Вечный попадос IV

— Что ж, — произносит он. — Я действительно проиграл. Только это уже ни на что не повлияет.

— Ох, да ладно тебе, — Дрейк хмурится. — Жуть какие зануды вы, неизбежники. Семь бед — один ответ. Скукотища.

— А вам, болванам, ничего не докажешь, я смотрю, — в наш тесный круг врывается голос императора. Он слегка дрожит, будто от ярости. — Я очень недоволен твоими успехами, Виктор.

Массивная фигура бывшего правителя ЦиРИ в чёрных доспехах стынет возле заветной двери. А за его плечом маячит чёрненький и страшненький Электротапок — ровно такой, каким я встретил его после ротации.

Странно, что их появление никто не заметил.

— Они не просто пришли, — виновато шепчет Аки. — Они телепортировались. Я даже засечь не успела.

— Хватит, отец, — решительно выступает вперёд Андрей. — Вы проиграли. Сложи оружие.

Император не отвечает. Зато Электротапок взрывается фонтаном искрящихся мячиков. Которые конечно же несутся к нам!

Отскакиваем в стороны — мало ли какие сюрпризы приготовили нам эти чокнутые.

Рядом с коленопреклонным Романовским на мгновение появляется Тапок. И тут же исчезает, прихватывая проигравшего с собой.

Они оба материализуются напротив императора. Виктор при этом не двигается и не поднимает голову.

— Ты знаешь, что бывает за такие провалы, — сдержанно рокочет бывший правитель. И укладывает ручищу в защитной перчатке подручному на голову.

Мгновение — и тело Романовского рассеивается чёрным туманом. Даже покорёженная броня исчезает!

Император вскидывает голову. Мне чудится, что за визором шлема вспыхивают холодным пламенем его глаза.

— Непослушные дети, — выплёвывает он. — Вы слишком долго творили, что хотели. Но ваше везение закончилось на мне!

Глава 19. Культ всемогущества

— Что с ним случилось? — вырывается у меня. Может, император его тоже куда-то телепортировал…

Ведь это же не исключено, правда?

— Неизбежное, — судя по голосу, император усмехается. — То, с чего всё начинается. И чем заканчивается.

— Одна змейка поглотила другую, — любезно подсказывает Дрейк, избавляя от недосказанности. — Ваш правитель в последнее время этим злоупотребляет.

— Бывший! — в один голос возражают отпрыски этого самого правителя. По всему видно, ничего общего с таким папашей они иметь не желают.

И я их даже не осуждаю.

Император величественно качает головой.

— Нет, — гудит пафосно. — Я последний император Земли, лендлорд сопредельных миров и главнейший союзник Легиона неизбежности…

Прыскаю в ладошку:

— А другие правители этих миров хоть в курсе? Вот так живёшь, горя не знаешь. Тут бац! Какой-то хрен с горы тебя уже вассалом назначил.

— Керерин, может, тоже не в курсе, — бурчит Найт. В его тоне, несмотря ни на что, проскальзывают ревнивые нотки.

— Это не важно, — предпочитает не замечать насмешки император. — Каждый узрит награду в зависимости от собственной ценности.

— Так говорите, будто уже всех взвесили и распределили, — поджимаю губы. Не люблю рассуждения, которыми всю дорогу грешат приспешники Легиона. Будто это они тут самые главные и самые умные. А остальные — так, пыль под сапогами.

— Как иначе? — голос самоназванного лендлорда становится громче и до краёв заполняет помещение. — Всё в мире предопределено заранее. Мы рождаемся, живём и умираем согласно высшему замыслу. И те, кто способен это постигнуть, могут легко менять реальность под себя.

То, что происходит дальше, напоминает беззвучный взрыв. Двери за спиной императора исчезают, а вместо них появляется колоссальный мраморный постамент. Или не мраморный — я в камнях не слишком разбираюсь.

А на нём уходит ввысь ещё более колоссальная фигура, в которой смутно угадывается персона бывшего императора.

— Ох ты ж… — присвистывает кто-то.

— Люблю себя любимого, — комментирую. Ну, хоть кто-то этого не стесняется.

Остальное пространство тоже меняется. Под нашими ногами всё ещё находится привычное покрытие, которое используется тут, на станции Легиона повсеместно.

Зато потолок исчез, а вокруг вместо тонких переборок беспорядочно нагромождён всякий хлам.

Особенно бросаются в глаза более мелкие статуи императора, которые изображают его в разных пафосных позах.

— Видите? — самодовольно интересуется бывший правитель. — Реальность иллюзорна. Я поменял её силой своей мысли!

— Так себе дизайн получается, — с неудовольствием озирается по сторонам Змеиный бог. — Основательности не хватает. Или креатива?

— Ты просто любишь пирамиды, — усмехаюсь. — Забудь уже о них. Это даже не прошлый век, а ещё более лютая древность.

Дрейк хмурится ещё сильнее:

— Что не так с пирамидами? Идеальная устойчивость, эстетика, соотношение трудозатрат и ценности…

Андрей качает головой:

— Олег прав. Если уж и обустраивать интерьер, нужно насыщать его современными деталями и гаджетами.

— О чём вы? — Саша в образе Куджо воинственно взмахивает стволом Пацифиста. — Чем меньше деталей, тем проще оборона. Космос всегда в тренде!

— Был, есть и есть будет, — поддерживаю чисто из вредности.

Надо же, сколько тут проектировщиков миров на метр квадратный! С этими ядрами разрушения всегда так — лишь бы чего-нибудь построить…

Так. Построить?

— Я не разрешал вам говорить! — ревёт обиженный невниманием публики император, отрывая меня от мысли, которая почему-то кажется важной. — Саерус!

Ишь, каким покорным оказался Электротапок! Найту, помнится, он своё имя даже упоминать запрещал. Зато подручному Легиона — пожалуйста.

Упрекнуть его, ясное дело, не получается, потому что на месте бывшего приятеля закручивается чёрная воронка. Она медленно движется к нам, постепенно захватывая всё, что попадается на пути.

Мы отстреливаемся, но воронка пожирает снаряды как голодная птица — зёрна. Неужто у него даже слабых мест не отыщется?!

— Я рассчитывал, что вы поможете мне, — голос императора, которого за воронкой почти не видно, без труда перекрывает усиливающийся ветер. Не сразу соображаю, что упрёк предназначен его сыновьям. — А вы снюхались с врагом и пошли против предопределения!

— Вижу слабое место, — шепчет вдруг Аки. — В самом центре воронки, не достать. Нужно прорываться внутрь.

— Займитесь императором, — бросаю Ивану Васильевичу и остальным. И тут же ускоряюсь навстречу Электротапку. Бежать неимоверно тяжело. И это я ещё до подхваченного ветром хлама не добрался…