Ван Вэй Тикет

В дальнем углу повар, натужно покряхтывая, вывалил горой мешок картошки.

– - Сюда!
– - ткнул он крючковатым пальцем в чан с чистой водой.
– - Бросать сюда будете.

Раздал ножи и словно испарился. Но не запропал. Послышалось, как он где-то неподалёку раскалывает чурки на мелкие полешки, способные залезть в прокопчённое жерло печи.

Мы молча расставили вокруг картофельной горы исцарапанные шатающиеся табуретки и присели, посматривая друг на друга и словно ожидая команды. Кабанец по пути прихватил со стола половину кривоватой лепёшки с румяной корочкой и сейчас смачно отгрызал здоровенные куски.

Наконец лепёшка дожевалась, и Большой Башка обвёл непонимающим взором собравшихся:

– - Чего сидим? Кого ждём?

И, словно подавая пример, начал срезать с большущей картошки извилистую змею запачканной землёй кожуры.

Так как ближе всего к Голове-дыне сидел я, то ускоряющего пинка дожидаться не стал и тоже выхватил из горы клубень. Чистить картошку мне уже доводилось. Дома тщательно следили, чтобы кожура срезалась тонюсеньким слоем, и не забывали поправлять, если нож уходил на глубину. Здесь же поучать нас некому, поэтому каждый чистил в меру таланта и желания. Белые или желтоватые округлые тела с чёрными глазками весело плюхались в чан с водой, а мы выбирали следующую "жертву". Но гора, похоже, не желала уменьшаться.

– - Тут хоть порции нормальные, -- хмыкнул Кабанец.
– - Да ещё кухня всегда открыта. Пока не видит никто, я заправляюсь. Капусты квашеной уже полкило точняк употребил.

– - Тебе двойную пайку надо, -- ввернул я.

– - То же всем и говорю, -- помрачнел Кабанец.
– - Да только дома кто меня так кормить станет? Дома мы сейчас на скудном пайке. Пахану три месяца не платили, он с расстройства дверью-то и хлопнул. Помыкался по округе, а нигде работы нет. Он на прежнее место ломанулся, мол, извиняйте, погорячился чуток. А те уже не берут. И долг не выплачивают, мол, своим сначала. Перебежчики, мол, потерпят до лучших времён. Если чо, говорят, судитесь, но себе же хуже сделаете. А мамка пока работает. Кладовщицей. Ей в получку немного капает. В общем, деньжат в обрез. Я дома борщ трескаю, а пахан с маманей чуть ли не в рот заглядывают. Чую, скажут щас: "Хорош жрать". Ладно, лагерь дешёвый подвернулся, меня сюда и упихали. Мол, дома по деньгам больше сожру.

– - Мать кладовщицей -- неплохо, -- сказал Килька.
– - Если это продуктовый склад. Консервы там всякие. Рыба. Тушёнка.

– - Если бы, -- Кабанец мечтательно прикрыл зыркала.
– - Стройматериалы там у неё.

– - Ну и спёр бы пару досок или кило гвоздей, -- хмыкнул Жорыч.
– - Продал бы на рынке, всё деньги.

– - Там без меня есть кому воровать, -- ещё больше помрачнел Кабанец.
– - Умников таких, как псов нестрелянных. А её, знаешь, как за каждую недостачу штрафуют.

Очередная шрапнель свежевычищенных клубней вонзилась в водную гладь чана, погнав сильную рябь к его стенкам. Я обратил внимание, что Килька кивает мне головой, прося придвинуться. Ну, мне не лениво.

– - Помнишь рисунок?
– - сказал Килька.
– - Я же сказал, что знаю, кто там нарисован.

Просверлив Кильку недоверчивым взглядом, я лишь хмыкнул, что, впрочем, означало почти стэнд-аповское "Вот явно ты соврёшь, но всё же ври, готов тебя я слушать".

– - Яг-Морт, -- выпалил Килька.

– - Кто?
– - моё лицо аж сморщилось от непоняток.

Слово было абсолютно незнакомым. Звучало оно странно. Так брякает крышкой сундучина, который лучше не открывать. Так клацает затвор ружья, ствол которого упирается в твою грудь.

Незнакомое слово. Но пульсирующие нервы подсказывали, что оно станет для меня значимым. Весьма и весьма.

– - Яг-Морт, -- повторил Килька.
– - Лесной человек.

Я почти не расслышал килькино разъяснение. Я вспоминал, как листал кем-то выброшенный учебник французского, где наткнулся на слово "mort". Так писалась "смерть" по-французски.

– - Яг-Морт, -- хмыкнул сидящий справа от Кильки Жорыч.
– - Не бывает такого имени.

– - А Баба-Яга бывает?
– - возмущённо взметнулся Килька.
– - Корень-то один. Баба-Яга -- лесная баба, а Яг-Морт -- лесной человек.

– - Хочешь сказать, что это существо в нашем лагере бродит, -- начал я и (как ни хотелось продолжать) всё же закончил, -- и парней похищает. Гоху там, колясочника из старшего отряда?

Спрашивал, а перед глазами стояла высоченная фигура в проёме окна. И вспоминалось ещё создание ночи, которое мы с Большим Башкой по пути из столовой наблюдали. Краем глаза я косил на Голову-дыню, следя за реакцией. А Кабанец заинтересовался, вытянулся даже в сторону Кильки. И помалкивал. Не мешал рассказу.

– - Я его не видел, -- пожал плечами Килька.
– - Увижу, тогда и сказать захочу. Но только ему самое то места такие, как наш лагерь.

– - Это ещё почему?
– - встрепенулся Кабанец.

– - Он своих ищет, -- снизил голос до заговорщицкого шёпота наш вдумчивый очкарик.
– - Лесную армию собирает. Только непросто ему это. Нужны подходящие пацаны. Одни пацаны, никаких девок.

– - А кого он в свой отряд забирает?
– - это уже я вклинился, не утерпел.

– - Кто бы знал, -- хмыкнул Килька и шумно вобрал воздух в ноздри.
– - Я читал где-то, он в давние времена устраивал пристанище в глухомани, но так, чтобы селения неподалёку были. Самая известная легенда о нём, как он с Райдой ошибся.

Килька замолчал. Никто не рискнул что-то спрашивать, но молчание стало таким напряжённым, что его срочно надо было чем-то прервать.

– - Райда дочерью старейшины была, -- Килька переходил с шёпота на обычную громкость и обратно.
– - Но не обычная девчонка-плакса, а пацанка, оторва. С детства могла на самое высокое дерево залезть и самую широкую реку переплыть. Если нападал кто, то вместе с отцом в поход ходила. Даже волосы коротко стригла. И Яг-Морт её с пацаном перепутал.

Я прямо увидел эту Райду. Вертлявая, ловкая, в лазании по деревьям любой обезьяне сто очков вперёд даст. Худенькая, но жилистая, иначе не выдюжила бы походы дальние. Глаза блестят, далеко видят. Пальцы цепкие, что ухватят -- уж не выпустят. Волосы чёрные косо срезаны. По ветру трепещутся. В общем, не девчонка, а Рони -- дочь разбойника.

– - Не, ну как можно девку с пацаном попутать, -- удивился Жорыч.
– - Это ж каким слепошарым надо быть.

А я удивился тому, что он перестал хрумкать и пережёвывать, забыв о припасах, попрятанных по карманам.

– - А он не глазами выбирает, -- возмутился Килька неверию.
– - Он чутьём. От каждого человека невидимые волны исходят. Он по этой волне своих ловит.

– - Запах что ли?
– - хмуро спросил Кабанец.

– - Нееее, -- замотал головой Килька.
– - Учёные это аурой называют. Где людей много, ауры перемешиваются. Тогда Яг-Морту непонятно, кого забирать. И он начинает прореживать население. Исчезают в деревеньках люди. А народ на волков это списывает или на медведя, а то и на духов лесных.

– - А прореживает это как?
– - захотелось уточнить мне.

И не мне одному!

– - Убивает?
– - раздался громкий голос Кабанца.

– - Съедает?
– - вслед за ним спросил Жорыч.

– - Не людоед он -- это точно, -- возразил Килька.
– - Он зверями лесными питается. Ну, коровёнку иногда тоже может по пути из стада прихватить. Может, и убивает. Ведь не возвращается никто, -- он снова шмыгнул носом.
– - В той деревне, где Райда жила, тоже начали пропадать. Но старейшине, понятное дело, не хотелось по чащобам лазить. Думал, ну, пропадёт человечек-другой, особой беды нет: насытятся духи леса и свалят на другую территорию. А всё наоборот вышло. Когда ауры перемешиваться перестали, почуял Яг-Морт, что самая подходящая кандидатура в доме старейшины проживает. Вечером хватились, а Райды нет. Тут уже на духов леса не спишешь, родная дочь таки! Выгнал старейшина пинками народ из избёнок и отправил на поиски под предводительством жениха Райды. Тот -- парень смекалистый. Вмиг отыскал следы подозрительные близ тына деревенского. По следам и отправились.