Варламов

дила концы с концами, впрочем, никогда не роптала, понимала

«трудное поприще» мужа. А семья была оравой — четверо де¬

тей Александра Егоровича от первой жены (Егор, Николай, Па¬

вел и Елена) да двое родились у нее (сын Дмитрий и дочь Ма¬

рия) . И ждала третьего.

«Родился я на свет божий при трагической обстановке».

А было так.

Давно хворавший сердцем Александр Егорович умер в одно¬

часье в гостях у друга своего доктора И. И. Нарановича за кар¬

точным столом.

Поздней ночью привезли домой мертвое тело мужа, и бере¬

менная Мария Александровна свалилась без сознания, надолго

слегла, пораженная, как говорили врачи, «нервным параличом».

Никто не надеялся, что тяжело больная родит живого ребенка.

Но спустя три месяца после смерти мужа Мария Александ¬

ровна родила 23 мая 1849 года сына. Живого, хоть и крайне сла¬

бенького.

Говорили:

— Не жилец!

— Дышит на ладан...

Набожные соседки да поп посоветовали назвать сына Кон¬

стантином. Имя это звучало мольбою: «оставайся, мол, в живых».

И очень хилый здоровьем Константин остался в живых напе¬

рекор всему; Даже переболел черной оспой... Удивительно запом¬

нилась подробность:

«...все окружающие ждали моей смерти, и мне положили об¬

раз на грудь, об венчик которого я уколол больно руку».

Но одолел и эту напасть — черную оспу. Выжил.

«Детство мое было полно лишений, голода и прикрыто бан¬

тиками нищеты».

Мария Александровна осталась совсем без средств. Стол мужа

был забит одними нотными листами. Денег — ни рубля! Какая

там причиталась пенсия вдове не занимавшего должность «воль¬

ного сочинителя»?! А надо было кормить, одевать, растить семе¬

рых...

Старших детей Александра Егоровича забрали к себе родные

его первой жены—Шматковы. Зарабатывала Мария Александровна

гроши рукоделием — вышивкой, кружевами на заказ. И жила с

детьми на эти гроши. Не могла обратиться за помощью к своим

богатым родителям, не позволяла гордость.

Константин рос тихим и болезненным ребенком, не способ¬

ным к шумным и резвым забавам. Хлопотливо отгоняли от него

все, что могло встревожить его ум и сердце. Рассказывали ему

только такие сказки, чтоб не страшно было. А то ведь падал

в обморок от случайного громкого стука или внезапно внесенной

в темную комнату яркой лампы.

«Я рос почти в одиночестве».

Брат Дмитрий — старше на шесть лет — не был ему товари¬

щем в играх. У него были свои заботы — учился в гимназии.

Константин все больше водился со сверстницей своей — сосед¬

ской девочкой Пашей. Играл с ней в куклы. И были куклы ак¬

трисами — пели, представляли комедии.

Потом не мог Константин Александрович объяснить — отку¬

да взялась в его детстве эта игра в театр. От отцовских театраль¬

ных увлечений? Но отца-то он не знал. Видно, долго хранилась

в доме память о временах, когда Александр Егорович работал

в театре.

Другое дело — вышивка. Долгими вечерами сидя рядом с ма¬

терью, научился он вышивать. И потом всю жизнь с большим

искусством и охотой занимался этим разлюбезным делом в часы

отдыха. Умел и гладью, и мережкой, и крестиком, и строчкой, и

тамбурным швом, и ажурным завитком, иголкой и крючком.

И плести кружева был мастер. Одаривал друзей своим рукоде¬

лием — полотенцами, салфетками, наволочками, платками...

«Учиться я начал только в десять лет».

Врачи запретили ему ходить в школу. Учился «домашним

способом». Да очень худо. Учителя, что приходили на дом, ни¬

чуть не были лучше, чем у фонвизинского Митрофанушки — те

же Цифиркин с Кутейкиным. За медные ведь монеты...

Так и остался до конца дней своих человеком необразован¬

ным. Да что правду таить, — просто малограмотным! Читать не

был привычен. Разве только пьесы, в которых предстояло играть.

И еще газеты, — но только театральные рецензии в них и корот¬

кие заметки в отделе происшествий. А писать вовсе остерегался:

больно уж скверно писал, коряво, с удручающими ошибками.

Вдруг попадется кому на глаза — совестно, засмеют.

«К годам шестнадцати я заметно окреп».

Сказано осторожно.

А к шестнадцати годам произошло неожиданное: быстро взял¬

ся в рост, раздался в плечах, перегнал сверстников статностью.

Удался хоть куда — здоровый, сильный, задира и пересмешник,

молодец редкостной веселой закваски.

В эту-то пору «мы шутя начали играть в сарае на Черной

речке».

В сарае этом любители ставили незамысловатые свои спек¬

такли. Играли что подвернется, — то скоморошьего «Царя Мак¬

симилиана», то несуразные французские комедии, перелицован¬

ные на русский быт. Кто-то лихо менял в них арлезианку на

рязанку, Версаль на Павловский вокзал, Жана на Ивана, а пу¬

лярку на свиной хрящ.

Стал неизменным участником спектаклей любительского

кружка. Пришлось по душе это беспечное, занятие — игра на

сцене.

«Все признали за мной определенные способности».

Первой была приятельница и заказчица матери — актриса

Елена Павловна Струйская.

— Быть тебе, Костенька, актером! — уверенно решила она.

И продиктовала просительное письмо давней знакомой своей,

артистке Александре Матвеевне Читау-Огаревой, которая дер¬