Ведьмак. Перекресток воронов

Следуя вашему наказу, я дважды заводил с ним беседу о событиях года сто девяносто четвёртого и том происшествии, о коем вы велели выведать. Изобразив превеликое негодование, я толковал ему:

— То было чудовищное злодеяние! Ужас и преступление неслыханное, взывающее к каре!

Ведьмак всё выслушал, но не проронил ни слова, в разговор втянуть себя не дозволил и вообще держался так, будто дело его нимало не касается.

При второй встрече я, как вы и наказывали, упомянул конкретные имена — Маргулис и Хвальба. Однако же и тут ведьмак не поддался на уловку: не выказал ни малейшего интереса, не задал ни единого вопроса и в беседу не вступил.

Из сего делаю вывод, что ведьмак сей, Геральт, ничего особенного о тех событиях не ведает. Хоть истинные лета ведьмаков угадать мудрено, сей Геральт, по моему разумению, не старше decem et octo, а стало быть, в году 1194-м его и на свете-то быть не могло.

Докладываю также, что ведьмак более у нас не служит. Мои дорожные мастера хотели нанять его для выслеживания и истребления лесных эльфов, что вконец обнаглели, но ведьмак отказался наотрез:

— Эльфы — создания разумные, — молвил он, — и убивать их я не стану.

За что я его тотчас прогнал и велел убираться восвояси. Куда он направился после — о том мне неведомо.

Pax vobiscum,Михаэлидес Блауфалл, praefectus stratificum

***

Обнесённый стеной храм богини Мелитэле стоял неподалёку от городка Франктхаль, раскинувшегося в долине того же названия. Долина была на редкость живописной — она дугой врезалась между крутыми склонами. Северный склон целиком покрывал сосновый бор, на южном росли белоствольные берёзы, буки и дубы. На южном склоне таился и исток ручья, что ниспадал каскадами вниз, а после змеился меандрами по дну долины.

Геральт пришпорил Плотву и переправился через ручей.

Храм богини Мелитэле, один из немногих уцелевших, размещался в старом эльфийском дворце под названием Эльсборг — примерно в полулиге от городка Франктхаль, в излучине ручья, среди огромных плакучих ив. Обычно в округе было безлюдно, поэтому Геральт слегка удивился, заметив у ворот храма группку людей. Впрочем, размышлять над этим он не стал. Подъехал ближе.

— А этому-то здесь чего надобно? — донеслось до него. — Что за бродяга такой?

— Да оставь ты, кум. Это ж не баба, а мы только баб отседова гнать порешили, так ведь?

Ведьмак спешился. Ворота храма были слишком низкими, чтобы въехать верхом. Постучал.

— Эй, ты! — снова услышал он. — Тебе чего тут надо? Може, ты с этими шлюхами заодно? С детоубийцами? Може, ты из того же теста, что и они? Эй! К тебе говорят!

Мужик, попытавшийся схватить его за рукав, был довольно крупным, но недостаточно, как прикинул Геральт, чтобы устоять на ногах после удара. Он нащупал в кармане ключ, полученный от Хольта. Прикидывал, что будет лучшей целью — глазничная кость? Или, может, та точка на полдюйма выше переносицы — глабелла?

Мужик, видать, что-то прочёл в глазах ведьмака, потому что отступил на шаг и судорожно сглотнул. Ведьмак уже почти решился, уже сжал ключ в кулаке, когда ворота отворились, и в них показалась высокая жрица. Он помнил её, она всегда была сообразительной. Сориентировалась мгновенно.

— Входи, — отрезала она. — Живо. Немедленно.

Закрыла за ним ворота, задвинула засов.

— Здравствуй, Неннеке.

— Здравствуй, Геральт. Как же ты вырос. Помню тебя мальчишкой — едва макушкой до пояса моей юбки доставал. А теперь гляди-ка, молодец хоть куда, мечи за спиной... Настоящий ведьмак.

— А я тебя помню послушницей. А теперь вот жрица...

— То, что ты собирался сделать у ворот, — смерила она его острым взглядом, — было бы очень глупо.

— Я же ничего не сделал.

Она вздохнула.

— Учим вас, учим, а вы всё своё.

— Не всему научили, — буркнул он. — И потом только стыд. Не знаю, что такое орбита. И циркуляр. Не ведаю, что значит сустентоваться. Или что такое перпро гора. И что такое финально...

— Чтобы финально доучиться, — оборвала она его, — запишись зимой в Оксенфурт. Вольным слушателем. Да книжки почитывай на досуге.

— Прости. Я не хотел...

— Хотел. Веди коня сюда, в конюшню.

Они вышли на аллею, что вела к главному зданию.

— Давно в пути? Когда покинул Крепость?

— В марте. За день до равноденствия.

— Далеко забрёл?

— Да как сказать... Только в Каэдвене и был.

— Только в Каэдвене? — удивилась она. — А ведь как мечтал океан увидеть, помню. Лукоморье, Новиград, Горс Велен...

— Может, когда-нибудь. В Каэдвене я нескольких чудовищ упокоил...

— Хвастун. Только это тебя к нам и привело? Похвастаться? Поворчать на наше обучение? Или что-то ещё? Эликсиры? Ведь ты вроде не ранен и не хвор? С виду здоров.

— Эликсиры пригодятся, уходят как вода. Но больше всего... Хотел бы поговорить с матерью Ассумптой.

— Ага, — Неннеке не смотрела на него. — Важные, стало быть, дела. А мать Ассумпта очень занята. Не знаю, примет ли тебя.

— Пока не проверим — не узнаем.

— Ишь, какой умник.

Они миновали сад. Трудившиеся на грядках жрицы и послушницы провожали их взглядами. Некоторые помахали ему — он их не помнил. Неудивительно: когда он видел их в последний раз, они были маленькими девочками. А ведь ничто в мире не менялось так быстро, как девочки.

Они шли дальше.

Под навесом, открытым всем ветрам, несколько послушниц в масках и длинных перчатках трудились над изготовлением мыла, смешивая в чанах щёлочь, соду, масла и какие-то сильно пахнущие благовония. Геральт знал, что мыло из Эльсборга славилось даже за пределами Каэдвена. Сам он, когда учился в храме, был вынужден пользоваться такими мылами. В Каэр Морхене в ходу было исключительно серое мыло без запаха. Дело было не только — по крайней мере, не только — в презрении к благовониям и связанной с ними женственности. Подавляющее большинство чудовищ обладало очень чутким нюхом — а некоторые и вовсе невообразимо острым. У неестественно пахнущего ведьмака против них не было ни единого шанса.

— Нас отсюда гонят, — вдруг сказала Неннеке.

— Что?

— Гонят нас отсюда, — повторила она, щурясь. — Одна из причин... не единственная... это вы, мальчики из Каэр Морхена. Прознали, что мы вас тут учили.

Жрица постучала в дубовую дверь. Их пригласили войти.

Ассумпта из Ривии, верховная жрица храма, сидела за заваленным пергаментами столом. Геральт в последний раз видел её восемь лет назад. С тех пор она располнела. И сильно поседела.

С ней были две жрицы и послушница. Жрицы улыбнулись ему. Обеих он знал. Флавия преподавала историю. Айлид — Старшую Речь. Послушницу он не знал. Она была слишком молода.