, я бы его так любила, что он бы даже не замечал, какая я уродливая! У меня душа зато была красивая! – выкрикнула вдруг Нина, свободной рукой размазывая слезы по щекам. – А Максим этого не видел, ему ты почему-то нужна была… И я ходила за вами следом, как хвост, но вы этого никогда не замечали! Максим был занят тобой, а ты своими мыслями о красном дипломе! Ну как – помог он тебе? Нет, не помог – потому что ты бездарность! Я знала в сотни раз больше тебя, в тысячи! Я все время учила, читала, зубрила! Но в том, что моя мать была алкоголичкой, моей вины не было – как ее не было в том, что я родилась с такими пороками! Я не могла связно выражать мысли, которые в голове роились! Вот там я произносила длинные, аргументированные речи – с упоминанием всех статей, всех обоснований! И никогда, ни разу не смогла сделать этого на экзамене! Все сдавала только с третьего раза, и то потому, что преподаватели смотрели листы для подготовки к ответу и видели, что я все знаю, все! И ставили эти проклятые «тройки»! Все понимали, что я никогда не стану блестящим адвокатом или прокурором, мой потолок был – должность юриста в какой-нибудь конторе, где особо не надо в суде выступать! А я не этого хотела, не этого! Ты все у меня отняла, Крошина! Даже мою мечту!

– Нина… – осторожно вклинилась Лена, когда та умолкла, переводя дыхание и пытаясь остановить поток слез. – Ты ведь умная, я это знаю… я всегда это знала, правда. Давай найдем способ, как помочь тебе сейчас. Я знаю, у тебя нервный срыв, это ведь практически аффект…

– Кто, ну кто, какой идиот дал тебе красный диплом, Крошина?! – снова выкрикнула Нина, и лицо ее пошло бурыми пятнами. – Ты что – серьезно это говоришь? Какой аффект, я троих девчонок задушила совершенно осознанно, я готовилась, понимаешь? Готовилась! Предумышленное убийство одного и более лиц! Назвать номер статьи?