Ваша С.К.

Светлана осеклась и с ужасом уставилась в сияющее в ночных сумерках лицо вампира.

— Что это я такое сказала?

Граф отвернулся:

— Простите меня, княжна. Этого больше не повторится. Я не возьму вас в жены обманом. Будьте покойны.

Но покоя не было. Их настигла и закружила гуляющая толпа подвыпивших студентов.

— Крутится, вертится шарф голубой, — неслось со всех сторон. —

Крутится, вертится над головой, — и их действительно накрыло голубой материей, точно летнее небо в гневе обрушилось им на головы. — Крутится, вертится, хочет упасть. Кавалер барышню хочет украсть.

Светлана схватила графа за обе руки, не позволив закружить себя в танце одному из толпы. Граф толкнул наглеца плечом — чуть прикоснувшись, но молодой человек упал, и Светлана шепнула:

— Бежим!

А вслед им понеслось уже совсем нестройное:

— Всегда так на свете бывает. Окончился этот роман. Мужчина от страсти пылает, а женское сердце — обман.

Они добежали до Медного всадника, и Светлана, не в силах отдышаться, почти рухнула на скамейку. Ночной город шумел мучительно-игриво, не спеша засыпать, — не только мертвым, но и живым тяжело отказываться от ночных развлечений. Уличные фонари безразлично тускнели среди листвы, подобно бледной июньской луне. Голос Светланы то и дело пропадал, но она с упорством пыталась дочитать стих, которым на бегу заглушала разгульную песню гуляк:

— Ничто не изменилось, с тех пор как умер звук. Но точно где-то властно сомкнули тайный круг. И все, чем мы за краткость, за лёгкость дорожим, — Вдруг сделалось бессмертным, и вечным — и чужим. Застыло, каменея, как тело мертвеца… Стремленье — но без воли. Конец — но без конца.

Граф сильно стиснул ее руку, и княжна даже поморщилась, но высвободиться не попыталась.

— Светлана, вам не надоело напоминать мне, что я мёртв? — вдруг сухо спросил Фридрих, возложив руку княжны на обтянутые такой же малиновой материей, как и само платье, пуговицы на ее подоле.

— А вам не надоело уподобляться моей матери и в каждом прочитанном мной стихе видеть намёк на себя? — в запале выкрикнула княжна и отвернулась: — Впрочем, это свойственно всем немертвым. А в том, что я вторую ночь читаю вам стихи Зиночки, нет ничего странного. Она постоянно думает о смерти — и я тоже с рождения готовлюсь умереть… По-настоящему. Конец, но без конца… Вот, что было уготовлено мне князем и против чего восстало мертвое сердце княгини, — и Светлана вернула свой взгляд на лицо вампира. — Не сердитесь на меня, граф, но этот стих до жути чётко описывает то, что я сейчас чувствую.

— И что же вы чувствуете? — голос трансильванца перестал быть сухим, но остался холоден.

— Ничего, — тихо и безжизненно произнесла княжна. — Мне страшно, что я ничего не чувствую. Ничего, кроме горечи оттого, что все это закончится с рассветом.

Глава 43 "Вот как неосмотрительные девушки теряют шляпки"

— Вы сами хоть поняли, что сказали? — усмехнулся граф, хотя почувствовал, что девичья грусть частично передалась и ему. — Ничего не может ни начаться, ни закончиться. Это ничто вечно, как жизнь после смерти. Так что же вы чувствуете сейчас?

Светлана вскочила, и рука ее легко выскочила из ладони графа.

— Только то, что это все закончится с рассветом! Я не могу объяснить, что именно… Идёмте! Не будем терять время. Наши белые ночи такие короткие… Возможно, я заболеваю. Если я не сумею показать вам город сегодня, завтра мне будет ужасно стыдно, если вас снова заставят охранять меня. Вы же не за тем ехали, чтобы сидеть у постели чужой больной девушки! Я даже не смогу предложить вам крови — она станет горькой от лекарств!

Ее глаза горели, а пальцы нещадно драли юбку, прилипшую к бедрам.

— Зачем куда-то идти? — граф, все еще сидевший на скамейке, обвел тростью сквер, указывая сначала на Адмиралтейство, затем в сторону Зимнего дворца, потом на одетую в гранит Неву и снова на памятник Петру Великому. — Здесь весь город, как на ладони. Вас дома еще не ждут. Мы не досмотрели спектакль и можем спокойно посидеть здесь до его окончания. Возможно, мы даже сумеем понять, что вас так тревожит. И вы еще даже не отдышались от бега.

Но Светлана сделала шаг от скамейки, вынуждая графа подняться и последовать за ней.

— Куда делась ваша перчатка?

Фридрих удивлённо посмотрел на княжну, отдернувшую руку, которой хотела опереться о него.

— Помилуйте, Светлана! После театра я не надевал перчаток из-за ожогов.

— Простите, я не заметила, — в смущении отвернулась Светлана. — Вы можете надеть перчатку сейчас?

— Могу, но не хочу, — граф поймал руку княжны и прижал к своей груди. — Светлана, ну не будьте смешной! Вы не боитесь писать кровью у меня на руке, находясь со мной наедине, и боитесь просто коснуться моей руки на людях. Светлана, если даже князь получит к утру море писем, он им не поверит. И вы же знаете, как не легли бы карты, я готов ответить за все свои поступки, даже если кто-то сочтет их проступками.

Светлана отняла руку от груди вампира и взяла его под локоть.

— Светлана, скажите, — заговорил граф через пару шагов. — Почему вы постоянно прикрываете свои чувства чужими стихами? Почему вы сами не можете за себя говорить? Пусть даже прозой. Чего вы боитесь?

— Себя, я боюсь себя! — вдруг закричала княжна и уткнулась носом в грудь графа, но прижать ее к себе трансильванец не успел, потому что девушка дернулась назад и выпалила: — Я боюсь жить. Я боюсь умереть. Я трусиха. Меня такой воспитали — постоянно говорили, что я должна делать и как я должна говорить. Мне только никогда не говорили, как я должна любить. А все потому, что вы, мёртвые, забыли как это — любить, и прекрасно живете без этого, потому что у вас нечему учащенно биться. А вот у меня сердце готово выпрыгнуть из груди. Даже сейчас, и мне кажется, что я вас не боюсь… И не боюсь, что вы меня убьете… И если это не страх, то что же это?

Она не слышала ничего, кроме бешеных ударов собственного сердца, и вампир слушал его, с упоением считая удар за ударом. Слушал и молчал.

— Так, может, пришло время отпустить ваше сердце? — заговорил он совсем тихо, склоняясь к бледному лицу живой девушки темными мертвыми губами. — Пусть скачет, куда хочет. Без сердца вам станет намного легче…

— Вы снова за своё! — Светлана увернулась от поцелуя и забарабанила кулачками в железную грудь, от которой вампир не отпускал ее. — Я не люблю вас и никогда не полюблю… Но проклясть вас сумею! Пустите же!