Варламов

примыкающей к Невскому проспекту, построено славным рус¬

ским зодчим К. И. Росси. Лицевая сторона здания важно укра¬

шена глубокой лоджией и шестью классическими колоннами ко¬

ринфского ордена. На аттике фасада, как гордый вихор надо

лбом, устремленная ввысь колесница покровителя муз Апол¬

лона.

Театр был призван и победительным внешним видом своим

и спектаклями поведать, как говорили в те поры, «Миру и Риму»

о державной мощи и благодати просвещенного романовского

правления Российским государством.

Император Николай I в честь августейшей своей супруги

приказал именовать театр Александринским. Все было задумано

величаво и на всенепременную пользу престола.

Театр открылся 31 августа 1832 года верноподданническим

спектаклем «Пожарский, или Освобожденная Москва». Пьеса

М. В. Крюковского оказалась весьма угодной его императорскому

величеству: она могла доказать, что, в противовес недавнему

преступному бунту дворян-декабристов, именно дворянство рос¬

сийское и есть опора и надежда царского трона. А посему, как

говорили встарь, обнетено в пьесе значение простолюдина Козь¬

мы Минина и народного ополчения в изгнании из Москвы поль¬

ского шляхетского воинства.

Громоподобным голосом вещал со сцены актер Каратыгин

главную мысль спектакля:

— Трона хищник в прах перед царем падет!

Орудийный залп, пущенный вдогонку казненным и сослан¬

ным в Сибирь декабристам. Орудийный салют в ознаменование

разгрома польского восстания 1830—1831 годов.

Здесь не место выстраивать историю Петербургской труппы.

Но взглянуть на пути и перепутья актерского искусства в Але¬

ксандрийском театре, на то, как управляли им театральное на¬

чальство и зрительный зал, — должно быть, нужно.

Два десятилетия парадным шагом маршировал на Александ¬

рийской сцене Василий Андреевич Каратыгин — «лейб-гвардии

трагик», как честил его А. И. Герцен. Гремел и рычал, геройски

взметал руки, стремясь подняться на высоту Аполлоновой квад¬

риги на крыше театра. Велеречиво и убежденно славил сверх¬

человеческую доблесть воинов и мужей, во все века преданных

своим государям, и самих государей, всегда божественно без¬

упречных.

Играл главные роли в трагедиях французских классицистов

Корнеля и Расина, их русских подражателей — Озерова, Куколь¬

ника, Полевого. Переиначивал на свой образец Шекспира и

Шиллера.

Зло высмеял В. Г. Белинский «певучую декламацию и мену-

этную выотупку» Каратыгина, его «искусство без чувства», хо¬

лодное, как зима, и выглаженное, как мрамор.

— Что мне ваш артист-аристократ! — восклицал Белинский.

В конце второго десятилетия своей сценической деятельно¬

сти, под непрерывными ударами критики, стал проще в ролях,

человечнее. Но не этим прославился в истории русского актер¬

ского искусства, а изначальным своим позерством и риторикой.

В пестроряди Александрийской сцены, бок о бок с Караты¬

гиным, но в ладах с правдой, земной жизнью жил Иван Ивано¬

вич Сосницкий, первый исполнитель роли городничего Сквозник-

Дмухановского в «Ревизоре», единственный среди других акте¬

ров, который хоть понял, что это за комедия.

«Ревизор» был представлен 19 апреля 1836 года с соизволе¬

ния и по недомыслию самого царя, который расценил пьесу Го¬

голя как нравоучительную шутку с благопристойным концом:

«приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник»,

разумный представитель его императорского величества, все рас¬

судит, все поставит на свое место, и добродетель восторжествует.

Спектакль прошел худо. Актеры, кроме Сосницкого, не поня¬

ли лиц, которых изображали. Автор был глубоко удручен: «...у

меня на душе так смутно», «чувство грустное и досадно-тягост¬

ное облекло меня»... А царь Николай весело смеялся и, глядя

на него, показательно смеялись вельможи и сановники в пар¬

тере.

И все-таки значение Александрийского «Ревизора» огромно в

истории русской литературы и театра. Ведь именно после Алек¬

сандрийских спектаклей Николай Васильевич Гоголь вставил в

заключительный монолог Городничего самые важные слова, ко¬

торых ранее вовсе не было:

— Чему смеетесь? Над собою смеетесь!.. Эх, вы!..

Но «Ревизор» сменялся «Рукою всевышнего...», которая «оте¬

чество спасла», посадив на русский трон первого Романова;

«Рука всевышнего» уступала место скабрезному водевилю или

песенно-крылатой оперетте, в которой блистала своим легким та¬

лантом певица и танцорка Вера Александровна Лядова. И пе¬

вал театральный Петербург беспечные куплеты про Елену, ко¬

торая стала «камертоном современного искусства»; это — про

«Елену Прекрасную» Оффенбаха, в которой Лядова имела шум-

ный успех.

Шли годы, и вместительный многоярусный зрительный зал

Александрийского театра с дешевыми галеркой и верхними ря¬

дами нежданно-негаданно обернулся ловушкой для попечителей

репертуара. Простой люд — разночинцы, студенты, мелкий тор¬

говый народ — требовал своего.

Огорошенный неудачей «Ревизора», Гоголь тогда же написал

«Театральный разъезд после представления новой комедии».

Действие отнесено в «сени театра» — в сени Александрийского

театра. Кто законодатели искусства, которые, выходя из зала в

сени, обсуждают представленную новую комедию? Светские да¬

мы и господа, некий князь, барственные особы, щеголевато оде¬

тый дворянин, чиновники важной наружности, снова господа —