Ван Вэй Тикет

У меня не было гипотез, поэтому я предпочёл отмолчаться.

Кабанец извлёк из кармана потрёпанный коробок и, чиркнув спичкой, осветил комнату. По оранжевым стенам заплясали наши чёрные тени. В неясном свете я разглядел на тумбочке знакомую записную книжку, с обложки которой заманчиво блеснул золотой Vertu с затейливо выгнувшимся дракончиком. Я шагнул к тумбочке, но мой порыв дуновением загасил спичку.

– - Посвети ещё, -- попросил я.

– - Обойдёшься, -- сурово отрезал Кабанец.
– - Тут спичек не так уж много. А у Саныча второй коробок хрен выпросишь.

Но мне уже не жилось спокойно, чтобы не посмотреть, что же скрывает таинственная записнушка. В конце концов, попробовать прочитать её содержимое можно и у окна. Впрочем, не сказать, что там оказалось светлее. Поэтому я разобрал лишь список фамилий на последней заполненной странице. Перед трёмя из них были поставлены галочки. Перед моей галочки не было. Я перелистнул страницы назад. Там тоже были списки. В темноте я не мог прочитать ни имён, ни фамилий. В отличие от нашего списка, там галочки стояли напротив каждой позиции.

На стекле вспыхнула яркая оранжевая звезда. Я в страхе отшатнулся. И только потом стало понятно, что Большой Башка на время решил воздержаться от тотальной экономии. Шумно дыша, он ходил по комнате, пристально осматривая её при свете спички. Мои пальцы торопливо залистали страницы обратно, к последнему списку. Я успел проверить, что напротив моей фамилии галочка отсутствовала стопудово. И заметил два имени "Георгий", располагавшихся над моим. Перед "Шепелев Георгий" как раз стояла одна из трёх галочек. Перед "Старобешев Георгий" галочки не было. Тут снова всё погрузилось в темноту. Спичка погасла.

– - Имущество верни, -- распорядился Кабанец.

Честно говоря, я бы поизучал книжку подробнее. Но Большой Башка сильно расстроился отсутствием начальника. Месть сорвалась, и не было для Головы-дыни наказания хуже. Поэтому какая-то книжонка с фамилиями казалась ему полнейшей ерундой.

Нехотя, я положил книжку на место и ещё раз посмотрел на кровать. Груда тряпья. Зачем? Неужто Палыч знал, что сюда кто-то явится? Почему-то мысль, что после того знакового ужина Палыч настолько забоялся Кабанца, что теперь отсиживается в кустах каждую ночь, казалась абсурдной и ущербной. Не мог начальник бояться Большого Башку. Но тогда от кого он шифровался? И где?

– - Заправить надо, -- недовольно проронил Кабанец.
– - Помнишь, как всё тут лежало.

– - А то!
– - заверил я, хотя ничегошеньки не помнил, но для здоровья лучше было сохранять статус знатока.

Как смог, я обернул тряпьё одеялом и отошёл в сторону, позволяя Кабанцу оценить работу. Тот разгладил пару складок, но в целом остался доволен.

– - Двигаем, чё, -- распорядился он, взваливая на себя брезентовую змею.

Я не возражал. Желание поскорей смыться нарастало с каждой секундой.

Только выбравшись на улицу, я понял, как было тепло в комнате. Холод терзал немилосердно.

– - В палату, не?
– - скромно уточнил я.

– - Утихни, -- прошипел Большой Башка.

Он вперился в угол здания, который и мне не нравился. Здесь ветер шелестел в травах. Там царила тишина, словно все звуки навечно переселились оттуда. Впрочем, когда я напряг слух, то уловил нечто странное. Там что-то очень тихо, но отчётливо бухало. Будто мерно постукивало чьё-то большое сердце. Не знаю, слышал ли это Кабанец, но что-то его там, за углом, настораживало. Однако статус чудо-богатыря не позволял признаться в опасениях. Пришлось прийти на помощь.

– - Может, обратно, вдоль стены, путь-то проверенный, -- тихо-тихо прошептал я, что мои слова чуть не потерялись в порыве ветра.

Но Большой Башка расслышал.

– - Так чо встал?
– - прохрипел он.
– - Двигай тогда. Пошёл первым!

Я не возражал. Главное, чтобы он не пихнул меня за таинственный угол.

Спина скользила по холодным кирпичам. Но мне нравилось это прикосновение. Оно дарило надежду, что между мной и неведомым существует непреодолимая преграда. А, значит, страшного со мной ничего не случится.

Довольно быстро мы добрались до угла. Тревоги я не ощущал, поэтому, мельком глянув за угол и никого там не заметив, отважно продолжил тропу первопроходца. Кабанец не отставал. Невидимая цепь продолжала связывать нас, но теперь рвать её уже не хотел Голова-дыня. Короткую стену мы прошли минуты за полторы. Как опытный разведчик, я снова высунулся по минимуму, желая оценить обстановку. Ничего не изменилось. Тишина и пустота. Звёзды мерцают. Месяц светит. Деревья темнеют вдалеке шеренгой, а меж ними чёрные облака кустов. И в прогалинах -- наши корпуса.

Уже уверенно я вышел из-за здания и огляделся пристальнее. Поводов для опасения не обнаружил. Ноги уже весело понесли меня вперёд.

– - Куда?
– - зашипел из-за спины Большой Башка.
– - Надо рукав вернуть.

Я и забыл, что он пёр на себе брезентовый шланг.

Через минуту, кряхтя от натуги, Кабанец приворачивал спящую брезентовую змею на законное место. Я выглядывал то из-за одного его плеча, то из-за другого, как ассистент на хирургической операции у опытного врача.

– - Помочь?
– - проявил я живое участие.

Кабанец лишь отмахнулся и принялся крутить шланг с удвоенным усилием. Я думал, что всё складывается не так уж и плохо. При других обстоятельствах возиться с пожарным рукавом пришлось бы мне, а Большой Башка только мрачно надзирал бы за моими действиями.

За раздумьями я пропустил момент, когда операция подошла к финалу.

– - Зырь, -- Кабанец пихнул меня в бок так, что я чуть было не скопытился.

Я взглянул на его ошалелое лицо: побледневшее, вытянутое, напряжённое. Глаза его смотрели сквозь меня, за меня, будто там виднелось нечто, по масштабам схожее со зловещей планетой Нибиру. Пришлось обернуться и мне.

Красного шара с огненными прожилками, заполонившего небеса, за спиной не обнаружилось. И мне полегчало. Но всего лишь на ускользнувшую секунду. После грудь кольнула игла ледяного ужаса. На полпути между столовой и корпусами высилась тёмная фигура. Она не могла быть ни Ефимом Палычем, ни Сан Санычем, ни Виталь Андреичем. Она превышала любого из взрослых раза в полтора. И была мощнее, массивнее.

Зрелище отшвырнуло меня на полшага назад, и я врезался в Кабанца, почувствовав, как его мелко трясёт. Возможно, и не от холода, а от того же липкого страха, что сейчас властвовал во мне.