Ведьмак. Перекресток воронов

— Мать Ассумпта, — сказала Неннеке. — Это Геральт...

— Вижу. Флавия, Айлид, Здравка, благодарю вас. Тебя тоже, Неннеке. Садись, Геральт.

За окном, со стороны сада, трещали сороки. Пронзительно. Видать, углядели где-то кота.

— Изменилось твоё лицо, — наконец промолвила жрица. — И глаза, и это не от мутации. И никогда ты так не кривил губы. Можешь ничего не говорить. Я вижу и знаю.

— Говорят... — он прокашлялся. — Говорят, вас хотят отсюда выгнать, мать. И будто бы по нашей вине.

— Кто тебе это сказал? Неннеке? Нет, Геральт. Никто из вас, обучавшихся здесь юнцов, не виноват, и ни на кого из ведьмаков у нас нет обиды. А то, что процветают темнота и невежество, что ширится мещанство — это ведь и наша вина тоже. Плохо учили. Плохо воспитывали. Ведь это наши бывшие воспитанники нынче гонят нас отсюда. Законами, которые сами же и установили.

— Те, у ворот, толковали... Толковали об изгнании женщин из храма. Речь шла...

— Знаю, о чём шла речь. Тоже о законе. О том, что врачевание женщин противозаконно и карается. Придумали это, разумеется, мужчины. Ха, кабы это они носили детей, прерывание объявили бы священным таинством и проводили бы при молитвах, благовониях да хоровом пении.

— Странен этот мир, — продолжила после паузы Ассумпта из Ривии. — Над нашей богиней глумятся, молитвы наши высмеивают. Мол, предрассудки. А на западе да севере по пустошам какие-то культы плодятся, секты разные. Пауков почитают, змей, драконов да прочих чудищ. О злодействах люди шепчутся, о жертвах человеческих. А с этим почему-то никто бороться не спешит. И сектантов гнать не торопится.

— Мы перебираемся на юг, за Понтар, — упредила она вопрос. — В Темерию, а точнее, в Эллендер. Там есть заброшенный храм, местный правитель милостиво дозволяет нам там обосноваться. Разумеется, и там мы станем помогать женщинам, что в помощи нуждаются, — нравится это кому-то или нет. Ну, да полно о наших делах. Что у тебя? Рассказывай.

Он рассказал. Но только о ведьмачьих заказах. Не упомянул о мародёре, зарубленном у деревни Нойхольд. Ни о воронах на распутье, ни о том, что из этого вышло. Мать Ассумпта слушала терпеливо. И подытожила — кратко и метко:

— Я чую и знаю, что тебе нужно.

— Знаешь?

— Конечно. Ведь помочь тебе я могу лишь своим знанием. Что ты хочешь узнать, мальчик? Прости. Ведьмак Геральт.

Он долго молчал.

— Что на самом деле произошло в Каэр Морхене? В тысяча сто девяносто четвёртом году?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — она подняла голову. — Ты? Который с малых лет видел кости во рву? И высеченные в стене имена семерых ведьмаков, павших смертью храбрых? Который вырос на героических сказаниях?

— Как раз о сказаниях этих и речь. Таких героических, что...

— Чересчур героических? Такими им и должно быть, мальчик. Герои должны оставаться героями. А сказания должны их такими делать. И не след сомневаться ни в том, ни в другом. Но что поделать — время неумолимо стирает всё, даже героизм. А сказания да легенды на то и существуют, чтобы этому противиться, пусть даже ценой так называемой объективной правды. Ибо правда не для всех. Правда — для тех, кто способен её вынести. Способен ли ты? Не криви рот. Не способен. Был бы способен — потребовал бы правды у Весемира. У старших. А ты ко мне пришёл.

— Потому что ты никогда мне не лгала.

— Так уж уверен? А может, я умею лгать столь искусно, что лжи моей не распознает никто? Ни дитя, ни не по годам взрослый восемнадцатилетка? Не всё ты мне говоришь, мальчик.

На этот раз он рассказал всё. Не обошлось без запинок.

— Так вот где собака зарыта, — молвила Ассумпта из Ривии. — Престон Хольт.

Долго стояла тишина. Сороки за окном примолкли.

— Где-то весной сто девяносто второго года, — жрица приложила ладонь ко лбу, — появился этот пасквиль, «Монструм, или Описание ведьмака». Безымянный, как водится, но печатный, а типографий тогда по пальцам счесть можно было, так что и подозреваемых немного сыскалось. Многое указывало на чародеев с их типографией при школе в Бан Арде, да только доказательств не было, и неудивительно — трудно найти равных чародеям в искусстве заметать следы.

— Пасквиль широко разошёлся, во множестве списков, а бродячие глашатаи зачитывали сие сомнительное творение неграмотным на деревенских сходках да собраниях. И весть начала расходиться по маркам и шириться, что пожар по сухостою. Мор, хвори да немощи, падёж скота, выкидыши да мёртвые роды у баб, недород да перерод, нашествия вредителей — во всех бедах да напастях повинны были окаянные ведьмаки, паучьи нити всех злодеяний и заговоров вели в Каэр Морхен. А посему, цитирую, место Каэр Морхен, где ведьмаки гнездятся, должно быть стёрто с лица земли, а след его посыпан солью да селитрой. В сто девяносто четвёртом году, летом, кому-то, наконец, удалось созвать да сорганизовать сброд, в горы двинулось войско — этак сотня вооружённого люда. Воротилась, да и то в панике, меньше трети. Остальные сгнили во рву вашей крепостицы, их кости лежат там по сей день.

— Спросишь, как это несколько ведьмаков одолели сотню фанатиков? — промолвила она. — Скажу тебе. Как ты знаешь, самые искусные да обученные чародеи умеют действовать заодно, могут соединять силы при сотворении заклятий, отчего мощь их возрастает многократно. Ведьмаки этого делать не умеют и не могут. Ваши ведьмачьи Знаки — штука сугубо личная, настроенная лишь на одного носителя. Но тогда в Каэр Морхене, когда толпа перелезла через вал, и подпалила пристройки вокруг замка, четверо последних оставшихся в живых ведьмаков соединили руки и силы. И сотворили Знак вместе. С убийственным эффектом, поразив всех разом. Увы, сами они тоже не уцелели.

— Но результат был, — сказала она. — Хоть и оставшийся без защитников Каэр Морхен был теперь во власти уцелевших нападавших, те не посмели ворваться в Крепость, а в панике разбежались.

— Весть о нападении разнеслась повсюду. Правивший тогда в Каэдвене молодой король Эойн, человек довольно просвещённый, изрядно разгневался, не обрадовались и маркграфы. Последние хоть и не жаловали ведьмаков, но терпеть своеволие разнузданной черни не собирались. Нужен был урок. Двоих палач обезглавил на плахе в Ард Каррайге, четверых прилюдно вздёрнули в их родных деревнях. Жаль только, вся эта шестёрка была из меньше всех повинных. Главных зачинщиков — и подстрекателей — правосудие не настигло. По крайней мере, сразу.

— А теперь время для твоей желанной объективной правды, Геральт, — её голос стал тише. — Высеченных имён на стене Каэр Морхена семь. Героическое сказание говорит о семерых павших. Но тогда в Каэр Морхене было восемь ведьмаков.

— Когда весть о нападении разлетелась, мы пошли в Каэр Морхен — я и несколько послушниц. Мы пришли туда задолго до того, как явились Бриньольф и Весемир с молодыми. Мы нашли трупы. Много трупов. И одного живого. Едва живого.

— Это был Хольт, — тихо произнёс Геральт.

— Тогда он звался иначе. Тогда его кликали Рейндертом. А прозвище у него было Призрак Рейндерт. Теперь слушай внимательно. Рейндерта мы сыскали не в замке, а поодаль от него.

— Сам Рейндерт после божился, что ничего не помнит. Но в горячке бредил. А я... — она запнулась. — Может, я поступила опрометчиво и неразумно, но была тогда... Ну, помоложе нынешнего... Чувства взяли верх. О том, что Рейндерт говорил в бреду, я проболталась Весемиру.

Она надолго умолкла. Геральт не торопил.