Варенье

– Кузя, позови своего друга, – не отставал Васин. – Порезвись с ним. Побегай. Полай!

Ни скулить, ни лаять Кузмичев не стал, а мог иногда лаять понарошку, надвинув шляпу на глаза, хитро посмотрел на Таньку.

– Ишь, как ноги расшарашила, – цеплялся Кузмичев.

– Дурак! – демонстративно отвернулась Танька, молодая еще женщина, от Кузмичева.

– Кто дурак?

– Ты дурак.

– Значит, дураку все можно, – и Кузмичев полез к Таньке обниматься, дал волю рукам.

Танька не испугалась и скоро сидела на обидчике верхом.

– Давай, Танька, вали его, Пса шелудивого! – ликовал Васин.

Было смешно. Как цирк.

– Пес, ну-ка зарычи. Покажи свои фиксы.

– Кузя, не сдавайся.

– Хватит! – запросила Танька пощады.

Кузьмичев не без удовольствия отстал, устал.

– Запыхался. Не по зубам.

– С такой женщиной опасно связываться, – все никак не мог Кузмичев отдышаться.

Он отошел на безопасное расстояние от Таньки, хитро улыбнувшись, заметил:

– Вон сиськи висят. Муж, наверно, спит на них, как на подушках.

Для мужчин полные Танькины груди стали открытием, словно раньше они были меньше. Кузьмичев, довольный, взялся за косу, достал из сапога точило. И вот опять уже все косили.

С каждым разом все продолжительней становились перекуры. К двум часам люди с ног валились от усталости, чаще брались за точило. Пашка ленился, – не лошадь. Было все так же прохладно. Оно и к лучшему: косить сподручней, не жарко. И когда Лапшин сказал, что работать осталось полчаса, у людей сразу появился интерес к работе, – откуда только силы взялись. Кто-то шутил:

– Мы так все поле выкосим, надо и другим оставить, обидятся.

Кузмичев опять стал приставать к Таньке, якобы у нее шов разошелся у трико сзади. Незаметно прошли за работой полчаса, даже получилась переработка пять минут. До автобуса было еще время, и женщины расстелили на траве полотенце, достали съестное, что осталось от обеда: яйца, колбаса, огурцы… Было еще спиртное. Кузмичев, как всегда, опять отличился, перепил.

– Ты знаешь… ты знаешь… круглая, круглая земля, – говорил он все, объяснял.

Он как-то сразу осунулся, похудел. Речь несвязная.

– …круглая,круглая, – …махал Кузмичев руками.

– Пес совсем потерял рассудок, – констатировал Пашка.

– Тебя, Кузя, совсем не поймешь, что ты и балаболишь, – отмахнулась Танька. – Надоел.

– Кузя, ты почему не лаешь? Полай! – всю дорогу до города приставал Пашка. – Вон твои собратья хвостиком виляют.

Кузмичев смотрел в окно, было не до шуток.

– Вот бы тебе с ними порезвиться… – не понимал Пашка, отчего Кузмичев больше не шутил, не приставал к Таньке; был серьезный.

– Чего молчим? Давайте споем, – предложил Лапшин.

И автобус запел; пели все: и СМУ, и ЖКО, и автотранспортный… Пожалуйста

В киоске продавали рыбные, мясные консервы, чай, кофе, сигареты, сахар, сгущеное молоко и многое другое, что не так быстро портилось или совсем не портилось. И цены были на три-пять-шесть рублей ниже, чем в магазинах. Для малоимущих находка. Хорошо шли тушенка, сгущеное молоко, даже выстраивалась очередь.

И вот однажды киоск пропал, не стало – пустое место. Пенсионеры зароптали: кому помешал, как теперь? Вскоре на месте исчезнувшего киоска появился кирпич, цемент, – работа закипела. И вот уже готов фундамент, каркас. Что это будет? Магазин не магазин: на него не похож, маленький – три киоска будет. Павильон! Да, павильон! Да еще какой: с торца смонтировали большой экран, как цветной телевизор, играла музыка, музыка играла, когда еще был киоск. Чуть ниже экрана – часы, восемь тридцать; температура воздуха – минус восемнадцать. Странно, павильон никак не назывался. У всех были имена: «Калинка», «Ландыш», «Лакомка»…. Он один такой безымянный. Безымянный – тоже имя. Помимо продуктов в безымянном имелись посудный отдел; овощи,фрукты. И стоял павильон на бойком месте – рядом площадь, вещевой рынок. Но, главное, цены были все такие же низкие, какие и в киоске. К примеру, хлеб с частной пекарни Хлопотова, хороший хлеб, в магазине двадцать рублей, в павильоне – пятнадцать. К обеду весь хлеб раскупался. Продавцы все молодые. Машина пришла с хлебом. Хлеб горячий, еще не успел остыть. Очередь была небольшая, пять человек. Женщина в мутоновой шубе стояла первой; за ней – женщина в синем пуховике; потом – носатый мужчина; женщина в белом пуховике. Последним стоял мужчина с усталым лицом.

– …печенье у вас свежее?

– Свежее.

– Тогда грамм триста, тушенки свиной баночку, майонез. Все.

– Сто двадцать пять рублей пятьдесят копеек.

Женщина в мутоновой шубе долго искала мелочь, нашла.

– Сахарный песок, хлеб.

– Еще что?

– Грамм двести карамели «Виктория».

– Двадцать восемь рублей.

– Презерватив.

– Пожалуйста. Восемнадцать рублей.

– Мне, девушка, хлеб… Чуть не забыла, рулон туалетной бумаги.

– Двадцать рублей десять копеек.

– Пачку сигарет «Оптима».

Вошла женщина, румяная с мороза.

Ребус

Она ехала домой. Через двадцать-двадцать пять минут – дома. Дома – это теплая хвойная ванна, сытный вкусный обед и много другого хорошего. Она устала, два часа в дороге, не девочка, зрелая женщина, мать двоих детей. Тело, как деревянное. Ноги затекли. Не любила она эти дороги. Утомительно. Витька, сын, пятиклассник, тоже устал, дремал. Дороги плохие, после весны, все размытые, в ямах. Попадались и такие ямы, что в них легко можно было оставить колесо. Бедные амортизаторы. Она ездила к сестре в Лазаревку за капустной рассадой.

– Устал? – чтобы приободрить сына, спросила она.

Сын в ответ только слабо улыбнулся. Конечно, устал. Можно было и не спрашивать . Ехала она со скоростью в среднем семьдесят пять км в час, редко – сто. Она, конечно, могла и прибавить в скорости, но уж очень плохая дорога, много ям, словно их кто специально выкопал. Да и машина – старушка, тринадцать лет. Не разгонишься. Скоро дома. Восемнадцать км. Это для машины «пустячок» ,как любил говорить Андрей, супруг. Она хотела бы еще сегодня постираться. Опять ямы. Она поздно их увидела. Тормоз. Что это? На полосу встречного движения, хорошо никого не было, выскочила иномарка. Она только что, минуты три, четыре прошло, не больше, смотрела в заркало заднего вида – машин не было, и тут иномарка… Та вылетела за дорогу. Водитель не справился с управлением. Она чуть притормозила. Надо бы остановиться. ДТП. Может, помощь нужна.

– Здорово! – оживился сын. – Разобьется. Остановимся?

Надо бы, конечно, остановиться. Она скрывалась с места происшествия. Грубейшее нарушение правил дорожного движения. Уголовно наказуемо. Надо бы остановиться: она не могла, словно кто держал. А ведь она притормозила, хотела остановиться. Хотела, да не остановилась. Не она, так кто-нибудь все равно остановится, окажет помощь. Свет не без добрых людей. Она тоже могла вот так лететь с сыном в кювет, не отверни водитель иномарки в сторону. Бог миловал. Смерть была рядом. Она выбирала… три, четыре, пять секунд… и выбор ею был сделан – не в пользу водителя иномарки и пассажиров, если таковые имелись. …иномарка разбилась, водитель истекал кровью. А может, все обошлось. Водитель запомнил номер ее машины. И не сегодня завтра придет повестка в суд. Этого она очень не хотела. Если бы она увидела эти ямки раньше и плавно затормозила, возможно, ничего бы и не произошло. Но и со стороны водителя были нарушения – превышение скоростного режима, дистанция не соблюдена. Были нарушения с обеих сторон. Она не снимала с себя ответственности. Но если бы водитель иномарки не превысил скорость, была бы дистанция – никакого ДТП бы не случилось.

Она два раза уже была в ДТП, и – еще одно. Не много ли? ДТП – это всегда большая неприятность. Нервы. Шок. Первое она, можно сказать, сама себе устроила. Пошла на обгон, не рассчитала – встречная машина оказалась близко, и справа – машина. Обгон не получился.Оставаться на полосе встречного движения – равносильно самоубийству, и тогда она, что называется, подрезала обгоняемый транспорт, «Газель». От удара с «Газелью» машину выбросило на дорожное ограждение. Машина разбилась. Сама она отделалась легким испугом. Второе ДТП – она также начала обгон. Но шутник-водитель обгоняемого транспорта прибавил в скорости, что он не должен был делать. Хотел, наверно, поиграть. А может, пьяный был. Она тогда все-таки завершила обгон. Правда, машину поцарапала о машину шутника. Водитель-шутник позвонил в ДПС, рассказал об обгоне, сообщил ее номер. Унего зеркало было разбито. Обратно по дороге домой состоялся разговор с ДПС. Лейтенант сделал предупреждение, обещал неприятности за то, что она уехала с места происшествия. Она неделю, месяц, два ждала эти неприятности, перенервничала. Все обошлось. Забылось.