Ведьмак. Перекресток воронов

Они ехали в полном молчании примерно час. И абсолютно ничто не указывало на то, что де Мерсо заговорит первой. У Геральта, конечно, было несколько вопросов, но он не спешил их задавать. Помнил, что комендант не любила тратить слова, и не хотел снова это от неё услышать.

Но, в конце концов, не выдержал.

— Зачем я нужен маркграфу?

Комендант подъехала ближе, так близко, что задела стременем ногу Геральта.

— Ты ведьмак, – удивительно, но она ответила сразу. – Ты нужен для ведьмачьих дел.

— А точнее?

— Даже очень точно.

Он замолчал, постепенно теряя терпение.

Издалека, там, где заканчивался лес и светлел закат, донёсся собачий лай. И мычание вола.

— В деревне заночуем, – сказала Элена Фиахра де Мерсо. – Возьму там маркграфский постой. Тогда и поговорим.

***

Постой, то есть обязанность содержать свиту путешествующих сановников, знати и чиновников рангом пониже, был повинностью, чаще всего означавшей для деревни или посёлка настоящую кару небесную, сравнимую разве что с пожаром или вражеским набегом. Геральт видел в храме в Эльсборге крестьян, умолявших жриц о помощи и заступничестве в деле жалоб, которые они подавали властям на чиновников, нещадно злоупотреблявших правом постоя.

Не стоило поэтому удивляться, что деревня на краю леса, и без того заметно бедная, встретила коменданта де Мерсо и её требование постоя без всякого энтузиазма. Более того, некоторые бабы начали открыто причитать, а дети – реветь. Напрасно, как оказалось. Комендант воспользовалась повинностью весьма скромно. Правда, сама не отказалась, когда староста отдал в её распоряжение всю свою избу. Но солдатам велела ночевать в сарае. И довольствоваться собственным провиантом, не истощая и без того скудное имущество общины и запасы еды и корма, без которых выживание зимой могло оказаться для деревни под вопросом.

Обещание своё она не забыла. Когда стемнело, Геральт сидел с ней в избе старосты. За кривым и грубо обструганным столом. При свече, которую она достала из собственных тюков. В деревне свечей было не сыскать, только плошки. А от них ужасно несло старым салом.

— Ты, – начала она, вглядываясь в мерцающий язычок пламени свечи, – как видно, ведьмак довольно молодой. Поэтому не удивляйся, если я спрошу для верности. Чудовище, называемое стрыгой. Знаешь что-нибудь о таком?

— Знаю. Стрыга – это чудовище из группы упырей, подгруппы ночниц. Может появиться в результате изменений плода из-за проклятия или чар, наложенных на беременную мать...

— Когда беременность – результат инцеста.

— Согласно народным поверьям. Проклятие или чары могут быть наложены не на плод, а на человека. В любом возрасте. Если чары подействуют, заколдованный после смерти станет стрыгой.

— Ты когда-нибудь видел её?

— Видел, – подтвердил он. Не соврал. Но не добавил, что видел только рисунки. В «Физиологусе» и других книгах из ведьмачьей библиотеки.

— И знаешь, как с этим справиться.

— Знаю. – И на этот раз не добавил, что знает из книг и лекций Весемира.

— Значит, – продолжил он, не дождавшись реакции, – у вас в Брунанбурге стрыга. Вот для чего я нужен маркграфу.

В круг света от свечи вбежала мышь. Встала на задние лапки, осмотрелась. Подбежала к носку сапога Элены Фиахры де Мерсо. Потом пробежала по нему. И исчезла в темноте.

— Примерно год назад, летом, – Элена Фиахра де Мерсо проводила мышь безучастным взглядом, – в замок Брунанбург прибыла дворянка из Ард Каррайга. Тайно и инкогнито. С пятнадцатилетней дочерью. Дворянка попросила убежища и защиты. Учитывая давнее знакомство, маркграф Линденброг предоставил ей и то, и другое. После короткого пребывания дворянка покинула замок и Мархию. Куда она направилась, было известно только маркграфу. Но уехала она одна. Дочь осталась у нас.

Геральту показалось, что после последних слов комендант слегка вздохнула. Но он не прерывал её рассказ.

— Дочь осталась, – повторила она. – Но незадолго до Мидинваэрне заболела и вскоре умерла. Маркграф тяжело это переживал.

Геральт догадывался о продолжении. И комендант без труда это поняла. Потому сократила рассказ.

— Началось ещё до конца Йуле. Девушка стала выходить из могилы как... Как ты сказал? Чудовище из группы упырей и подгруппы ночниц? Впрочем, люди не испытывали проблем с тем, чтобы назвать чудовище его настоящим именем. Ибо хотя всё держалось в строжайшей тайне, слухи было не удержать. Та дворянка из Ард Каррайга сбежала из столицы от отца. С дочерью, которая... Была одновременно её сестрой. И именно поэтому стала стрыгой. Чудовищем с огромными и очень острыми зубами.

— Стрыга, – Элена Фиахра де Мерсо всё ещё смотрела на пламя свечи, – начала делать то, что обычно делает стрыга. То есть вылезать из могилы по ночам и убивать людей. Без разбора.

— Истинное богатство Верхней Мархии, – продолжила она после паузы, – и маркграфа лично – это соль. Всё Предгорье, то есть западный склон Синих Гор, особенно окрестности Брунанбурга, стоит на огромных подземных залежах каменной соли высшего качества. Сейчас там уже работают три шахты, а добыча достигает нескольких тысяч центнеров в год. И перспективы куда больше. Под Брунанбургом вырос целый шахтёрский городок, там живёт добрая сотня горняков с семьями.

— К несчастью, кладбище и гробница стрыги находятся как раз рядом с этим городком и самой шахтой. Стрыга не утруждает себя дальними прогулками, и число жертв среди горняков растёт. И вдруг никто не хочет ни жить там, ни работать в маркграфской копи. Стрыга угрожает Мархии экономически.

— Скажешь, толпа горняков с кирками должна справиться с какой-то стрыгой, так? Но не справилась и не справляется. Поползли слухи. Дескать, стрыга – существо сверхъестественное и смертным с ней не совладать. Что каждый укушенный стрыгой сам станет стрыгой. Что и укуса не надо, достаточно одного взгляда. Что и взгляда не нужно – проклятие стрыги действует даже на расстоянии, и горе каждой беременной женщине в округе. А ко всему этому...

Она внезапно замолчала. Пламя свечи заколебалось, фитиль стрельнул и закоптил.

— Ко всему этому ходят слухи, что маркграф Линденброг и не помышляет об... уничтожении. Всё ещё тщетно ищет способ снять проклятие. И расколдовать девушку. Маркграф ищет, стрыга убивает, горняки бегут из Брунанбурга, народ волнуется. И требует, чтобы маркграф, наконец, что-то сделал. А конкретно – чтобы отбросил свои предубеждения. И призвал на помощь ведьмаков. Которых... Скажем так, недолюбливает.

Геральт мог бы кивнуть, но решил, что не стоит.

— В Стеклянной Горе, – комендант подняла голову, – ты снял чары, убив того, кто их наложил. В случае со стрыгой тоже так поступают?

— Нет. Совсем иначе. И чтобы было ясно: я не собираюсь ехать в Ард Каррайг убивать отца девочки.

— Хорошо знать.

Они помолчали.

— У меня странное чувство, – заговорил он, – или, скорее, предчувствие. Что ты говоришь мне не всё.

На самом деле у Геральта не было ни чувства, ни предчувствия, а в поведении и речи коменданта не было ничего, совершенно ничего, что могло бы указывать на неполную искренность. Он просто выстрелил наугад. И, удивительно, попал в цель.