Вальс бывших любовников

– Нет! – решительно сказала Лена. – Даже обсуждать не хочу. Паровозников – человек, у которого нет второго дна, он всегда говорит, что думает, и вообще не умеет скрывать чувства. Неужели ты этого так и не заметил?

– Да отчего же, как раз заметил, – захохотал муж. – У него всегда и все написано на лице. Но меня учили отрабатывать все версии.

Лена уже открыла рот, чтобы возразить, но тут вошел Левченко с письмом в руке:

– Вот. Я на ходу пробежал – даже не знаю, за что зацепиться. Но Андрей Александрович прав, этот человек давно и хорошо вас знает. – Он протянул письмо Лене, но Горский перехватил:

– А ну-ка… – По мере чтения лицо его делалось все более хмурым. – А с чего, уважаемые, вы вдруг решили, что это мужчина?

– Как? – не поняла Лена. – Потому что…

– Письмо написано в настоящем времени, ни одного окончания, указывающего на половую принадлежность, – «я знаю», «я помню», «я хочу». С чего, повторяю, вы сбросили со счетов какую-нибудь ревнивую даму? Хотя бы вот эту, – Фил кивнул в сторону телевизора, где во весь экран застыло хмурое лицо Нины Колодиной.

Лена перевела взгляд на экран и задумалась. Муж в чем-то был прав, и из письма действительно не следовало, кто именно его написал, просто они с Андреем автоматически считали Зрителя мужчиной – ну а как иначе? Задушить жертву, перетащить ее на лавку – разве женщина способна на такое? Да и мужской след в парке у кинотеатра «Мир»…

Пока она в голове складывала все имевшиеся сведения, Филипп снова запустил запись. Камера с Нины перешла опять на лежащих на покрывалах девчонок, к которым присоединились двое парней.

– Лосев и Махоткин, актер и юрист, – машинально прокомментировала Лена. – Махоткин уехал в Германию десять лет назад.

– А Лосев имеет непробиваемое алиби на все три убийства, – сказал Саша. – Один раз вел корпоратив, два других – прямые эфиры на канале.

– Едем дальше, – сказал Филипп, нажимая на перемотку.

В кадр снова попала Нина, но уже стоявшая, прислонившись к стволу дерева. Взгляд ее снова был направлен куда-то далеко, она даже руку козырьком приложила ко лбу, чтобы солнечные лучи не мешали.

– Нинка, дыру прожжешь, – сказал оператор, и девушка вздрогнула:

– Отстань, Сидоркин.

– Идем лучше на берег, ты меня обещала научить управлять байдаркой, – не унимался оператор.

– Клади тогда свою аппаратуру, там не до съемки будет. – Нина убрала руку от лица. – Ну хватит, Серега! Перестань!

Оператор, видимо, отскочил назад, потому что изображение затряслось, камера скользнула вниз, и в кадр попала нога в темно-синем сланце.

– Это чьи ж такие ласты? – удивился Левченко, глядя на экран.

– Нинкины.

– Да ладно – это мужская же нога, – вмешался Горский. – Там не меньше сорок пятого.

– Он и есть, – кивнула Лена. – У Нинки была самая настоящая драма по этому поводу – ростом она не выдалась, примерно с меня была, а размер ноги… В мужском отделе приходилось обуваться, вот она и ходила в брюках и кроссовках, чтобы это меньше в глаза бросалось.

– Бедная девка, – посочувствовал Филипп.

У Лены зазвонил мобильный, она взяла трубку:

– Да, Андрей, я слушаю. А мы у Шмелева в кабинете, Саша привез видеокассету, смотрим. Да, спускайся. Андрей приехал, – сказала она, отложив телефон, – сейчас к нам присоединится.

Паровозников появился через пару минут, вошел и удивленно уставился на сидевшего перед телевизором Горского:

– А мы с куратором работаем?

– Перестань! – попросила Лена. – Лишняя пара глаз не повредит.

– Подписку дам о неразглашении, – без тени шутки сказал Филипп, но Андрей поморщился:

– Вы бы, Филипп Андреевич, своими делами занимались, а тут уж мы сами как-то.

– То есть адреса пробивать по закрытым базам я тебе вполне подхожу?

– Вполне, – совершенно не смутился Паровозников. – Спасибо, кстати, за адресок. Только вот там вышла какая-то лажа опять. Юноша мамой клянется, что ему конверт не мужчина отдавал, а женщина, хоть и переодетая мужиком.

– Как – переодетая? – не поняла Лена.

– Да вот так! Куртка, шапка, брюки, обувь – все мужское, а в голосе парню что-то женское почудилось. Я и так его, и этак, а он уперся – нет, говорит, тетка это была, и все. И походка у нее женская, мужики так бедрами не виляют, говорит.

Лена перевела взгляд на Филиппа и увидела, что он указывает пальцем на экран телевизора, где по крутому склону спускалась Нина с веслом на плече, а за ней, так и не выпустив камеры из рук, Сергей Сидоркин.

– Сюда смотрите, господа сыщики, – предложил Горский. – Обратите внимание, как она идет. Тяжело, по-мужски, а бедра все равно туда-сюда.

Паровозников присел на корточки перед телевизором и начал вглядываться в происходившее на экране.

– Слушайте, а чекист дело говорит, – вдруг произнес он. – И размер ноги у нее…

Лена почувствовала, как закололо в ладонях, как будто она ухватилась за что-то горячее. В этот момент в кадре снова появились они с Дягилевым, выходившие из воды, и камера в ту же секунду выхватила лицо Нины – оно было злым и несчастным одновременно.

– А ты, Нинка, веслом его огрей, – со смехом предложил снимавший Сидоркин, – или Ленку, – но Нина, развернувшись, бросила весло ему под ноги:

– Да пошел ты! – рявкнула она и, развернувшись, побежала куда-то по берегу.

– Идиотка, – пробормотал Сидоркин.

– Что у вас тут? – спросил, подходя, Дягилев, и Сергей пожаловался:

– Фанатка твоя головой поехала. Чуть веслом меня не убила! Психическая…

– Перестань, Серега, – Лена услышала собственный голос, показавшийся ей каким-то противно-писклявым. – Не обижайте Нину, что вы к ней цепляетесь вечно?

Горский нажал на паузу и посмотрел на жену:

– И теперь ничего не хочешь сказать?

– А что я должна сказать? – пожала плечами Лена, все еще разочарованная звуками своего голоса. – То, что Нинке нравился Максим, не было тайной – он многим нравился. Но именно над ней вечно по этому поводу подшучивали. А она обижалась…

– Все еще настаиваешь, что Зритель – мужчина? – спросил Филипп, постукивая пальцами по столешнице.

– Этого не может быть… – пробормотала Лена, не отрывая взгляда от замершего на экране изображения.

– А что нам мешает проверить? – поднялся Паровозников. – Если она – не Зритель, то и ладненько.