Вечное

— Он мог бы стать одним из великих, — сказал какой-то фанат.

— А он таким и был, — выпалил Марко и замолчал, боясь сказать что-то не то.

В последнее время он только и делал, что говорил что-то не то. Его план провалился. Из-за него погиб лучший друг. Элизабетта пришла сегодня на похороны, и Марко оценил это, но так и не сумел посмотреть ей в глаза. Он не знал, как жить дальше. Он оплакивал Сандро, своего отца, Джемму и Альдо. В его скорбящей душе все эти потери накладывались одна на другую, и он загибался под их весом.

После кладбища в баре «Джиро-Спорт» состоялся поминальный обед, во время которого Марко едва мог ворочать языком. Он присутствовал там только телом, все делал механически. Мало ел, потом помогал убирать со столов, а когда все закончилось, понял, что ему нужно. Он подошел к матери и положил руку ей на плечо.

— Мама, можно я пойду расскажу Розе?

Марко шагал по больничному коридору. Он так долго носил военную форму, что в гражданском костюме ему было не по себе.

Марко вдруг подумалось, что костюм — это просто другая форма, форма успешного человека, а раз так, то он будет носить ее, как актер свой наряд. Успеха он ни в чем не добился. Марко потерпел неудачу, и теперь ему придется сказать Розе, что ее брат мертв, а отец остался в лагере.

Он дошел до конца коридора, до закрытой двери со стеклянным окном. Он уже рассказал доктору Кристабелло о Сандро и Массимо, и того это очень огорчило. Доктор Кристабелло объяснил ему, что в больнице все еще придерживаются легенды о синдроме «К» на случай возвращения немцев.

Марко посмотрел в оконце на двери: Роза отдыхала на кровати у окна. Он взялся за ручку, но остановился, увидев в стекле собственное отражение. Он казался призраком, запертым в раме. Как сообщить ей, что из-за него убили Сандро? Нужно найти в себе силы ради нее. Рассказать Розе о храбрости и самопожертвовании ее брата.

Марко открыл дверь.

Глава сто тридцать восьмая

Массимо, 22 октября 1943

Массимо приободрился, подумав, насколько ему повезло с невысоким ростом. Из транзитного лагеря людей везли в деревянном товарном вагоне, в котором раньше транспортировали скот. С одной стороны вагона откололась доска, и получилось небольшое отверстие — Массимо прижался к дыре носом, жадно вдыхая свежий воздух. Нежданная удача, ведь в вагоне стоял тошнотворный смрад, поскольку людям пришлось мочиться и испражняться по углам.

Поездка была сущим кошмаром, в полнейшей темноте. Массимо не ел уже несколько дней, как и остальные. От жажды кружилась голова. Колени пару раз подгибались, но упасть было некуда, а вывихнутая лодыжка постоянно пульсировала от боли. Дети уже перестали просить еды и воды, только младенцы все еще плакали, разрывая всем сердце. Один малыш рядом с Массимо умер у матери на руках.

Он дремал стоя, но время от времени выглядывал в дыру и видел, где они едут, — в основном это была сельская местность, затем показались горы, несомненно, это были Альпы.

Массимо не знал, куда их везут, но решил, что на север, поскольку становилось все холоднее. Пассажиры вагона привыкли к более теплому климату и были одеты слишком легко. Массимо снова подумал, что ему повезло, поскольку он не лишился пиджака и был единственным мужчиной в галстуке, — все, что у него осталось от былого достоинства.

Ритмичный стук колес начал затихать. Массимо догадался, что они подъезжают к южной границе Польши. Похоже, их везут в трудовой лагерь, поскольку до него дошли разговоры, будто туда отправляют и других евреев из гетто. Он обрадовался: появилась надежда, что там будет еда и питье. Возможно, нацисты дадут им отдохнуть перед работой. По слухам, лагерь этот назывался Освенцим.

Массимо рассчитывал, что в лагере понадобятся услуги адвоката. Он решил дать знать властям о своей профессии. Был уверен, что даже немцы поймут, как он полезен, и отправят его заниматься счетами, учетными книгами или чем-то вроде того. Он всегда умел обратить любой недостаток в преимущество. И этот раз не станет исключением.

Пассажиры заметили, что поезд замедляет ход; в вагоне поднялся нервный шум, полились испуганные слезы. Семьи прижались друг к другу, но Массимо снова подумал, что он везунчик: его-то семье удалось не попасть в трудовой лагерь. Сандро успел сбежать из Фоссоли как раз вовремя. Мертвого охранника немцы обнаружили, но кто сбежал, так и не выяснили. На следующее утро Массимо и других евреев согнали на станцию в Карпи, там погрузили в товарные поезда и отправили на север.

Стоило Массимо подумать, что Сандро, Джемма и Роза остались в Риме, его охватывало облегчение — теперь они вне опасности, в больнице или у Террицци. Как отец, он мог быть спокоен только тогда, когда знал, что его семья цела и невредима. Еще он знал, что может рассчитывать на Беппе, тот обязательно позаботится о Сандро, Джемме и Розе, пока сам он не вернется из Освенцима.

Массимо надеялся, что время в лагере пролетит быстро. Даже если ему придется заняться ручным трудом, он выдержит. Он пережил фашизм, переживет и нацизм. Война закончится, и вся их семья снова встретится в Риме, где Симоне жили уже несколько веков.

Поезд с грохотом остановился. Массимо прильнул глазом к дыре — посмотреть, что происходит. Стояла темнота.

Но где-то вдалеке виднелся свет.

Глава сто тридцать девятая

Элизабетта, ноябрь 1943

На кухне ресторана Элизабетта трудилась одна — она явилась слишком рано, до прихода остальных. Она готовила пасту «волосы ангела» и сейчас добавила в тесто яйца и разминала его. Пластичная масса размягчалась и согревалась у нее в ладонях, почти как живое существо — человеческое сердце, которое Элизабетта сформировала собственными пальцами.

Она горевала по Сандро, но все держала в себе. Элизабетта не могла перестать думать о том, какая жестокая ему выпала смерть. Не могла смириться, что пришлось бросить его на той станции. Порой ей вспоминались счастливые времена: когда они сидели вместе в Ла Сапиенце или впервые поцеловались на берегу реки. Но приходили ли ей на ум радостные события или печальные, она все равно плакала. И то, что счастье и печаль могут служить одинаковой причиной для слез, ей казалось парадоксальным.

Элизабетта сыпанула на тесто еще муки и продолжила замешивать. Работать-то все равно нужно. Она каждый день приходила в ресторан, выпрашивала у поставщиков товары, торговалась на черном рынке и вела бухгалтерские книги. Страдания, как поняла Элизабетта, — это часть войны, часть жизни. Страдали все. Мужчины, женщины и дети из гетто пока не вернулись. Она скучала по Массимо, Джемме, семейству Диорио, которые прежде жили на той стороне улицы, по своим еврейским клиентам — все они исчезли в тот день. У нее не хватало духу вернуться в гетто. Там царила невыносимая пустота.

Она почти закончила месить. Элизабетта старалась не слишком увлечься мыслями, а то тесто станет слишком жестким. После смерти Сандро немцы стали сильнее притеснять людей, сделались более суровыми. Каждый день выпускали новые указы. Аресты и избиения посреди белого дня на улице превратились в обыденность. Все молились о спасении, веря, что к зиме в Италию войдут союзники, но уже почти наступило Рождество. С каждым днем прибывало все больше беженцев, переселенцев и голодающих.

Она отряхнула с рук муку и подумала о Марко. Только он один и понимал, как ей плохо, да и ему приходилось не легче. Онемев от горя, он исполнял свой долг в баре «Джиро-Спорт» — так же, как и она. Марко заглядывал к ней в ресторан пару раз в неделю, Элизабетта стала учить его читать. Они начали с его имени и усердно тренировались. Она не понимала, почему у него выходит так плохо, но знала, что он старается изо всех сил.