Вечный шах

У подъезда, колесами на тротуаре, чтобы не мешал в узком переулке,

был выставлен весь их собственный автотранспорт. Виктор влез в "семерку",

Смирнов и Казарян влезли в казаряновскую "восьмерку", а Алик сел за руль

своей многострадальной "Нивы", и в три автомобиля скатились по крутому

переулку вниз на набережную.

"Семерка" и "восьмерка" ушли вперед к повороту направо у Крымского

моста, "Нива" же, слегка притормозив, отпустила их метров на двести и,

соблюдая эту дистанцию, последовала за ними.

– Ну, как?
– осведомился через переговорник Смирнов, когда "семерка"

и "восьмерка" вывернули на Садовое, а "Нива" была еще у бассейна "Чайка".

– Ведут, - взяв свою машинку с сиденья, сообщил в нее Алик.
– Верткий

такой автомобильчик, по-моему, "Ниссан". Я ему в хвост пристроился.

– Он один?
– спросил Смирнов.

– Вроде один. Правда, себя на задок еще не проверял.

– Успеется. Теперь Витя. Нашего американца под путепроводом видел?

Ушедший на "семерке" вперед, Виктор энтузиастически откликнулся:

– Хорош зверь, ох, хорош!

Подъезжали к Маяковке. Смирнов вновь взялся за переговорник:

– Мы поворачиваем с Первой Брестской на Вторую по Фучика, а ты, Алик,

свернешь на Васильевской. Не торопись, колдыбай кое-как. Твой тухес

проверит Витя. Непринципиально, но интересно.

"Семерка" с "восьмеркой" на Фучика ушли налево, и еще раз налево, и

покатили в обратном направлении. Затем "семерка на Гашека свернула и опять

поехала по Первой Брестской. Виктор видел, как у Васильевской маячила

высокая "Нива". Помаячила, помаячила на первой скорости и свернула

наконец. Налево за "Нивой" никто не пошел.

Кавалькада пристроилась у "Пекина". Все четверо выбрались из

автомобилей и с законным любопытством ждали, как и где припаркуется

"Ниссан". "Ниссан" приткнулся у табачного киоска, и тогда четверка,

удовлетворясь виденным, направилась в ресторан. Сегодня они могли

позволить себе противоестественный дорогой ужин.

Ужинали вдумчиво, тщательно пережевывая пищу. За такие бабки

следовало наслаждаться драгоценной едой. Да и других занятий не было:

алкоголь, как таковой, отсутствовал в их меню. В половине одиннадцатого

собрались домой.

В том же порядке три автомобиля по Садовому добрались до Зубовской и

развернулись на Кропоткинскую, а с Кропоткинской въехали в переулок,

который через Остоженку переходил в их родной. "Ниссан" скромно следовал

за ними.

"Семерка" первой неспешно вкатила в пустынный переулок и вдруг на

бешеной скорости рванула вниз, а "восьмерка" и "Нива", идя на параллельных

курсах, неожиданно тормознули и, съехавшись нос к носу, образовали

баррикаду, наглухо перекрывавшую движение. Правда, и движения-то не было,

лишь растерявшийся "Ниссан" остановился на мгновение, подергался туда-сюда

и стал от безысходности задом выбираться на Остоженку.

"Восьмерка" и "Нива", тотчас разрушив баррикаду, подъехали к своему

дому.

Втроем без особых разговоров всласть попили крепчайшего чаю и вновь

объявились в переулке. "Ниссан" обреченно караулил их.

Устроились в "восьмерке" Казаряна - на переднем сидении Казарян и

Смирнов, а на заднем, в закупорке - Алик, и поехали в известном им

направлении. Блуждали по центру довольно долго (рано выехали, убивали

время), и в конце концов доползли до Вшивой горки, ныне улицы

Интернациональной. Остановились у ворот со львами. Казарян и Смирнов вышли

из машины и спокойно направились через калитку (ворота были закрыты) к

больнице. Выбравшийся следом с заднего сидения Алик занял пост у калитки.

В "Ниссане" пассажиры, подождав недолго, сильно забеспокоились. Двое

выскочили на тротуар и направились к калитке. Алик вежливо пропустил их и

пожелал:

– Всего хорошего.

Побыстрее устроился в казаряновской "восьмерке" и поехал домой.

А Смирнов с Казаряном через приемный покой вышли на задний двор и по

пологому склону спустились к ведомой только полковнику милиции в отставке

дыре в заборе, через которую они проникли в кривой и горбатый переулок. А

потом черные лестницы, проходные подъезды и темные колодцы дворов. Нет, не

отыскать, не поймать, не догнать Смирнова в его Москве!

На Берниковской набережной их ждал "олдсмобиль". Смирнов открыл левую

переднюю дверцу, сев за руль на место отодвинувшегося Виктора, проследил

за тем, как устроился на заднем сидении Казарян, и решил:

– Вперед без страха и сомненья!

Повертевшись, Смирнов выбрался на Садовое кольцо и дал на

малонаселенной уже дороге приличную скорость. На Тверской и Ленинградском

слегка поумерил пыл до Сокола, но после развилки прибавлял постоянно.

Миновав пограничные посты ГАИ, после Химок уверенно вышел на скорость за

сто.

– Ночь же, - мрачно напомнил сзади Казарян.
– Гробанемся, Саня.

Вместо ответа Смирнов, думая, что поет, заныл свою любимую:

– Мы ушли от проклятой погони.

Перестань, моя крошка, рыдать.

Нас не выдадут черные кони,

Вороных никому не догнать.

Но постепенно вздернутость чувств от мастерского выигрыша прошла,

Смирнов вспомнил, что он старик, и установил для себя предельную

крейсерскую скорость - восемьдесят километров, которая не утомляла.

Отпустил мышцы, спиной и задом нашел оптимальную позу, оценил приборную