Вальс бывших любовников

– Не надо, я знаю этот номер. Нина…

– О да! – с сарказмом отозвалась она, уже совершенно овладев собой и вытерев непрошеные слезы. – Теперь ты повторяешь мое имя – а в универе не называла никак! Вы все меня никак не называли, лишь изредка – Нинкой, и все!

– Это неправда, – вдруг вспомнила Лена. – Максим звал тебя Нинулей – ты забыла?

Колодина вздрогнула, как от удара:

– Что?!

– Ты вспомни, – настаивала Лена, как будто от этого что-то могло измениться. – Он всегда так к тебе обращался – Нинуля.

– Я все равно ему не нравилась! Ты не представляешь, Крошина, какое унижение я пережила после выпускного, – вдруг сказала Нина совершенно другим голосом. – Я же слышала, как ты ему во время танца отказала… вы как раз мимо меня двигались, и ты произнесла так небрежно, будто нехотя – «Нет, Макс, у нас ничего не получится. И в Заполярье я с тобой не поеду, извини. Давай останемся друзьями». Ох, как у меня чесались руки тогда врезать тебе, чтобы ты очухалась и поняла, что растаптываешь человека, который тебя любил! У него же лицо мертвое сделалось, а ты даже не заметила! Друзьями она предложила остаться, как же… И, главное, сама в это поверила! А нельзя дружить с тем, кого ты любил и кто отверг тебя, так не бывает!

«Вот и Паровозников так говорил, – пронеслось у Лены в голове. – Но как я действительно не заметила этого всего?»

– Ты, Крошина, тогда домой ушла – Максим проводил тебя, а я за вами по привычке кустами кралась. Ну за тобой подъездная дверь захлопнулась, и я увидела, как он сел на лавку и лицо руками закрыл. И вот тогда я решилась – сейчас или… и вышла к нему, села рядом. Он покосился, но ничего не сказал, даже не спросил, откуда я там взялась… А я взяла его за руку и чуть от счастья не умерла… Пойдем, сказала, ко мне. И он встал и пошел, представляешь? Пошел так, словно только этого и ждал! – Колодина чуть задохнулась, перевела дыхание и, помолчав минуту, продолжила: – А ведь хоть в чем-то я тебя уделала, Крошина. У тебя с Максимом ничего не было, а у меня вот – было… И это, наверное, самое лучшее, что со мной случилось за всю жизнь. И я всегда об этом помню. – Ее лицо в этот момент стало совсем иным – мягким, светлым, даже миловидным, но буквально через минуту это выражение исчезло, сменившись прежним – злобным и пугающим. – Утром я ему завтрак готовила и была так счастлива… Он проснулся, не сразу понял, где находится… Я так не хотела, чтобы он уходил, мне казалось, что теперь мы всегда должны быть вместе. Но он ушел. Я уже на пороге предложила вечером в кино пойти, он кивнул и ушел, убежал по ступенькам, а я еще долго на пороге квартиры стояла, как идиотка, прислушивалась и улыбалась. Это было такое счастье… А вечером я пошла на свое первое в жизни настоящее свидание с человеком, которого любила больше жизни. Надела выпускное платье – вот такое, как сейчас на Воронковой, – кивнув в сторону неподвижно сидящей на стуле Юльки, сказала Нина. – У меня другого-то и не было, вечно в брюках… К вечеру собрался дождь, я плащ прихватила. Туфли у меня были одни-единственные, на заказ тетка помогла сшить, где на мой-то размер женскую обувь в то время было брать… Я эти лодочки берегла пуще глаза, только по особым случаям доставала. Ну а куда уж было ждать случая более особого, чем этот… И вот я сидела на лавке у кинотеатра, а Максима все не было… уже сеанс начался, все в кинотеатр зашли, а его все не было, не было… Я досидела до утра, вымокла насквозь и, когда поняла, что все, он точно не придет, почувствовала, как задыхаюсь и вот-вот умру. Умру – потому что он меня предал. Обнадежил, воспользовался – и бросил, не пришел. Потому что я ни в какое сравнение не шла с тобой. Мне никогда было не стать такой, как ты. И Максим со мной поэтому и не остался. И я сидела на этой лавке – мертвая внутри, задохнувшаяся от этой боли. А на моем месте должна была быть ты. Вернее, тебя больше не должно было быть – за то, что ты со мной сделала.

Колодина наклонилась к сумке, вынула из нее термос, отвинтила крышку и налила себе чай – запахло лимоном и чабрецом, Лена хорошо знала этот аромат, Горский любил добавлять в чай разные травы.

«Горский… – подумала она с тоской. – Представляю, как он сейчас нервничает, если узнал, что я пропала… Надо было слушаться Шмелева, брать группу захвата, пусть бы сразу накрыли эту ненормальную… Если Паровозников не поймет, как сюда добраться, нам с Юлькой каюк, это точно».

– А ты не спросишь, с чего все это началось? – вдруг поинтересовалась Нина, снова удобно устраиваясь в кресле и сжимая обеими руками крышку термоса. – Ладно, не спрашивай, сама расскажу. Тетка умерла через неделю после выпускного – легко умерла, во сне, наверное, безгрешная совсем была. Спасибо соседям, помогли схоронить. И что мне было делать? Я одна осталась, на работу тут устраиваться я не хотела. Хотела сперва вслед за Максимом в Заполярье рвануть, да вовремя вспомнила, как сидела на лавке, мокрая, замерзшая и униженная, так и передумала. Уехала на Урал, там на завод устроилась в юридический отдел. Оттрубила почти пятнадцать лет и устала, уволилась. Хорошо, денег накопила – куда мне их было тратить, жила в общаге, на еду много не надо. Ну покаталась на эти денежки по миру и вернулась. А когда летела обратно на Урал, в порту столкнулась с Дягилевым. А он меня сперва не узнал, представляешь? – грустно усмехнулась она. – Как такое могло произойти – что меня, такую, кто-то не узнал, да? А вот Максим… и когда я назвалась, у него в глазах даже тени не промелькнуло, как будто между нами и не было тогда ничего. Ждали рейсов своих, сидели в кафешке – и он весь час только о тебе и талдычил, как ты да что ты. Интересовался, не знаю ли я каких подробностей. А я уже и думать о тебе забыла, и если бы не эти его вопросы… Меня, значит, не узнал, а о тебе не забывал ни на секунду. Странно, что не вернулся и не женился. Хотя… он ведь тоже гордый, помнил, видно, как ты его на выпускном отшила. И вот лечу я в самолете, а в голове так и звучит вальс этот чертов, под который ты Максима на выпускном отбрила, так и звучит… И понимаю я, что не на Урал мне надо, а сюда, домой, хоть и нет тут никого у меня.

Она сделала большой глоток, умолкла, глядя куда-то перед собой. Лена чуть пошевелилась – затекли спина и руки, она совершенно не чувствовала пальцев, хоть и пыталась шевелить ими.

– Сказала же – не дергайся, затягиваешь сильнее, – бросила Колодина, разглядев ее манипуляции. – И вот вернулась я сюда… Жить негде, денег уже мизер. Сняла комнатуху, благо, хозяин документы не спросил, я ему сверху чуть-чуть накинула. Соседка попалась тихая, хоть и пьющая. Но она швея, зарабатывала. В общем, сошлись мы с ней, можно сказать. И начала я за тобой везде ходить… – Она снова умолкла, а Лена вдруг поняла, откуда взялось это постоянное ощущение чужого взгляда за спиной – это Нинка всю жизнь практически провела за ее плечом. – Эх, ты не представляешь, как я хохотала, когда увидела тебя с Кольцовым… После Максима – с этим старпером бородатым… Однажды в кафе услышала, как он тебя унижает, как разговаривает с тобой, как с мусором – аж на душе стало тепло. Максим тебя на руках носил, а этот обшарпанный козел вытирал ноги. Ей-богу, Ленка, мне полегчало.

Крошина почувствовала, что к щекам прилила кровь. Сколько же еще людей становились свидетелями вот таких ее унижений в общественных местах, когда ей даже в голову не приходило, что надо просто встать и уйти насовсем, никогда больше не подпуская Никиту близко?

«Как хорошо, что все закончилось…»

– И знаешь, что я тогда придумала? Я устроилась к нему на работу, – продолжала Нина, снова отхлебнув чай. – Он, конечно, и меня доставал, но я представляла ту сцену в кафе и дорисовывала то, о чем не знала – и пропускала его слова между ушей, потому что понимала, что тебе хуже. С тобой он наверняка вообще не стесняется в выражениях.

– Очень рада, что мои непростые отношения хоть немного залечили твои раны, – усмехнулась Лена, хотя ей было очень неприятно это произносить.

Словно не услышав ее, Колодина мечтательно посмотрела в потолок и сказала:

– Я, правда, продержалась у Кольцова всего около семи месяцев, больше не смогла. Зато у меня были его контакты. А однажды я увидела, как он в сквере у института клеится к девчонке. Я сперва глазам не поверила – она очень напоминала тебя, я даже следом за ней походила пару дней. И вот тогда-то и увидела и любовника ее, а главное – платье… Точно такое же платье, как было у меня на выпускном. Он ее в этом платье куда-то на машине увез, я так хорошо видела распахнувшиеся полы пальто и этот материал… У меня долго в глазах стояла опять скамейка у кинотеатра, а на ней я… в платье и промокшая… К тому времени ты уже успела с Голицыным шуры-муры покрутить, с оперком этим… снова к мудаку Кольцову вернулась, потом ушла от него окончательно, а я все думала – как, ну как мне тебя наказать за то, что у меня в жизни не сложилось? И как раз девки эти – Наташка, потом парикмахерша эта Инга… ну и актрисуля Полиночка, как без нее. Вот они меня и натолкнули на мысль. А роман твоего Голицына, как я и говорила, был ни при чем, хотя очень помог, когда ты вдруг взялась его подозревать – я-то иначе задумывала.

– А ноутбук зачем у него из машины украла?

– Чтобы подумали, будто из-за ноутбука все. Вон он валяется, кстати, – носком кроссовки Нина указала на лежавшую в углу сумку. – Не стала включать, побоялась, что засечете. А я так тщательно все продумывала, обидно было спалиться на ерунде.

– Ну, кровь-то свою редкой группы ты на заборе у кинотеатра «Мир» все-таки оставила, – заметила Лена, и Колодина отмахнулась:

– Все равно тебе бы данные из реестра ничего не дали, я ж для них уехала давно. Ухо поцарапала, когда актриску через дыру в заборе запихивала, там машину было вплотную не подогнать.

– А машина чья?

– Колымага эта? Соседки моей, она уже и не на ходу почти была, пришлось повозиться, найти толкового механика, чтобы подлатал.

– И платья наверняка тебе шила соседка, да?

– Угадала. Она швея от бога, только вот пьет как не в себя, дура. Ненавижу алкашей! – Нина передернула плечами и скривилась: – Ну у этой хоть ума хватило детей не рожать.

На стуле зашевелилась Юлька, застонала, и Колодина быстро сделала ей еще укол, снова вернулась в кресло:

– Что, Крошина, хороший вышел сценарий? И ты в главной роли, муза, можно сказать, моя.

– Ну так и убила бы сразу меня, зачем было такой спектакль разыгрывать? – равнодушно спросила Лена, глядя на пьющую чай Нину в упор.

– Так не торопись, – так же равнодушно отозвалась та. – Кто, ты думаешь, будет четвертой жертвой? Ну не Воронкова же. Эта курица смешная мне всегда нравилась. Я и сериал ее с удовольствием смотрела, гордилась даже знакомством. Воронкова твоя – безвредная, чего ей погибать ни за что? Она очнется потом и даже не поймет, что произошло.

– Что ты ей вводишь? – спросила Лена.

– Снотворное, осталось от тетки. Доза большая, но ты не переживай, я все контролирую. Мне ее убивать нет нужды.

– А девчонок тех – была?

– Ну там только парикмахершу было жалко, да и то не слишком – уж очень она к писателю этому клеилась, так и липла, я все гадала, когда же в постель к нему залезет. Но он – кремень, конечно, уважаю. А эти две шалавы – что актриска эта, что репетиторша… Одна с женатым мужиком путалась прямо у жены под носом, а вторая из отца деньги тянула, как пылесос, да матери врала постоянно. Вот скажи, Крошина, почему те, у кого все есть, постоянно хотят чего-то еще? – вдруг спросила Нина, навинчивая крышку обратно на термос. – Мало им, что ли? И ведь тянет их вечно в какое-то дерьмо… Да вот хоть репетиторшу возьми. Переодевалась в платье матери своего любовника и устраивала цирк… это же она в мужике Эдипов комплекс подогревала, надо же…