Варламов

жала театр в Кронштадте.

Так и началась его сценическая работа в захудалом крон¬

штадтском театрике.

«И вот я очутился в кругу актерском».

Приняли в труппу с условием: делать все, что прикажут.

А поначалу приказывали подметать сцену, помогать пере¬

ставлять декорации, поднимать и опускать занавес, «творить

шумы за кулисами».

Положили жалованье 25 рублей в месяц. Вполне был доволен.

Снимал угол в квартире конторщика кронштадтских флотских

мастерских. Жил на 15 рублей, а 10 прилежно посылал матери.

Дружба с актерами сладилась не вдруг. Были они старше воз¬

растом и поначалу не снисходили до рослого недоросля. Когда-

то это слово прозвучало уважительно по отношению к его отцу:

директор придворной певческой капеллы велел обучить нотной

грамоте «недоросля Варламова». Теперь то же слово насмешли¬

вым прозвищем прицепилось к сыну. Да и вел он себя соответ¬

ственно.

Как-то ночью остановил на улице седого капитана, попросил

объяснить — где Большая Медведица? Капитан любезно показал

семь точек созвездия.

— А почему медведицу нарисовали на небе в виде кухонного

черпака с ручкой?

— Нарисовали? — капитан засмеялся забавному вопросу.

Другой раз спросил у боцмана, стоявшего на берегу:

— Может ваш корабль переплыть вон тот горизонт?

Боцман рассердился. Почудилось, что смеются над ним.

— А ну, отчаливай отсюдова...

Он испуганно отошел и услышал слова, брошенные ему

вслед:

— Дурак во всю спину.

Так и не понял, почему «во всю спину». Даже переспраши¬

вал у актеров. Потешались, но не могли объяснить.

Мастак был задавать бестолковые вопросы. Бестолковые или

остроумные?

— Сегодня хозяюшка моя читала по Библии: придет время, и

железные птицы будут клевать людей, живой станет завидовать

мертвому, никто не спасется, только малое число...

— Ах, какие страсти!

— Вот вы смеетесь, а я все думаю: что значит — «малое

число»? Сколько?

Или вдруг спросит:

— Почему же солнце ходит против часовой стрелки?

Как на это ответишь?

Часто ни с того ни с сего разбирал его смех, и всегда нахо¬

дился кто-нибудь, чтоб напомнить ему, признак чего смех без

причины.

Изредка поручали ему выходные роли в два-три слова.

И случалось, кричали по его адресу из зрительного зала:

— Уберите эту дубину. Заслоняет...

Действительно, высокий, упитанный, осанистый, — казался

слишком громоздким в маленькой роли на маленькой сцене.

Но ведь не обижается тот, кто не хочет быть обиженным.

А он не хотел.

Просто беда: не знал, как держаться на сцене, куда девать

руки, размахивал ими без толку. Кто-то из старых актеров, бы¬

вало, прикажет:

— Сбегай, дружок, в лавочку, купи несколько катушек ни¬

ток и приходи за час до спектакля ко мне. Займусь тобой...

А занятие было такое:

— Садись и разматывай нитки с катушки на бумажку. Пере¬

мотаешь этак дюжину-другую, руки-то устанут и будут двигать¬

ся плавнее.

Слушался и исправно следовал наставлениям.

Другой актер, бывало, учит:

— Перед выходом на сцену правой рукой перекрестись, а ле¬

вой — проверь, в порядке ли платье.

И, смеясь, укажет кивком на известные пуговицы брюк.

Такова была первая школа актерского ремесла.

«Был полон восхищения тем, что я — актер»,

— Зачем вы держите в труппе этого недоросля? — спросил

кто-то у А. М. Читау.

Слово было сказано кстати. И Александра Матвеевна сразу

нашлась.

— Как зачем? Завтра же начнем репетировать «Недоросля».

Митрофанушку сыграет...

И восемнадцатилетний Костя Варламов сыграл Митрофа¬

нушку.

Не сохранилось никаких воспоминаний, отзывов, устных рас¬

сказов об этом спектакле. Но нетрудно представить себе, каким

был он Митрофанушкой.

Среди актеров, которые изгилялись, прикидываясь на сцене

Скотининым, Вральманом, Простаковыми, конечно же, с ужим¬

ками и крйвлянием, — ходил совершенно натуральный, чистый

как алмаз, лучезарный дурачина. Был силен стоеросовым здо¬

ровьем и нетронутым, первозданным невежеством. Ни следа

умишки в воловьи ясных, круглых глазах. Румяные, как налив¬

ное яблоко, щеки, постоянно полуоткрытый рот, по-ребячьи пух¬

лые, смачные губы...

И, разумеется, никакой театральный тришкин кафтан не мог

быть ему впору, — узок и короток. Ведь на голову был выше

своих родных и учителей; выше других на целую дурную голову,

ненаселенную думами и знаниями.

Как могли играть рядом с таким неподдельным и всамделиш¬

ным Митрофанушкой другие актеры?

Хорошо известен любопытный случай в истории Московского

Художественного театра.

Готовясь к постановке «Власти тьмы» Льва Толстого

(1902), группа работников театра во главе с К. С. Станислав¬

ским поехала в Тульскую губернию — на месте изучить все под¬

робности крестьянского быта и обихода. С собой в Москву при¬

везли бабку-старуху и пожилого крестьянина — советчиками ре¬

жиссеру.

Бабка оказалась необыкновенно сметливым и одаренным че¬

ловеком. Много помогла дотошными указаниями актрисе, кото¬

рой была поручена роль старухи Матрены. Незаметно выучила

весь текст наизусть. Как-то исполнительница этой роли заболела,

не могла участвовать в репетиции. Попросили бабку заменить

актрису. И сделала она это так великолепно, так безукоризненно