Вечное
Шрифт:
Сандро ошарашенно поднял голову.
— Больше у нас не будет учителей-евреев? Это безумие? Что с ними случилось?
Карло покачал головой:
— Мы решили, что их уволили.
Эцио поник:
— Professoressa Лонги плакала. Все учителя расстроены. Никто не понимает, что происходит и почему.
Прочтя дальше, Сандро в ужасе воскликнул:
— О нет!
Учащиеся еврейской расы не могут быть зачислены в школы любого типа и уровня, обучение в которых юридически признано.
Сандро
— Не понимаю. Я уже зачислен в школу. Это что, правда? Таков теперь закон? Мне нельзя сюда ходить?
— Наверное, да, — пробормотал Карло. — Не знаю, почему они так поступают. Такого никогда не было. Это неправильно — так отделять евреев без всякой причины.
— Это невозможно! — У Сандро в голове пронеслись сразу миллионы мыслей. — Я еврей и поэтому больше не могу ходить в школу? Что же мне делать? Это же моя школа! Я здесь учусь! Я оканчиваю школу в этом году! Значит, я не получу аттестат? Меня вышвырнут из собственной школы?
— Мы тоже не знаем, — нахмурился Витторио. — Мне очень жаль, Сандро. Может быть, директор Ливорно объяснит. Для нас это какая-то бессмыслица.
— Боже! — Сандро никак не верилось в происходящее. Он хотел поступить в Ла Сапиенцу, получить степень бакалавра и магистра математики. Выучиться, а потом преподавать и публиковать свои работы. Внести свой вклад в науку, как профессор Леви-Чивита. У него были цели, но без школьного аттестата он не достигнет ни одной из них. Вот так, внезапно, исчезло его будущее.
Сандро недоверчиво огляделся по сторонам. Полным страданий взглядом он искал других учеников-евреев, но ему не сразу удалось вспомнить, кто из собравшихся во дворе еврей, а кто нет. В школе это никогда не имело значения ни для него, ни для других. Сандро понятия не имел, почему теперь это стало важно. Он заметил Джулию и Карлотту, которых знал еще по синагоге, — они читали такой же листок, и по их щекам текли слезы.
Сандро снова принялся читать, пытаясь собраться с мыслями. Эцио и Карло молчали, и Сандро изучил третью статью, где говорилось, что учителя-евреи отстранены от работы, а затем четвертую, которая гласила:
Члены научных, литературных и художественных академий, институтов и ассоциаций, принадлежащие к еврейской расе, перестанут быть членами указанных учреждений начиная с 16 октября 1938 года.
У Сандро закружилась голова. Профессор Леви-Чивита был евреем, а если профессора-евреи больше не могут преподавать, значит, и его отстранили от работы. Немыслимо. Безумие. Сандро должен был сегодня после школы пойти в Ла Сапиенцу. Теперь он не знал, найдет ли там профессора Леви-Чивиту, или кого-нибудь из других профессоров-евреев, или студентов-евреев.
Внезапно толпа учеников зашумела и развернулась ко входу в школу: на крыльцо вышел директор Ливорно, а за ним стайка учителей. Ветер развевал его всклокоченные белые волосы, взгляд директора за очками был мрачен. Он горбился в своем костюме-тройке. Все учителя выглядели очень печальными, жались друг к другу, кое у кого глаза были опухшими, словно заплаканными.
—
Ученики! — воззвал директор Ливорно. — Пожалуйста, послушайте меня внимательно.Вдруг кто-то коснулся руки Сандро. Оглянувшись, он увидел Элизабетту. Не говоря ни слова, она взяла его ладонь, с болью и тревогой глядя на него.
Директор Ливорно отдал фашистский салют — все ответили ему тем же, — а затем начал говорить:
— Дорогие ученики, вы уже получили проект этого нового закона, Regio Decreto — королевский указ — за номером 1390. Мне очень жаль, но согласно этому закону еврейским ученикам больше не разрешается посещать нашу школу. Кроме того, еврейским учителям больше не разрешается у нас преподавать.
— Но это неправильно, господин директор! — выкрикнул рассерженный Сандро. — Это неверный закон, вы не можете так поступить!
Начали возмущаться и остальные ученики: «Это нечестно!», «Это неправильно!», «Да как они могут?!», «Это моя школа!», «Вы должны отказаться, директор!»
— Пожалуйста, успокойтесь, — директор Ливорно снова призвал всех к тишине. — Персоналу запрещено высказывать свое мнение по поводу этого закона, поэтому мы воздержимся. Нам поручено следить за его исполнением, и мы будем соблюдать приказ. Нам сообщили, что еврейским ученикам позволено организовать собственные школы.
— Что значит организовать собственные школы? Как мы должны это сделать, директор? Так нечестно!
Лицо директора вытянулось.
— Сандро, нам объяснили, что еврейская община на эти цели получит финансирование. И еще раз: нам очень жаль.
— Но как мне получить аттестат?! — воскликнул Сандро. Остальные поддержали его.
Глаза директора за стеклами очков затуманились.
— Я приношу глубочайшие извинения. Боюсь, больше мне сказать нечего. Из-за закона у меня нет выбора.
Прозвучал звонок, возвещающий о начале занятий, но никто не двинулся с места. Сандро застыл, не зная, остаться или уйти. Это была его школа, и он с таким нетерпением ждал начала учебного года. Последнего года перед выпуском. Который он мог провести с Элизабеттой?
Директор Ливорно воззвал:
— Заходите в школу, начинается учебный день. Всем нашим еврейским ученикам мы желаем удачи на вашем поприще. Все остальные, пожалуйста, идите в классы.
Сандро смотрел, как Карло, Эцио, Витторио и другие его одноклассники направляются в здание школы.
Элизабетта обняла его.
— Мне так жаль, Сандро.
— Они не могут так поступить, правда?
— Я… не знаю.
Сандро отпустил ее.
— Иди, — негромко сказал он. — Тебе пора на уроки.
— Нет, я хочу остаться с тобой.
— Пожалуйста, иди.
— Я остаюсь. — Элизабетта взяла его за руку, но он коснулся ее плеча и отстранился.
— Послушай, мы увидимся позже.
Прозвенел последний звонок, и директор Ливорно снова обратился к ученикам:
— Те, кому разрешено, проходите внутрь. Нам приказано вести занятия по расписанию. Мы не должны начинать позже обычного.
Сандро попытался справиться с потрясением.
— И правда, иди в школу. Я поеду в Ла Сапиенцу и узнаю, как дела у профессора. — Он поцеловал ее в щеку. — Загляну к тебе, как получится.