Вчерашняя быль
Шрифт:
– - 23 года, как расстались, а как дружились и все тридцать! Одно время мы с ним неразлучны были. Помнишь, в шестом классе? Веселое время было! Помнишь, как мы фейерверк устраивали? А чтенья наши, библиотека?
– - и, оживленный воспоминаниями лучших дней своей жизни, он рассказывал эпизоды их гимназической дружбы.
– - Дети и жена слушали его с видимым удовольствием; Суров несколько раз громко смеялся, а Пухлов становился все сумрачнее. Ему казалось, что, благодаря появлению этого гостя, он совсем отодвинут на задний план.
Он воспользовался перерывом в рассказах Кротова и, устремив на
– - Что же, служить изволите или капитал имеете?
– - Капиталист, -- ответил Суров: -- руки и голова.
Пухлов снисходительна улыбнулся.
– - Служите, значит, по какой части изволите?
– - Такой же врач, как и я, -- ответил за Сурова Кротов, -- хочет вот по земству служить.
– - Где изволили раньше служить?
– - спросил Пухлов, с наивной манерой провинциала, стремясь удовлетворить свое любопытство.
– - В Гдовском земстве, -- ответил опять за Сурова Кротов, -- а теперь на юг хочет.
– - А!
– - сказал Пухлов, уже равнодушно оглядывая Сурова, и обратился к Кротову:
– - Что же, сыграем!
– - Тебе все равно?
– - спросил Кротов у Сурова.
– - Сделай одолжение!
Маня достала доску с фигурами и, передав их отцу, села опять к столу.
В этот вечер ни она, ни Петя не ушли после чая в свои комнаты. Новый знакомый показался им очень занимательным и притом во всех его рассказах слышалось что-то недоговоренное, заманчиво таинственное.
Жена Кротова сразу разговорилась с ним дружески. Она передавала ему эпизоды их прежней жизни, женитьбу, мытарства, смерть детей и сама расспрашивала его о жене и детях и о его прежней жизни. Суров охотно отвечал. Маня и Петя принимали участие в этой беседе. Слушать рассказы Сурова было очень интересно.
Где он ни побывал только: и юг, и север, и Западный край, и Урал и Сибирь, и Кавказ, и Крым. Везде был. В рассказах его проявлялось столько различных знаний, остроумия и живости, что Петя и Маня слушали его, как зачарованные, а Кротов отрывался от игры и возвращался к ней только после нетерпеливого окрика Пухлова:
– - Что же вы? Ваш ход!
– - И где вы только не были, -- с улыбкой заметила жена Кротова, -- прямо Одиссей! Ну, а где вас застал конец 1905-го года?
– - В Сибири, по всем городам по очереди. В Красноярске был, а потом в Новороссийск попал!
– - он замолчал, как бы вспоминая те дни, и потом тихо сказал: -- да, свет блеснул так ярко, что на время всех ослепило... а надо было зрячими быть... и момент упустили...
– - он не окончил и торопливо стал допивать чай.
– - Власть упустили, -- насмешливо отозвался Пухлов, -- конвент, директория и всякое такое! Там -- гражданин; у нас -- товарищ. Хе, хе, хе!
Кротов просительно взглянул на Сурова. Тот едва заметно повел плечом и чуть усмехнулся.
Партия окончилась. Пухлов стал расставлять фигуры для новой игры, и не без внутреннего удовольствия заговорил докторальным тоном:
– - Иначе не могло и быть! Есть кучка недовольных, смутьянов, на придачу жиды -- и только! Наш уклад покоится на твердых устоях народного сознания, на старых традициях, в жертву которым еще задолго до нас принес свою жизнь Иван Сусанин! И никакие "товарищи" не пошатнут их. Да-с! Вот, если вы изволите следить за третьей Думой...
Кротов
чувствовал себя неловко. Маня и Петя горячими глазами впились в худощавое лицо Сурова, который только улыбался концами губ.– - Все входит в свое русло. Дума идет навстречу правительству, правительство...
– - Пухлов поднял палец, украшенный толстым перстнем... Суров обратился к нему и сказал:
– - Глеб Степанович уже сделал ход. Ваша очередь.
Пухлов словно поперхнулся и вытаращил глаза, потом с тяжелым сопеньем вздохнул и, не окончив фразы, угрюмо обратился к шахматной доске.
Время шло; вечерний чай сменился ужином и в начале первого часа Пухлов поднялся и стал прощаться. Кротов вышел, по обычаю, проводить его в переднюю. Пухлов, сопя, тыча ноги в галоши и обертывая толстую шею длинным гарусным шарфом, вполголоса говорил ему:
– - Ну, знаете, не поздравляю вас с таким приятелем! Что-то очень припахивает "товарищем"; его, наверное, ни в одном земстве и года не держали. Сплавляйте-ка его поскорее.
Кротов добродушно пожал плечами.
– - А Бог с ним! Он у меня гость на время.
– - И на время не советую. Теперь за этим следят, -- и, шаркая галошами, он прошел в холодные сени.
Маня с вспыхнувшим лицом воскликнула:
– - Но почему вы ему ничего не ответили?
– - и глядела на Сурова с укором.
Петя заступился:
– - Алексей Викторович отлично его оборвал. Чего тебе еще?
Суров сказал:
– - Для чего я вступил бы с ним в спор?
– - Ради выяснения истины, для зашиты своих убеждений!
– - пылко ответила Маня.
– - Ой, как громко! Словно на сцене! Ну, чего же ради я сцепился бы с этим ихтиозавром? Он не спорил бы, а ругался. Убеждать его ни в чем не надо, потому что раз он увидит, что у него ничего не отнимут и он может спокойно произрастать, -- он будет доволен всяким порядком. Ну, его!
– - Суров качнул головою.
Жена Кротова, убрав в буфет вино и водку, добродушно сказала:
– - И правда: ну, его! Зачем его обижать?
– - Бог с ним!
– - воскликнул Кротов, входя, -- и большое спасибо тебе, что меня послушал. Он тут у нас таких страхов натерпелся, что на всю жизнь почернел.
– - Видел я таких. Знаю!..
Суров стал прощаться.
– - Вам уже все приготовили у Глеба.
– - Спасибо!
– - сказал Суров. Он пожал всем руки и прошел в кабинет Кротова.
VII.
Суров загасил лампу, зажег свечу и стал раздеваться, когда в кабинет вошел Кротов.
– - Я не помешаю тебе?
– - спросил он.
– - Нисколько, -- продолжая раздеваться, ответил Суров, -- у меня вообще нет привычек.
– - Тогда я посижу немного с тобою -- сказал Кротов, садясь в кресло подле стола и, обернувшись к Сурову, продолжал: -- не можешь себе представить, как я рад тебя видеть! Поднялось и всколыхнулось все самое светло, чистое, полузабытое. Словно, на волне качает. Словно, помолодел. Ей-Богу!.. ну!..
– - он удобнее уселся в кресло и закурил папиросу: -- я и жена тебе нашу немудрую жизнь рассказали. Теперь ты свою!